Бомж (СИ)
— Писец, я чуть не обгадился… — я нажал на педаль «газа».
— А я чуть не описился! — как конь заржал Снегирь и перевел дух.
— Вася, будь добр, адрес свой еще раз повтори, а то у меня из головы все вылетело.
Локация — Городской район, тридцать километров от черты города, дача Громовых.
Ночью я почти не спал, половину ночи глядел в поток, думая тяжкую думу и лихорадочно прикидывая варианты своих дальнейших действий.
Прятаться от моих коллег какое-то время я могу, по крайней мере, до октября-ноября. Вокруг города куча брошенных дачных поселков и до морозов, а, при наличии печи, и после наступления морозов, существовать можно. Но существовать можно одному, перейдя на нелегальное положение. Следовательно, с Наташей наши дорожки расходятся, а моя дочь вновь переходит на полное обеспечение к моим родителям. На жизнь мне будет хватать — про мою работу на Заводе мои враги не знают. Правда каждый рабочий день будет схож с переходом профессора Плейшнера через границу — Город плотно обложен по периметру стационарными постами ГАИ, которые расставлял весьма сведуще люди — обходные пути существуют только в книжках про мужественных бандитов, которыми сейчас завалены книжные магазины и развалы. Следовательно, комфортные поездки на машине для меня отпадает — проверки идут плотно, инспектора тормозят максимально возможное количество автомобилей, поэтому рано или поздно, меня задержат, так как прокуратура долго церемонится не будет, через пару дней «выставит» меня в федеральный розыск. А «сын в федеральном розыске за убийство» конкретно для моих родителей и дочери будет означать требовательный звонок в дверь практически в любое время суток, осмотры квартиры, сходные с обыском и прочие радости. Так, как эта функция, уверен на сто процентов, будет возложена на моих заклятых «друзей» из группы «тяжких», то проверки адресов моих родственников будут особенно частыми. Конечно, я могу снять за десяток тысяч комнатку на окраине города, передвигаться на общественном транспорте, кроме метро, не пить, вести себя паинькой, изредка звонить родителям из случайных телефонов-автоматов, тогда ловить меня можно будет десяток лет, но рано или поздно меня вычислят и поймают. Меня передернуло так сильно, что проснулась сопящая мне в плечо Наташа и стала меня испуганно ощупывать.
— Спи, солнышко… — я поцеловал прохладное девичье плечо: — Через несколько дней мы вернемся домой, а там кровать нас, не в пример этому дивану, удобнее.
Глава 22
Глава двадцать вторая.
Нарушение моральных принципов.
Август 1993 года.
Локация — территория Областной больницы.
Покойников выдает областная судмедэкспертиза с двух мрачных грузовых пандусов, и хорошо, если погода прохладная. Дальнейшее от тебя зависит — смотря сколько ты «зарядишь» денег мрачным санитарам на «выдаче». Если дашь щедро — тело близкого тебе человека приведут в порядок, а если придешь с мыслью, что ты тут никому ничего не должен — смотри востро, как бы тебе не подсунули чужую бабульку из штабеля невостребованных тел.
Человек, ставший жертвой моего неосторожного обращения с шомполом, звался Слепцовым Михаилом, и выдача должна была произойти в пятнадцать часов пополудни. Эти сведенья я узнал у небритого мужика в, условно белом, халате, открывшего мне дверь морга в половине седьмого утра. Отбившись от претензий прозектора, что грим покойника был сложный, поэтому надобно доплатить, я отбрехался, что не уполномочен, но передам все родне в точности, а уж они пусть принимают решение.
— Я буду ждать… — мрачно и двусмысленно буркнул мне на прощание прислужник Харона, выпуская меня из, пропитанного сладковатым запахом, коридора судебно-медицинской экспертизы.
— Не стоит… — ответил я, но очень тихо и с наслаждением задышал свежим воздухом летнего утра.
За траурной процессией я наблюдал с третьего этажа элитной малоэтажки, строящейся напротив ворот морга — место весьма сомнительное с точки зрения внутренней энергетики человека, но, вероятно, инвесторы рассчитывали, что небольшая часовня, взметнувшая свой крест к небу как раз на границе между жилым кварталом для зажиточных горожан и областным складом покойников, защитит их от негативного воздействия темных эманаций.
Принимающую Слепцова сторону я узнал по черной повязке на лице покойного и небольшого скандала с знакомым мне санитаром, что не ушел домой по окончанию суточного дежурства, а ждал своей доплаты.
Судя по громким крикам, доносившимся со двора морга, санитар оказался упорный и свои денежные знаки получил, ну а я стал торопливо спускаться к припаркованной за забором машине, чтобы вместе с близкими покойного проводить его в последний путь.
На кладбище я изображал местного сотрудника — переодевшись в рабочий комбинезон, натянув на лицо бейсболку и повязав нижнюю часть лица платком, я безбоязненно приводил в порядок соседнюю, со свежей ямой, могилу, дергая свежие сорняки и собирая мусор в целлофановый пакет. К моему удивлению на церемонии прощания отсутствовали представители уголовного розыска Дорожного РОВД, никаких машин с видеокамерами и фотоаппаратами поблизости не наблюдалось, никто, кроме меня, не слушал разговоры родных и близких безвременно покинувшего этот мир Слепцова, следовательно, у следствия никаких вопросов по обстоятельствам смерти и связям покойника не осталось — картина была яснее ясного. Кроме немногочисленной родни, у гроба товарища горевало несколько ребят, специфической внешности, часть из которых показалась мне знакома. Водку кушать и печалится народ начал еще во дворе морга, поэтому, на кладбище уже все «разогрелись» — пьяные слезы и клятвы мне отомстить лились всесокрушающим потоком. Какая-то женщина начала громко опрашивать народ, кто поедет в кафе «Сказка» помянуть покойного, а я двинулся к своей машине — ждать, пока зароют моего «крестника» мне было ни к чему.
Я даже не сомневался, но в кафе «Сказка» друзья покойного прибыли в полном составе, никто не отказался от возможности помянуть товарища. Ждать на аллее, недалеко от кафе пришлось недолго — примерно через час из помещения кафу вывалилась куча желающих подымить, минут через пять от которой отделилась парочка парней, которые, поддерживая друг друга, покачиваясь, двинулись за угол.
Возможно, в кафе были проблемы с санитарными комнатами, или у ребят была дурная привычка — «орошать» общественные места, но, когда я вышел из-за куста, эта парочка, уперевшись друг в друга локтями, дружно журчала у черного входа в кафе «Сказка».
Парни были настолько поглощены процессом оправления естественных надобностей, что не заметили, как я подошел к ним сзади и ударил их короткостриженые головы друг о друга. Раздался костяной стук, и ребята опали. За руки брать мне их было брезгливо, поэтому до машины я тащил парней за ноги.
Все-таки скотч — великое изобретение — спеленав, не пришедших в себя, жуликов липкой лентой, я запихнул их в просторный багажник и поехал в сторону станции водоочистки.
Это место я знал прекрасно, как никак, детство мое прошло в этих суровых дворах. Я стоял в сумерках у здоровенного ствола тополя, глядя на окна комнаты, в которой прожил десять лет. Странно, я не помнил, что было со мной несколько месяцев назад, но свое детство я помнил очень четко. Когда-то на здоровенном пустыре, раскинувшимся между моей «хрущёвкой» и «водоочисткой» было чистое поле — зона отчуждения линии высоковольтной электропередачи, где окрестные собачники утром и вечером выгуливали своих питомцев. С момента перестройки часть пустыря заняли предприимчивые горожане, вырыв десятки погребов для хранения овощей и прочих даров сибирской природы. Откровенно говоря, место для хранения продовольственных запасов было выбрано неудачно — в темное время место было безлюдным и откровенно глухим. Активные собачники эту часть пустырь покинули, чтобы их питомцы не ломали ноги о металлические крышки погребов и торчащие вверх запоры с амбарными замками, после чего туда стали совершать набеги местная шпана и воспитанники соседнего детского дома. Время было голодное, детей кормили весьма бюджетно, а навесные замки и металлические крышки погребов, скрывающие сотни литров разнообразного варенья или, зачастую, домашнюю тушенку, не служили надежной преградой для дерзких подростков.