Бомж (СИ)
Победила молодость — я успел прорваться между нападавшими, сбив одного из них с ног, отделавшись только оторванным рукавом ветхой рубашки, что осталась в руке упавшего, на загаженный асфальт, матерящегося мужика.
Бросив своего, тяжело ворочающегося товарища, четверо оставшихся на ногах, попытались меня догнать, но не преуспели — я легко оторвался на двадцать шагов, после чего перешел на быстрый шаг, косясь одним глазом назад.
— Эй ты! — между мной и преследователями глухо упала и покатилась по бетонной поверхности проезда, половинка кирпича: — Еще раз увидим на нашей помойке — убьем. Понял?
Я показал этим гнилым подобиям людей средний палец, после чего поспешил уйти с этого «вкусного места», опасаясь, что хозяев помойки может быть не пятеро, а больше и они могут меня в этом дворе загнать в угол.
Замену порванной рубахе я нашел в тот же день, сняв с натянутой веревки, в зеленом, густо засаженном кустами, дворе пятиэтажки, свежевыстиранную, стильную черную футболку, в месте, которую тут же и одел. Порванную рубаху я, руководствуясь приобретенной привычке, не выбросил, а одел поверх, для тепла — ночью было зябко.
Бутылки и банки я насобирал на берегу реки, по раннему времени, опередив местных алкашей, а добычу сдал тут-же, у ближайшего магазина, место расположение которого я, почему-то знал.
Утро, если не считать, что меня чуть не убили хозяева помойки, выдалось удачным, и я смог позволить себе пару горячих жирных беляшей, что купил у тетки с металлическим термосом на переходном мосту.
Я ел горячее, вкусное печево, и думал, что так жить нельзя — не знаю, кем я был до того, как появился на свет, но явно не бродягой. Слишком чистым и здоровым я был по сравнению с моими нынешними коллегами. Но, если я в ближайшее время не найду себя, то незаметно, но очень быстро, превращусь в такого-же, как они, а потом сдохну. Мысль найти себе достойное место меня вдохновило, но приподнятое настроение, вместе в исчезновением последнего куска беляша, превратилось в уныние — слишком много сил уходило у меня на выживание, на поиски бутылок и банок, и любая остановка или пауза в поисках этого дерьма могло оставить меня без еды, а чувство голода, появившееся одновременно с моим рождением на берегу речки, стало постоянным моим спутником.
Так и не придя ни к какому плану, вторую половину дня я пробегал практически вхолостую, закусив на ночь жареной трубочкой с повидлом и водой, с привкусом железа, из привокзального туалета, я лег спать на бетонном ограждении привокзального садика. Место это было практически «цивильным», многолюдным, а мимо, периодически, проходил милицейский патруль с вокзала, мгновенно гася всяческие скандалы и разборки.
— Ты обстановку в городе знаешь? — услышал я практически над самым ухом и мгновенно вынырнул из тревожного сна.
Но, к моему облегчению, вопрос меня впрямую не касался. Рядом со мной на широком ограждении сидел молодой парнишка лохопедского вида, с пластиковым «дипломатом» под боком. Судя по полустертым переводным картинкам, налепленным на черную поверхность портфеля, «дипломат» принадлежал еще папе паренька. Над парнем, поставив нечищеный ботинок почти в промежность лоховатого приезжего, возвышался худощавый мужичок самого алкашистого вида, которого обнимал за плечи, практически, его брат близнец, во всяком случае сизый нос, и застарелый перегарный выхлоп у второго алкаша присутствовал. Между тем, разговор «по-понятиям» продолжался.
Покаявшись, что он приезжий, и обстановку в городе совсем не знает, парень, и я вместе с ним, узнал, что местные смотрящие, доверенными лицами которых были два, нависшие над парнем, клоуна, постановили. Что каждый мужик, ступивший на землю воровского края, обязан вносить посильную лепту в дело воровского хода, на грев томящихся за колючкой пацанов, и другие, высокие цели. А тот, кто эти идеалы не разделяет, тот мусорок мастевый и разговор с ним может быть только один…
После этих слов оратор многозначительно похлопал себя по карману потертого пиджака и задал вопрос в лоб — стремится ли их новый знакомый поддержать правильных пацанов или…
Практически мгновенно, из-за пазухи парня был извлечен пухлый портмоне. Почетный вор добродушно сказал, что они сами посмотрят содержимое «лопатника», вручил замершему пареньку паспорт и аттестат, лежащие в бумажнике, и лишь после этого извлекли на свет пачку разноцветных купюр.
— А парень молоток, по-братски отстегнул… — грабитель отслюнявил примерно половину от денежной массы, после чего вернул хозяину полегчавший кошелек, довольно хлопнул своего приятеля по плечу. И уже забыв о страданиях своей жертвы, бодрым шагом двинулся в сторону развалин дворца культуры дорожников.
Я полежал еще пару минут, после чего, не справившись со своим желанием, подхватил свой вещевой мешок, сегодня служивший мне подушкой и бросился вслед хранителей воровских понятий.
Догнал грабителей я в самом удобном для разборок месте — напротив развалин. В ста метрах за нами светилась огнями многолюдная даже ночью площадь Основателя, с блеском, заставленных иноземным пойлом, всех цветов и стран происхождения, витринами круглосуточных киосков, «ночными бабочками» низшей ценовой категории и наглыми таксистами, готовых за сумму в размере денежной зарплаты, довести подгулявшего горожанина и гостя Города, в любую его точку или ближайшую подворотню, а тут была мрачная темнота и тишина.
Услышав торопливые шаги за своей спиной, мужчины остановились и спокойно закурили, ожидая меня. Я, увидев, что мои оппоненты уже никуда не спешат и встали в самом удобном для задуманного мной месте, перешел с бега на быстрый шаг, на ходу выломав из стенки, разломанного и подпаленного с одной стороны, лотерейного киоска, удобную, по руке, доску.
Подходя ближе к, замершим в темноте, двум смутным силуэтам, я успел подумать, что, возможно, это место показалось очень удобным не только мне, но и моим оппонентам и нанес боковой удар по руке одного из мужиков, стараясь попасть в локоть. Тут же мне пришлось, выгнувшись в дугу, совершит огромный, до порванных связок прыжок назад — нож в кармане пиджака у моих противников был, во всяком случае, у одного из них точно.
— Ых! — приземлившись на землю, я сделал еще пару торопливых шагов назад, не имея возможности совладать с инерцией, одновременно нанося отмахиваясь бруском, оказавшимся слишком легким, от прямого тычкового удара ножом.
Глава 3
Глава третья.
Трудовые будни.
Безвременье.
Что-то не получаются у меня сегодня отточенные связки, уклонения и переходы, зато, пока первый из грабителей машет перед моим лицом отточенным лезвием, второй приятель пытается зайти сбоку, и если ему это удастся, то меня здесь и уложат. Плохо у меня сегодня получается драться — сапоги тесные и после долгой ходьбы ног практически не чувствую, а значить красивое «малаши» у меня не получится. Я снова гаркнул, бес толку пытаясь напугать противника глубоким выпадом чурбачка, от чего мой противник легко уклонился, отшатнувшись назад, а я… Я бросился в сторону вокзала, перебирая ноги с максимально возможной скоростью и оторвался, оторвался от пожилых жуликов, не успели они за мной.
Я бежал, механически перебирая одеревеневшие ноги в тесных сапогах, затем свернул на железнодорожные пути, и, на одних морально-волевых бросился поперек железнодорожного хода, перепрыгивая через блестящие, в свете прожекторов, рельсы и шаря глазами вправо-влево, в поисках подходящего оружия. Заметив тележку дорожной бригады чуть сменил направление, и. уже задыхаясь, ухватил с телеги какую-то увесистую железяку и бросился дальше. За спиной раздался мат и крики, кто-то, молодой и быстрый бросился мне на перерез, но мне терять было нечего — я с рычанием бросился навстречу молодому парню из ремонтной бригады, замахиваясь своим новым оружием — тяжелым ломом с раздвоенным, наподобие гвоздодера, концом.