Настоящий (ЛП)

— Мел! — Подпрыгивая, я заключаю ее в объятия, и она обнимает меня своими тонкими руками, обволакивая меня ароматом Баленсиага.
— Выглядишь, как будто только после чертова пилинга, ты вся светишься, сучка, — говорит она, отстраняясь, чтобы осмотреть меня. — И ты надела платьице, а не спортивный костюм, так, так, так. — Она кажется сильно впечатленной. Затем, ее инстинкты самки переключаются на Пита, и ее голос приобретает сделай-из-меня-любовницу тон. — Что ж, привет.
— Снова здравствуйте, Мисс Мелани, — говорит Пит.
— О, Пит, называй ее Мелани, Мелани, называй его Педро. Идем, поговорим в машине, — говорю я им.
— У меня есть для тебя подарочек, — говорит Мелани, как только мы сели на заднее сиденье арендованной Эскалады. И она вытаскивает огромную пачку презервативов — размера XL и ребристые "для ее удовольствия" — из своей большой дорожной сумки. — На случай, если ты решишь не торопиться с детками, которых хочет Реми, — насмехается она, размахивая упаковкой в воздухе.
— Мне этого не нужно, подруга, можешь положить обратно в сумку. У меня есть гормональная капсула [2] в предплечье, помнишь?
— О! Значит, ты можешь чувствовать все в процессе…
— Все, — радостно говорю я, и мое тело сжимается при воспоминании каждого. Отдельного. Дюйма. Ремингтона Тэйта внутри меня.
— Брук, у тебя реально сексуально-озабоченный вид. Расскажи мне все о себе и об этом секс-боге! — требует Мелани.
У меня округлились глаза, а затем я захожусь смехом, откидывая голову назад, и хватаясь за живот. — Не может быть, чтобы ты назвала меня озабоченной!
Мелани еще больше усмехается и меняет тон.
— Озабоченная. Озабоченннная. Озабоченнаяяя. Ты даже не можешь произнести его имя, не выглядя при этом возбужденной. Черт, да твою озабоченность можно почувствовать даже в твоих смсках. Особенно тех, отправленных по пьяной лавочке, скрытый алкоголик.
С опозданием я понимаю, что мы так увлеклись нашей беседой на заднем сидении, в то время, как Пит за рулем, и вдруг я чувствую, как мои щеки вспыхнули красным. Хватая Мелани за руку, я бросаю взгляд в сторону Пита, и до нее доходит, что мы не можем продолжать говорить "возбужденная", когда он рядом, ради Бога. Не то, что я ему не доверяю, но он парень. А это личное, черт побери.
— Аххх, — говорит Мел, и кивает, затем она визжит и снова меня обнимает, и я просто позволю ей дать мне немного любви, и дам ей взамен, потому что я соскучилась за своей маленькой энергичной Мел.
Таким образом, она доходит до того, что разговаривает с Питом о погоде в Чикаго, которая является ветреной, но солнечной и ужасно холодной вечером. Затем я забираю ее на обед.
После невероятно огромных порций салата и панини [3], я привожу ее в президентский номер с двумя спальнями, которые Ремингтон забронировал для себя и меня. Никто не живет во второй комнате, и так как у Мелани отдельная комната, я решаю пригласить ее в эту пустую спальню, чтобы мы могли побездельничать и поболтать без посторонних ушей.
Босиком, каждый на двухспальной кровати, часы напролет мы сплетничаем.
Она рассказывает мне, что Кайл с кем-то встречается, а Пандора снова начала курить после того, как на ее электронной сигарете села батарея, а новую не успели доставить FedEx из-за плохой погоды. Очевидно, это был не ее день. И затем Мелани хочет узнать все обо мне, так что я рассказываю ей о нем. О песнях, которыми мы делились, о том, как я бутылками била отморозков Скорпиона. Также я рассказываю ей о Норе.
— Она всегда была слишком наивной для своего же блага, но что ты думаешь, она делала, присылая те поддельные открытки? — спрашивает Мел в полном замешательстве.
— Я не знаю, я даже не могу принять тот факт, что она сбежала от меня, когда я пыталась повидаться с ней.
Мы немного думаем об этом, обе нахмуренные и сосредоточенные, затем она вздыхает. — Честно говоря, Нора всегда была слегка милой дурочкой. Может, ей просто нужна смена обстановки?
— Может быть.
— Теперь перестань раздумывать и расскажи мне о твоем новом достойным-пускания-слюны романе.
Перекатываясь на живот, я болтаю ногами, и у меня вырывается мечтательный вздох. Реми на тренировке, мне кажется, он планировал сегодня бегать, и мне жаль, что я не бегаю с ним. Я скучаю за его растяжкой, за наблюдением за ним. Но становится так хорошо от разговора, меня прямо распирает от всего, что я хочу сказать.
— Это так ненормально, Мел. — я благоговейно шепчу, хотя кроме нас здесь больше никого нет. Но признаваться в этом для меня так важно, что я не могу говорить громче. — Я просто никогда такого не чувствовала. Всегда, когда он прикасается ко мне, Мел, на меня обрушивается тысяча приятных ощущений. Это лучше эндорфинов. Думаю, это окситоцин, говорят он очень сильный, слышала? Гормон объятий? Но я никогда раньше такого не чувствовала.
— Ты любишь его, глупая!
Я вздрагиваю, и решительно киваю. — Я просто не хочу говорить это вслух, — признаю я, мое сердце обнадеживающе колотится в груди от мысли, что это может быть взаимно.
— Потому что?
— Потому что он может не чувствовать того же! — Одна мысль об этом разбивает мне сердце.
Как Ремингтон справляется с эмоциями? Может ли человек с разными личностями любить и не любить кого-то?
Об этом больно думать.
В гостиной закрывается входная дверь, слышно шаги по ковру, и в дверях появляется он. От его вида у меня учащается сердцебиение. На нем черная влажная футболка с надписью «Chicago Bulls» красными буквами. Низко на узких бедрах у него тренировочные штаны, на этот раз — красные. Он выглядит настолько горячим, настолько восхитительным, таким мужественным и таким расслабленным в своей одежде, что кажется, у меня набухает грудь.
— Привет, Мелани, — говорит он, когда замечает ее.
— Обожемой. — Ее глаза округляются, как две пиццы, когда она выпрямляется на кровати, явно в восторге от этих восхитительных ямочек, привлекательных взъерошенных черных волос и покорительных голубых глаз. Она подносит руку ко рту. — Чертвозьмиомойбог, Ремингтон. Я большая поклонница.
Он ничего ей не отвечает потому, что поворачивает голову в мою сторону, и сейчас он смотрит прямо на меня, и я ничего не могу поделать с тем, как его вид действует на меня. Все мое тело реагирует, и я моментально чувствую внутри напряженность, влагу и слабость.
— Привет. — Мне он говорит совершенно иным тоном, и когда я отвечаю, мой голос тоже другой. Хриплый.
— Привет.
Мой разум выходит из строя.
Вот, что он делает со мной.
Он выбивает меня из колеи в любом случаи. Во всех случаях.
Его электрические голубые глаза, мускулистые руки, ямочки…. И то, как он смотрит на меня прямо сейчас, изучая меня с ног до головы, как будто не может решить, какую часть моего тела лизать и кусать первой, когда он снимет с меня мое белое льняное платье…
— Ты уже поужинала? — спрашивает он своим загрубелым голосом.
Я киваю.
Он кивает в ответ. Затем спрашивает меня, его голос все еще звучит чувственно и глубоко, и только для меня. — Пойдешь спать позже?
Я киваю.
И он кивает в ответ, его глаза возбужденно блестят, затем он лениво машет рукой Мел.
— Пока, Мелани.
— Пока, Ремингтон.
Он закрывает за собой дверь, а я все еще не могу дышать.
— Брук, этот парень влюблен в тебя. Даже я чувствовала бабочек за тебя, и они были такими большими, они были как летучие мыши в моем животе.
Летучие мыши, которых она упоминает, также и в моем животе, подлетают к самой груди, и клянусь, ничто не может их опустить. — Это может быть что угодно, — перечу я, в то время как внутри неистово надеюсь на это. — Это может быть страсть. Увлечение?
— Это любовь, глупенькая. Иначе, зачем бы он еще приводил меня сюда? Чтобы сделать тебя счастливой, дурочка! Ты собираешься ему сказать?