Помещик. Том 2. Новик

– Могло, но… да…
– Причём не просто вышли, а ещё и тащили с собой купца для получения с него выкупа в Туле. Совпадение? Не думаю. Очень похоже на то, что они хотели и меня прихватить. Заодно.
Пётр помолчал.
– Не понимаю…
– И я не понимаю…
Так, обсуждая этот вопрос и гипотетические проблемы, Андрей с Петром, чуть оторвавшись вперёд, и дошли до строящейся крепости. А там…
– Твою мать! – рявкнул Андрей, подходя ближе к разъярённо шипящим друг на друга Евдокию и Марфу. – Что здесь происходит?!
– Она снова всё испортила!
– Да не умею я это делать! А ты показала бы! Нормально!
– А что не так она показала? – спросил Андрей.
– Да у себя под носом что-то пошурудила руками и всё. Готово! Дескать, повторяй. Что повторять то?!
– Ты словно младенец неразумный! Я же всё тебе показала! А ты…
– Хватит! – рявкнул Андрей и взялся за виски.
Марфа была совершенно не готова к жизни в этой эпохе. И за год проживания не смогла компенсировать упущенные четырнадцать лет жизни. Годы, которые её учили. Годы, которые она училась, наблюдая за окружающими и впитывая всё как губка.
В общем и в целом этот цирк пора было заканчивать. Потому что ничего хорошего не выходило и выйти не могло. «Хозяюшка» из Марфы получалась ничуть не лучше, чем из него самого балерина. И вряд ли в ближайшие годы это получится как-то изменить.
Бездельничать ей бабы не дадут. Да и не принято это. Так что требовалось срочно приставить её к какой-нибудь работе полезной. Чтобы и делом занималась, и не портила всё бесконечно. Ведь Евдокия в целом права. У них не так много ресурсов, чтобы заниматься бессмысленным расточительством.
Женщины же, заметив раздражённое состояние Андрея, замолчали. Однако боевого запала не утратили. И, уперев руки в боки, ждали его слова, готовые, если что, снова сцепиться языками.
– Марфа, – немного помедлив, произнёс парень. – Ты писать умеешь?
– Да откуда?! – вскинулась Евдокия.
– Умею, – ответила Марфа, с вызовом взглянув на мать.
– Чего?! – ошалела та.
– Возьми прутик и напиши «Я умею писать», – произнёс Андрей.
Марфа подчинилась и, к дикому удивлению своей мамы, смогла выполнить распоряжение мужа, аккуратно выведя уставом эту фразу.
– А теперь напиши «Я люблю свою маму». Только скорописью.
Марфа раздражённо фыркнула, но, затерев ножкой первую фразу, вновь подчинилась мужу. Причём написала всё так же аккуратно, спокойно и уверенно, как и в первом случае.
– Сколько будет семь плюс два десятка и три?
– Тридцать, – почти мгновенно ответила девушка.
– А если разделить десяток на четверых?
– По два с половиной.
– Хорошо, – произнёс Андрей в гробовой тишине.
Никто не мог поверить в то, что творилось перед их глазами. Евдокия уже постаралась. И все обитатели считали Марфу просто ленивой жопой строптивого разлива. И ждали, когда её муж психанёт и начнёт ей мозги вправлять самым что ни на есть суровым образом. А тут такое… Ведь если она могла писать, то и читать разумела. Да и устный счёт у неё имелся вполне приличный. Откуда?!
Пользуясь моментом всеобщего потрясения, парень сказал, что раз руками эта мадам работать не может, то станет трудиться головой. И поставил её выполнять работу приказчика, то есть помощника Андрея по управлению поместья.
А с чего начинается любое управление? Правильно. С учёта. Потому что невозможно хоть сколь-либо адекватно управлять тем, чего тебе неведомо. Андрей поручил Марфе, как немного утрясётся с крепостью, садиться с эти дела. Заготовить бересты [11] и провести инвентаризацию имущества. А потом начинать вести ежедневный учёт прихода и ухода. Плюс фиксацию событий. Кратко и ёмко. Чтобы при случае можно было оценить потенциальные расходы и риски. Ведь, судя по всему, поместью Андрея в ближайшие годы придётся жить без сельскохозяйственной компоненты, то есть бо́льшую часть провианта закупать. Да и вообще…
Не самая полезная с точки зрения окружающих работёнка. Но всё одно – уважаемая. Ведь читать-писать умеет и считать. Учёная! Даже Евдокия как-то притихла. Разве что подошла и тихо спросила:
 
– И где же ты научилась? Почему раньше молчала?
Но Марфа ей ничего не ответила. Лишь глазами сверкнула раздражённо. Не было у неё никакой легенды. Не придумала ещё. У Андрея тоже. Старая же история про колдовство, через которое она лишилась старых знаний, была изрядным натягиванием совы на глобус. Хотя бы потому, что зловредное колдовство обычно ничего позитивного не несёт. А значит, что? Правильно. Это что-то иное…
– Довольна? – тихо спросил Андрей, когда они с Марфой уединились.
– Это безумие… – покачала она головой.
– Это выход. Мне всё равно нужен приказчик. Вот и будешь приносить пользу. Тут, как ты уже заметила, даже дети работают. Не говоря уже об изнеженных девицах XXI века.
– Изнеженных?! – начала было заводиться на «старые дрожжи» супруга.
– Успокойся! – рыкнул на неё Андрей. – В представлении местных ты словно царица или княжна какая. Делать ничего не умеешь, а гонору – ведёрко. Не по Сеньке шапка. Рано или поздно обломают. Так что это решение не худший вариант.
– А как я маме объясню, что читать-писать умею?
– У вас приказчик был?
– Ты шутишь? Нет, конечно. Откуда?
– Скажи, что подглядывала и училась. Где придётся. Что с детства тяга была. Но ей сказать боялась.
– Ну… сомнительно звучит.
– Хм. Мы с тобой ранее тут были знакомы?
– Разумеется. Твой отец считался должником моего. И частенько у него останавливался, когда в город приезжал. Ты всегда с ним был.
– Тогда вали на меня. Тебя учил я. Тайно. Меня батя. Тоже тайно. А батя где учился – бог весть. Кто хочет спросить, пускай догоняет его на том свете. И да, как соберусь в город, напомни мне купить воска.
– Свечек наделать? Так лампа же вроде нормальная.
– Табличек восковых. Бересты не так уж и много, чтобы на ней непрерывно делать текущие записи и марать под черновики. А восковые таблички – дело годное и толковое.
– И всё равно – это безумие…
 
Глава 4
 
1553 год, 21 июня, поместье Андрея на реке Шат
Андрей вбил последний нагель и с нескрываемым удовольствием выдохнул. Ещё один пролёт крепостной стены был завершён. И теперь был перекрыт не только валом со рвом, но и небольшим частоколом по гребню вала.
Достаточно простым, но не самым примитивным частоколом. Андрей верхнюю кромку брёвнышек выравнивал с помощью пилы. А потом поверх укладывал колотую половинку бревна, покатой стороной наверх. И с помощью нагелей крепил её. Зачем? Чтобы частокол был лучше промеж себя соединён. И, что очень важно, супостаты не могли набросить петлю и выдернуть одно или несколько брёвен. Или просто как-то зацепиться, ибо верхняя кромка была гладкой. По прочности же этот частокол высотой в добрые полтора метра получался вполне достаточный. Во всяком случае, Андрей мог ходил по верхнему бревну и свешивался с него без всяких последствий.
Парень потянулся и с довольным видом осмотрелся.
Тишь да гладь да Божья благодать.
Только лес вокруг да уже начавшее приходить в дикость поле отцовское. Точнее, три поля, каждое по сто четей. В те годы практиковали трёхполье. И по какой-то неведомой причине считали не полный объём земли в пользовании, а только треть. Так что всё поместье по факту имело триста четей, или сто пятьдесят гектаров земли, «нарезанных» единым куском прямоугольной формы в этом лесном массиве.
Красивое поле, поросшее густой травой.
– Надо бы на будущий год что-то со всем этим делать, – задумчиво произнёс Андрей, рассматривая простор.
– Тут пятёрка крестьян нужна. Никак не меньше, – ответил Пётр Рябой, что помогал Игнату на ближайшем «скворечнике».
Его, как и частокол, делали из дерева, скрепляя все части нагелями. А вместо досок применяли колотые половинки не очень больших брёвен – плахи и просто толстые жерди. Получалось ни разу не изящно и не красиво, но в плане сочетания «цена – скорость» очень прилично. Потом, конечно, можно будет сделать нормально. Так, чтобы самому не краснеть при виде всего этого «колхоза». Но пока и так сойдёт. Хотя бы потому, что за неказистым внешним видом скрывались вполне подходящие прикладные качества.