Стрелок. Путь в террор
– Степаныч! – окликнул старика мастер.
– Чего тебе, Никодимыч? – устало отозвался машинист.
– Да вот человека надо бы на квартиру устроить. Не подскажешь ли, к кому можно?
Аким Степанович наклонил голову и обстоятельно осмотрел стоящего рядом с мастером молодого парня, в котором тут же признал умельца, сделавшего из хозяйского ружья адскую машину для убийства. Отметив про себя нахальный взгляд и щегольские усики, мастеровой поморщился и коротко отрезал:
– Не подскажу!
– Да он заплатит! – попробовал новый аргумент мастер, которому хозяин велел помочь новичку с обустройством.
– Коли найдет квартиру, так и заплатит, – отрезал старик. – А негде ночевать, так пусть идет в казарму к молодым…
– Нет, уважаемый, – покачал головой Будищев. – Я в казарме, слава богу, пожил, и мне хватило!
– Служил, что ли? – осведомился Филиппов.
– А то! Самую малость до генерала оставалось, да вот незадача – турки ранили!
– Тебе к Еремеевне надоть, – смягчился мастеровой. – Дом у ей пустой, поди, не откажет. Да и в деньгах баба нуждается.
– А ты, стало быть, – нет?
– Гневить Бога не буду, не бедствую.
– Ну, вот и славно! – обрадованно вмешался мастер. – Проводи его, Степаныч, сделай милость! Тебе все одно по пути.
– Ладно, чего уж там! – сварливо проворчал старик и махнул парню рукой, дескать, пошли.
Тот немедля подхватил свой сундучок и господского вида саквояж и тут же двинулся за ним следом, кивнув на прощание Никодимычу. Правда, мастер уже пошагал восвояси, радуясь про себя, что избавился от обузы.
Некоторое время они шли молча, но скоро Филиппова разобрало любопытство, и он спросил попутчика:
– Воевал?
– Нет, батя, – одними глазами усмехнулся Будищев. – Так, в штабе писарем отсиделся.
– Эва как! – уважительно отозвался старик. – Так ты грамотный?
– Это точно, – чертыхнулся про себя Дмитрий, все время забывавший, что писарь в окружавшей его действительности – должность весьма почетная и ответственная.
– Погоди-ка, – вдруг остановился собеседник и удивленно спросил: – А как же тебя турки ранили?
– Случайно.
– Ишь ты, а я думал, ты – герой!
– Нет, батя, мы люди тихие и богобоязненные.
– А под глазом у тебя, видать, от усердных молитв потемнело? – не без ехидства в голосе осведомился машинист.
– Точно, – засмеялся молодой человек.
– Ну, вот и пришли, тута Еремеевна живет.
– Ох ты ж, – замысловато удивился Будищев, разглядывая покосившийся неказистый домишко с забитым всяким тряпьем оконцем и настежь открытой калиткой, выглядевшей чудно, поскольку ни малейшего забора не наблюдалось. – Прямо избушка на курьих ножках!
Тут на зов Степаныча вышла хозяйка, и сходство с жилищем Бабы-яги стало еще более полным.
– Чего вам? – хмуро спросила сгорбленная старуха с крючковатым носом и седой прядью, выбившейся из-под черного платка.
– Да вот, Еремеевна, человек угол снять хочет. Не пустишь ли?
– Куда мне, – тусклым голосом отозвалась женщина. – Сам, поди, знаешь…
– Ничто, ему много не надо!
– Настька-то моя отмучилась, – не слушая его, продолжала Еремеевна. – Привезли из больницы, а хоронить-то не за что, все на лечение пошло…
– Ишь ты, горе-то какое, – смутился Филиппов. – А я и не знал…
– Ты охренел, старый! – возмутился парень. – Я, может, и не графских кровей, но и не на помойке найденный. Ты меня куда привел?
– Промашка вышла! – согласился тот. – Ладно, чего уж там, пойдем ко мне, переночуешь, а там видно будет. Только смотри, чтобы без баловства!
– Что делать теперь, ума не приложу, – таким же безжизненным голосом продолжала причитать старуха.
– На-ка вот, Матрена, – Степаныч вытащил из кармана монетку и немного сконфуженно протянул своей знакомой. – Ничего, мир не без добрых людей, поможем…
Та потухшими глазами поглядела на мастерового, затем как-то машинально протянула руку и приняла подаяние, а незваные гости спешно ретировались. Дальнейшую дорогу проделали молча, благо оставалось не так много, и скоро они подошли к несколько более привлекательному строению. Дом машиниста был хоть и не велик, но куда более ухожен. Наличники на окне и забор вокруг палисадника блестели свежей краской, хотя и не слишком заметной в наступивших сумерках. Пройдя по тщательно выметенной дорожке к крыльцу, они поднялись по скрипучим ступенькам и, открыв дверь, вошли внутрь.
– Батюшка вернулся! – радостно кинулась навстречу отцу Стеша, но, увидев гостя, смущенно остановилась. – Ой…
– Здравствуй, красавица, – поприветствовал девушку Будищев, сообразивший, почему старик не хотел вести его к себе домой.
– Здравствуйте, – отозвалась та, с любопытством разглядывая незнакомца.
– Вот что, Степанида, – тут же вмешался в разговор глава семьи. – Человек переночует у нас нынче. Постелешь ему в сенях на лавке, а теперь накрывай на стол, что-то я проголодался – сил нет!
– Да у меня все готово, – улыбнулась девушка и повернулась к гостю. – Садитесь, не побрезгуйте.
– Спасибо, – отозвался Будищев. – А где можно руки помыть?
– Пойдемте, я вам солью.
– Меня Дмитрием зовут, – представился он, наконец, новой знакомой.
– Стеша. А вы тоже на фабрике Барановского работаете?
– Ага. Только что поступил.
– Вы приезжий?
– Типа того. Из Рыбинска.
– Что-то непохоже.
– Почему это?
– Говор у вас не ярославский.
– Верно. Просто я только что со службы вернулся, отвык.
– Ну, будя! – прервал разговор подозрительно наблюдавший за ними Степаныч. – Давайте есть.
На столе их уже ожидал пышущий жаром чугунок, распространявший вокруг себя умопомрачительный запах щей. Пока Стеша разливала их по мискам, глава семьи взялся за ковригу ржаного хлеба и отрезал от нее всем по хорошему ломтю. Дмитрий, глядя на все эти приготовления, тоже не остался в стороне и, открыв свой сундук, вытащил из него запечатанный сургучом водочный штоф.
– Давайте, что ли, за знакомство?
Возражений от Степаныча не последовало, и девушка поставила перед мужчинами две стопки. Прозрачная, как слеза генеральши Поповой [3], жидкость, булькая, заполнила стаканы и, не задерживаясь, отправилась дальше.
– Хороша! – крякнул Филиппов и поспешно закусил корочкой хлеба.
Будищев, напротив, только немного пригубил из своей стопки и тут же подлил хозяину дома. Тот принял это как должное, и вторая порция последовала за первой. Скоро язык у машиниста развязался, и он, покровительственно поглядывая на Дмитрия, принялся расспрашивать его, где тот выучился специальности и где работал прежде. Молодой человек в ответ лишь отшучивался, не забывая подливать в стаканы, и вскоре они стали почти друзьями. Стеша смотрела на это безобразие без восторга, но возражать не смела. Лишь когда они дохлебали щи, будто спохватившись, спросила:
– Батюшка, ты слышал – у Еремеевны дочь померла?
– Ага, – пьяно отозвался тот. – Мы с Митькой заходили к ей.
– Жалко, молодая еще.
– Чахотка! – пожал плечами Степаныч и громко икнул.
Будищев после этих слов чуть не поперхнулся и посмотрел на собутыльника, будто примериваясь половчее двинуть кулаком. Но все обошлось, тем более что дело шло к ночи и пора было ложиться спать. Парень помог добраться до постели захмелевшему хозяину, а затем направился к лавке, приготовленной для него Стешей. Девушка уже убирала со стола, оставив лишь бутылку и одну из стопок, а также нехитрую закусь.
– Вы еще будете? – спросила она у Дмитрия.
– Если только с тобой.
– Что вы, я не пью!
– И это – правильно! – ухмыльнулся тот. – Я тоже не пью. Из мелкой посуды.
– И батюшка мой не пьет. Обычно.
– Когда не наливают? – осведомился Будищев. – Ладно, пожалуй, на сегодня хватит. Ты извини, что я твоего папашу накачал. Просто день был трудный, а тут еще эта, как ее, Еремеевна с Настей…
– Да ничего, – простодушно отвечала Стеша. – Известное дело – мужикам выпить надо. Вы же не каждый день?