Помещик. Том 7. Крестоносец

– Если мы первыми не нападем, то…
– Он сотрет нас в порошок. Тем более что лет через пять и Андреас либо издохнет где-то в землях магометанских, либо вернется многократно окрепшим. Неизвестно, как оно там у них сложится. Но полки свои на новый лад Царь точно перекроит.
– А как это на новый лад?
– Так терции с небольшими отрядами конницы.
– Ох… – только и выдохнул ландмейстер. – Это что же получается?
– То и получается, что лет через пять у Иоанна под рукой окажется самое малое три усиленные терции. Да еще сколько-то вспомогательной конницы. Мне сложно оценить то, насколько сильны окажутся эти войска, но явно крепче старых поместных. И Царь ожидает, что Литва станет поддерживать нас. Посему готовится не к легкой прогулке, а к большой и сложной войне.
– А если Литва не решится?
– Тем лучше. Царю. Потому что, окромя полков, Иоанн затеял и с нарядом своим большие перестановки. Мастера мне по пьяни много чего рассказали. Ругались. Что-де Государь к ним не прислушивается и гнет свое.
– Не разбегутся?
– Куда? Он им хорошо платит. Да и работа привычная. С их путаных слов я мало что понял. Но одно вынес точно – пушки да пищали Иоанн решил все переделать. По наказам Андреаса. Не могу сказать, насколько они станут хороши. Но, зная князя, вряд ли стоит ожидать какой-то глупости.
– Он закладывает и эти дела на пять лет? – уточнил ландмейстер.
– Именно.
Все задумались.
Ситуация складывалась совершенно уникальная.
Вот прямо сейчас Московская Русь, без всякого сомнения, была слаба. ОЧЕНЬ слаба. Скорее всего, не боеспособна. Однако уже через пять лет обзаведется тремя крепкими терциями и доброй артиллерией. Во всяком случае, есть все шансы ожидать этой трансформации.
Приличная часть помещиков, конечно, за это время переселится в казанские земли или даже ближе к Уральскому камню, а то и в Новый Свет. Однако выхлоп грозил совершенно кошмарными последствиями.
Все руководство Ливонского ландмейстерства прекрасно себе представляло возможности испанских терций. И понимало, что между ними и поместными полками пропасть в плане боевых возможностей. Особенно в свете того, что эти самые помещики – типичная конница татарского типа. Она мало годилась для нормальной войны, но прекрасно позволяла грабить и разорять земли. А терции – наоборот. Из чего можно было сделать вывод о коренном изменении политики московских монархов. В свете взятия Казани, Хаджи-Тархана и Азака это и так было понятно. Теперь же начались более глобальные изменения. И они не сулили ничего хорошего Ливонии.
Отдельным вопросом стояла артиллерия.
Что задумал Иоанн? Какие советы дал Андреас? Бог весть. Точных сведений пока не имелось. В том числе и потому, что мастерам под страхом самых суровых наказаний запрещалось болтать. И они даже по пьяни выражали неудовольствие лишь эмоционально, не углубляясь в технические детали. Что, дескать, им не дают самовыражаться. В чем именно? Не ясно.
Из-за чего ожидать можно было чего угодно. Тем более что из Нидерландов и Испании шел в Нарву поток оружия, доспехов, пороха, свинца и прочих военных припасов. В том числе и хороших коней. В Феллине прекрасно понимали, против кого московиты оборотят все это добро. Но пока ничего поделать не могли. Опасались Андреаса, что сидел в Туле и одним фактом своего присутствия угрожал им. Теперь он ушел. И появилось окно возможностей. Скорее даже не окно, а просторные ворота. Однако радости никто из присутствующих не испытывал. Потому как не понимали, что происходит.
Да, поведение и мотивация Иоанна Васильевича не вызывали вопросов. Он делал то, что должен был, и так, как привык. Его дальнейшие планы также проступали предельно явственно.
А вот Андреас…
Он был главным неизвестным во всем этом уравнении. Казалось бы – не самый значимый персонаж. Но после взятия Константинополя отрядом в две сотни бойцов его репутация была просто невероятной. Не только на Руси, но и по всему западу Евразии. Он стал кем-то вроде сказочного героя. Этакого недоделанного Геракла во плоти.
 
От персидского Тахмаспа до испанского Филиппа – каждый монарх старался быть в курсе того, где этот веселый парень и что делает. От греха подальше. И не только монархи. Он обсуждался аристократией так же повсеместно, как и купцами, из-за чего тот же Константинопольский рейд стремительно обрастал все новыми и новыми выдуманными подробностями. Вроде архангела Михаила, что летел над отрядом Андреаса и разил своим мечом его врагов. Или иных подобного толка нелепых подробностей.
На дворе медленно протекал XVI век. Его населяли обыватели, почти что повально наделенные либо религиозно-мистическим мышлением, либо чем-то более примитивным. Со всеми вытекающими последствиями. Они не понимали, КАК отряд в две сотни бойцов мог взять Константинополь с полумиллионом жителей. А все, что не понимали или не знали, эти люди охотно объясняли в привычном для себя ключе – сказочном. Точно так же, как некоторые обитатели XXI века видят за повышением цен на гречку с туалетной бумагой рептилоидов, за дурными законами – демонов, а за обоссанным подъездом происки чернокожих лесбиянок-трансгендеров из Госдепа или лично Владимира Владимировича, в зависимости от настроения…
Все это прекрасно видел и понимал Андрей, но не совет, собранный ландмейстером. Для него князь представал в настолько же мистическом, сказочном и непонятном образе, как и для всех других. Они были вынуждены учитывать его в своих планах едва ли не как младшее божество или какой-то зловредный дух, способный испортить им жизнь любым невероятным и совершенно неожиданным образом…
 
Глава 8
 
1559 год, 25 мая, Трапезунд
Андрей отпил из бокала хорошего вина и посмотрел на своего собеседника. Андроник Комнин или Ростом Гуриели.
Отличный командир.
Смелый. Умелый. Умный. И даже в какой-то мере удачливый. Иначе ему не удалось бы столько лет сдерживать османское давление и время от времени их громить, купируя все их попытки вторжения.
И вот этот человек явно нервничал, хотя и держался.
– Не понимаю, чего ты дергаешься, – максимально невозмутимо произнес Андрей, начиная этот давно назревший разговор.
– Не понимаешь? – нервно дернул подбородком Ростом. – Ты ведь заранее все знал! Эти люди…
– Каждый пребывает в своих иллюзиях, – пожал плечами Андрей.
– Конечно… – поиграв желваками, согласился Андроник.
– И я, и ты, и эти люди. Мало ли чего они там болтают. У меня есть свои цели, и я не вижу смысла от них отказываться. Как и ты, полагаю.
– Твое появление многое изменило.
– В твоих глазах, но не в моих.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Вот ответь, если бы я хотел подчинить себе Трапезунд, то мог бы?
– Без всяких сомнений.
– Тогда почему не делаю?
– Ну…
– Понимаю, что не знаешь. Но ведь у тебя же есть какие-то мысли на этот счет?
– Я не понимаю, – пожал плечами Андроник. – Неужели ты просто торгуешься с ними, стараясь получить более интересные условия?
– Нет.
– Тогда что?
– У меня крупнее цели.
Андроник замер с недоверчивым выражением лица.
– В свое время один писатель напишет: для Атоса это слишком много, а для графа де ля Фер – слишком мало, хотя речь пойдет об одном и том же человеке. Зачем мне Трапезунд? Что я с ним делать буду?
– А зачем тебе Антиохия?
– Т-с-с-с… – поднеся палец к губам прошептал князь. – Только им не говори.
– Так ты не туда идешь? – опешил Андроник.
– Туда.
– Но…
– Не задавай неудобных вопросов и не услышишь лжи. – расплылся в улыбке Андрей. – Прямо и честно я могу тебе сказать только одно – у меня очень большие цели. И Трапезунд мне нужен как верный и надежный союзник, но не как владения. У меня нет ни желания, ни времени гонять местных врагов и сидеть тут. Но я могу помогать. И меня вполне устраивает то, что на престоле Трапезунда окажешься ты.