Привал с выдернутой чекой
«Ага, – подумал я, – только этого не хватало: ноги поломать, потом на себе тащить, делать мне больше нечего».
А Леонов закончил свои пространные рассуждения и перешел к насущному:
– Все, Вить, мои подтянулись. Пора. Твоя группа первая, моя следом, – и тронув меня за рукав, – сейчас сразу бегом, а подходить начнете – заранее на шаг переходи и не запали людей.
– Знаю, – отрезал я. Тоже мне, учитель года нашелся. Лучше бы со своей группой вперед пошел, если такой умный. Я нажал кнопку тангенты.
– Ко́зел, – окликнул я старшего головного разведывательного дозора, – выдвигаемся легким бегом. Работаем по старой схеме. Пока все не развернутся, огня не открывать. – Подумав, добавил: – По возможности. – А самому подумалось: главное – суметь зайти противнику во фланг и не перестрелять своих. – Двигаем!
И мы побежали. Легким ритмичным бегом. Понятно, что своим надо помочь и начать делать это как можно быстрее, но именно помочь, то есть оказать помощь, а не полечь рядом. Поспешай, но не торопясь. А выстрелы и взрывы впереди слились в непрекращающуюся канонаду. Лесное эхо, не успевая разносить отдельные звуки, гремело сплошным нескончаемым гулом.
Вопреки моим надеждам, в бой пришлось вступать с ходу – американцы дураками не были и выставили на фланг подгруппу обеспечения. Но мои ребята тоже оказались не лыком шиты – в зеленке уже работали, – и вообще, лес – это наша стихия, на Кавказе как-никак воевать готовились.
– Слева, – предупредил Козлов, и его тройка сразу же открыла огонь. Слегка перевести дух перед вступлением в бой не получилось. Разворачивались мы уже под пулями противника.
Согласно отработанной схемы, мне следовало обеспечить общее руководство, но в этом лесу все почти сразу разбилось на отдельные, плохо отслеживаемые фрагменты, и вместо того чтобы руководить, заняв выгодную для этого позицию, я со своими радистами присоединился к общей свалке.
Не знаю, сколько на самом деле было американцев – две роты или больше, но они начали нас прижимать. Видимо расхрабрившись от близости своих, не выдержал летчик:
– I’m here, I’m here («Я здесь, я здесь»), – закричал он, чем заставил меня отвлечься от «основного» занятия – выцеливания крадущегося за кустами негра.
– Муха, заткни его! – рявкнул я в рацию, вызывая старшего тылового разведдозора сержанта Мухина.
– Принял, – отозвался тот, и даже сквозь выстрелы я услышал вопль, еще один, и пленник заткнулся.
– Что с ним делать, если что? – спросил справившийся с поставленной задачей Мухин.
– Что-что… – Я выстрелил, попал и вновь отвлекся на столь незначительное сейчас дело. – Костя, у вас что, патроны кончились?
Его «нет» для не вступавшей в бой тройки звучало глупо.
– Тогда что спрашиваешь? Один патрон для его головы, надеюсь, найдется?
– Найдется, – почти весело отозвался сержант, и я вновь погрузился в круговерть боя.
Стреляю, переползаю, перебегаю и опять стреляю, не забывая при этом визуально контролировать действовавших в связке со мной радистов. Иногда связываюсь со старшими троек ядра, находившими вне видимости, но, судя по выстрелам и докладам, успешно продвигавшимся по левому и правому от меня флангу. Головняк работал рядом. Мы смяли вражеское обеспечение и теперь постепенно приближались к центру боя. Слава богу, у меня пока потерь не было. Увы, судя по раздававшимся в эфире докладам, у остальных групп дела обстояли хуже. Даже Леонов, вступивший в бой позже меня, имел на руках двоих убитых, троих раненых. Что творилось у ротного, оставалось только догадываться.
Мы едва-едва сцепились с основной группой противника, как налетел ветер. Несколько его порывов – и окраину леса, где мы находились, накрыло песчаной бурей. Сквозь частокол деревьев стремительно потащило пыльный песок, и бой на некоторое время прекратился, а затем возобновился вновь, теперь уже окончательно распавшись на отдельные локализованные стычки.
– К центру плотнее! – потребовал я от старших троек ядра. – К головняку плотнее подойдите! Визуальный контакт чтоб был. Приняли?
– Так точно! – отозвался Болотников.
– Сами знаем, – привычно буркнул Литовцев.
– Друг друга не перестреляйте! – напутствовал я, отползая на локтях под укрытие корней какого-то дерева.
– Командир, мы что? – сквозь окружающие меня шумы и звуки донесся тягучий голос Мухина.
– На месте, пленного в центр, сами по сторонам. При первых признаках окружения говнюка в расход. Принял?
– Так точно, – отзывается Константин, в голосе ни тени сомнения. Сделает все как надо. Но лучше не надо. Вот такой каламбур.
– Продвигаемся вперед, медленно. – Что мне стоит отдать команду? Вперед так вперед. «Прощупать» бы впереди гранатами, но деревья… ничего не видно, может не улететь и обратно от ствола отскочить. Лучше не будем. Потихонечку скрадываем. Болотников с кем-то сцепился. Но судя по выстрелам, амеров на его фланге немного. Или пока немного. Не разобрать, могут еще подтянуться. Встав, делаю шаг вперед, и из-за дерева, из туманной мути, на меня буквально вываливается рыжий американец. Вижу как в замедленной киносъемке: нож в его руке устремляется в низ моего живота. Я ничего не успеваю сделать, ни отбить, ни уклониться.
«Хандец!» – проносится мысль, ибо выкрикнуть я уже не успеваю, но зато успеваю представить, как, ударив снизу, нож пойдет вверх, раскроит печень и наискосок полоснет сердце. Но нет, в последнюю миллисекунду острие клинка начинает отклоняться, как будто скользит по невидимому панцирю. Руку бьющего выворачивает, он проваливается вправо и подставляет свою голову под удар приклада. Тупой, резкий удар. Американец падает, и я не жалею для него пули. Меня пробивает пот. Шаг вперед. Под деревом валяется вставшая на затворную задержку винтовка. Прислонившись к дереву, перевожу дух. Повезло, что американец в последний миг споткнулся. Каким удивленным выглядело его лицо! Наверное, такими же были лица большинства американцев, когда НАСА созналось, что высадка американцев на Луну – лажа. Или такого признания не было и я что-то путаю? Странно. И тут же: какая, к черту, высадка? Вокруг смерть. По мне открыли огонь и справа и слева, стреляю вправо, кто-то вскрикивает, влево, упав под куст, бросаю гранату. Недалеко – осколки летят и ко мне. Один пребольно чиркает по виску.
– О черт! – «тщательнее» надо, однако, «тщательнее»! Но странно, страх смерти прошел, появился противоестественный, болезненный азарт, «молодецкая» удаль на грани безумия. За спиной сопят радисты. Кто-то из них тоже стреляет длинной очередью. Им отвечают. Даже не оборачиваюсь, вскакиваю, швыряю вперед «РГД» – и побежал. Короткая очередь – труп, еще одна – и двое америкосов падают на спину. Один – так и не успев нажать на спуск своей винтовки; второй – разрядив магазин куда-то в пустоту, рядом с моей левой рукой. Мне стреляют в спину, резко разворачиваюсь – толстый негр с вытаращенными глазами поспешно меняет опустевший магазин. Стреляю – амер падает, и я, ощущая себя этаким неубиенным суперменом, бегу дальше.
– Не отставать! – командую и, продвигаясь вперед, понимаю, что выстрелов становится все меньше и меньше.
– Они отходят! – слышится бесконечно усталый голос ротного. Действительно, продвигаюсь вперед, не встречая сопротивления. Вижу мелькнувшую спину и, не задумываясь, жму на спусковой крючок. Бегущий падает. Впереди больше никого нет. Бой заканчивается, а вместе с ним постепенно уходит буря.
Остатки американского подразделения, опасаясь нашей авиации, спешно отходят, по-видимому туда, где у них оставлены машины.
– Доложить о потерях! – требует ротный.
После поступления первых докладов понимаю: преследования не будет, мы оставили здесь треть личного состава роты. Сообщение о том, что вертолеты будут готовы вылететь в ближайшие полчаса, радует, но веселее на душе не становится.
Глава 6
На свидание к Яне Бубликов не попал, он даже не успел забежать к ней, чтобы предупредить о выходе на задачу, уж больно быстро разворачивались события. К вертолетной площадке она пришла сама. Нет, не подходила близко – стояла на краю у одинокого дерева. Он помахал ей рукой. Она, кажется, взмахнула в ответ, вот только узнала ли она его? В боевом снаряжении они все такие одинаковые. Ступив на трап, он повернул голову, чтобы взглянуть на нее еще раз.