Бомж (СИ)
— Никуда не скидывал. — я нащупал в кармане спортивных штанов свой «складень»: — Вот у меня ножик, начальники, другого не держу.
Нож у меня перехватили, завернули в какую-то бумажку, видимо, действительно, кого-то лезвием пощекотали.
Меня посадили на, мокрый от прошедшего дождя, бортик песочницы, два милиционера встали за спиной, не сводя глаз.
Мне было пора уже начинать волноваться, но я почему-то тревоги не чувствовал. Наверное, с тридцать седьмого года осталась уверенность, что органы во всем обязательно разберутся.
Основная суета шла в соседнем дворе — туда заехала несколько милицейских машин, потом ко мне подвели милиционера с небольшой, чепрачного окраса, немецкой овчаркой.
Проводник делал какие-то пассы руками, плавно вкидывая их в мою сторону, собака же, удобно усевшись на попу, с недоумением смотрела на своего начальника. Очевидно, в конце –концов уяснив суть посыла, сучка осторожно потянулась ко мне своим длинной, черной мордой, несколько раз втянула воздух, после чего недовольно чихнула и потянула вожатого прочь от песочницы. То есть у служебной собаки ко мне претензий нет — уже стало чуточку легче, осталось отбиться от фантазий двуногих друзей человека.
— Вставай, давай. — за мое образцовое поведение меня больше не тыкали больно по ребрам дубинкой, так, легонько обозначали требуемое направление движения.
Естественно, запихнули в металлический собачник в корме «лунохода» — мягкие диваны салона для граждан с постоянной пропиской. Машина пару раз обиженно чихнула, но завелась, и, немилосердно ударяя меня о свое металлическое нутро, покатила в ночную темноту. Ехали недолго, высадили на крыльцо РОВД, завели в дежурку, где на длинной лавке для задержанных, сидело несколько моих вонючих коллег. Те, при моем появлении, как-то сжались в кучу, освободив для меня чуть ли не треть, полированной тысячей задниц, деревянной поверхности. Мне кажется, они меня за что-то боялись, да и физиономии знакомые, наверное, это мои малознакомые конкуренты в битве за помойку.
— Что руки в перчатках? — повернулся ко мне помощник дежурного.
— Экзема у меня, начальник, мазью махать надо каждый день и повязки накладывать, а где деньги взять? У вас, кстати, в аптечке нет…
— Ничего у нас нет. Фамилия, имя, отчество, где и когда родился? И давай, сразу правду говори. Если соврешь — тебе же будет больно.
— Кузнецов Павел Алексеевич, одна тысяча шестьдесят пятого года рождения, двадцать первое января, город Киев, Украинская ССР.
— О! Так ты иностранец получаешься?
— А я не знаю, кто я сейчас такой есть, россиянин или ширый хохол. Я лет пять уже бомжую. Но если есть возможность, вы меня на нэньку Украину отправьте, буду очень признателен.
— Не боись, мы тебя обязательно отправим. — помощник дежурного записал меня в большую амбарную тетрадь, после чего потерял ко мне интерес: — Сиди тихо, скоро за тобой придут.
Попытка, не прощаясь, смыться из дежурки успехом не увенчалась — помощник дежурного, хотя все время перемещался по смежным помещениям, с меня один глаз не спускал, и когда я попытался выйти, за дверь, воспользовавшись, что два бравых «овошника» приволокли в отдел четырех пьяных теток, тут же последовал резкий окрик и мне перегородили дорогу к свободе.
— Да я просто в туалет хотел, начальник. — я, с самым невинным видом вновь плюхнулся на жесткую скамью.
Пришли за мной примерно через час. Невысокий, крепкий парень в рубашке с коротким рукавом и, модных в этом сезоне, слаксах, подошел к помощнику:
— Кого там пэпсы задержали?
— Вон сидит, в панаме.
Да, это я сидел в панаме, низко натянутой на глаза — почему-то не хотелось оставлять память о своем лице в этом уважаемом учреждении.
— Ты! В шляпе пидор…ой! Пошли со мной.
Я приподнял голову и недоуменно обвел взглядом дежурку, потом тронул за рукав милиционера в серой пилотке:
— Уважаемый, вас вон тот товарищ зовет.
Сначала меня пинали за то, что я дотронулся до сотрудника «своей поганой рукой», потом за «все хорошее». Слава Богу, комната была узкой, а желающих ответить «за пидора» нашлось много, поэтому они больше толкались надо мной, да и хороших футболистов, в сопящей и матерящейся толпе, сгрудившихся надо мной, не было.
Потом сотрудники долго отдыхали, после чего парень в короткой рубашке на пару с помощником дежурного, ухватили меня за ноги, и потащили по длинному, темному и, почему-то знакомому, коридору.
Дотащив меня до темной, уходящей вниз, широкой лестницы, мои помощники по ходьбе остановились, пытаясь отдышатся.
— Ну что, дальше потащили?
— Ну нах… разобьет голову, бомжы задолбаются кровищу отмывать. Он тебе что, совсем не нужен?
— Ну как не нужен — надо, чтобы явку с повинной написал и следователю показания признательные дал.
— Тогда поднимай его.
— Да не буду я эту вшивоту поднимать. Сейчас сам поднимется. — узкий носок итальянской туфли сорок третьего размера с силой воткнулся мне в бедро, меня от острой боли подкинуло, так, что я чуть не покатился вниз по бетонным ступеням.
— Стой, а то правда грохнется, шею сломает. У тебя перчатки есть?
Пока сотрудники перепирались, где взять перчатки, чтобы меня поднять и дотащить оставшиеся десять метров, я практически не притворяясь, стал по стеночке, осторожно, подниматься вверх.
— Я же тебе говорил, что он притворяется! — заорал молодой человек в «цивильном»: — Никому верить нельзя.
Пока они обсуждали лживый характер жуликов, я потихоньку дополз до нижней ступеньки лестницы и оказался в подвале, где повернул налево.
— Эй, ты куда. — парень в рубашке легко сбежал вниз по ступеням и повернул направо, сделал пару шагов в темноту, где щёлкнул выключателем и над потолком загорелись пара тусклых, ватт по сорок, лампочек.
— Заходи. — молодой человек распахнул дверь одного из кабинетов: — заходи, сюда, к стенке встань
Я встал в указанное место, после чего, аккуратно сполз на пол, скользнув по стенке.
— Я тебе что сказал — встать! Встать быстро! — парень ринулся ко мне. Пару раз пнул, вернее попытался, но, сидя на корточках в углу кабинета, я не был настолько уязвимым, старался отмахиваться руками или ставить блоки, во всяком случае, более-менее болезненными, была лишь парочка пинков, остальные я пережил.
Наконец милиционер умудрился, забыв о своей брезгливости, ухватил меня за воротник рубахи и резко, с треском рвущихся швов, бросил меня на грязный линолеум, после чего поставил надо мной стул и уселся на него, типа придавив меня.
— Ты вообще, пидор гнойный, хоть понимаешь, куда попал? Еще один фокус с твоей стороны, я тебя просто запинаю и выброшу на улицу подыхать. Ты меня услышал
— Иес оф кос.
— Ты че, еще и грамотный? Я грамотных люблю. — мужчина, сидящий надо мной широко улыбнулся: — Вы колитесь гораздо быстрее, до самой жопы, потому что умные и понимаете, что выхода нет. Ну что, умник, говорить будешь? Кто Пухлю убил? Имей в виду, на тебя показания дали несколько очевидцев.
— Кого? — я искренне поразился
— Пухлю. Бомжик был такой авторитетный. — опер захихикал: — На «бану» мазу держал. Те, которых ты в дежурке видел, все на тебя показания дали.
— Это когда было? Когда вы милиционера в той дурацкой шапке пидором назвали?
— Ах ты…- с меня скинули стул и пару раз, чувствительно, пнули по ребрам: — Еще шутишь? Сейчас мы с тобой пошутим…
В коридоре раздались уверенные шаги, мой мучитель перестал меня пинать и замер прислушиваясь. Вскоре на пороге показался высокий, черноволосый и черноусый мужчина, чье лицо было мне почему-то знакомым
— Здорово, Серега. Работаешь? Это кто?
— Да пэпсы бомжа притащили, сказали, что на «бану» клянутся и божатся, что этот Пухлю на Красноармейской завалил.
— Понятно. Морду подними свою. — мужчина навис надо мной, ноя, опять присев, отвернулся к стене.
— Отпечатки сняли? Фотографии сделали?
— Наверное, Александр Александрович, я у дежурного спрошу.