Стихотворения. Поэмы. Проза

  
«Нет, никогда, никто всей правды не узнает…»
 
 
 
Нет, никогда, никто всей правды не узнает
 
Позора твоего земного бытия.
 
Толпа свидетелей с годами вымирает
 
И не по воле, нет, случайно, знаю я.
 
 
 
Оправдывать тебя — никто мне не поверит;
 
Меня. сообщником, пожалуй, назовут;
 
Все люди про запас, на случай, лицемерят,
 
Чтоб обелить себя, виновных выдают!
 
 
 
Но если глянет час последних показаний,
 
Когда все бренное торжественно сожгут
 
Пожары всех миров и всех их сочетаний, —
 
Людские совести проступят и взойдут,
 
 
 
И зацветут они не дерзко-торопливо,
 
Не в диком ужасе, всей сутью трепеща;
 
Нет, совести людей проступят молчаливо,
 
В глухом безмолвии всем обликом крича!
 
 
 
Тогда увидятся такие вырожденья,
 
Что ты — в единственной большой вине своей —
 
Проглянешь, в затхлости посмертного цветенья,
 
Чистейшей лилией, красавицей полей.
 
 
  
«Да, да! Всю жизнь мою я жадно собирал…»
 
 
 
Да, да! Всю жизнь мою я жадно собирал,
 
Что было мило мне! Так я друзей искал,
 
Так — памятью былых, полузабытых дней —
 
Хранил я множество незначащих вещей!
 
Я часто Плюшкиным и Гарпагоном был,
 
Совсем ненужное старательно хранил.
 
 
 
Мне думалось, что я не буду сир и наг,
 
Имея свой родной, хоть маленький, очаг;
 
Что в милом обществе любезных мне людей,
 
В живом свидетельстве мне памятных вещей
 
Себя, в кругу своем, от жизни оградив,
 
Я дольше, чем я сам, в вещах останусь жив;
 
И дерзко думал я, что мертвому вослед
 
Все это сберегут хоть на немного лет…
 
 
 
Что ж? Ежели не так и все в ничто уйдет,
 
В том, видно, суть вещей! И я смотрю вперед,
 
Познав, что жизни смысл и назначенье в том,
 
Чтоб сокрушить меня и, мне вослед, мой дом,
 
Что места требуют другие, в жизнь скользя,
 
И отвоевывать себе свой круг — нельзя!
 
 
  
«Все чаще говорить приходится — забыл…»
 
 
 
Все чаще говорить приходится — «забыл»,
 
И все яснее мне, что я совсем «устал»;
 
Все чаще слышат те, с кем говорю, — «я был»,
 
И, что ни день, твержу все чаще — «я желал».
 
 
 
Все реже сознаю, что «радость ждет меня»,
 
Совсем не говорю — «я жажду, я ищу»;
 
И в слабых проблесках темнеющего дня,
 
Оскудевающий, надеюсь и молчу…
 
 
  
«Ты не гонись за рифмой своенравной…»
 
 
 
Ты не гонись за рифмой своенравной
 
И за поэзией — нелепости оне:
 
Я их сравню с княгиней Ярославной,
 
С зарею плачущей на каменной стене.
 
 
 
Ведь умер князь, и стен не существует,
 
Да и княгини нет уже давным-давно;
 
А все как будто, бедная, тоскует,
 
И от нее не все, не все схоронено.
 
 
 
Но это вздор, обманное созданье!
 
Слова — не плоть… Из рифм одежд не ткать!
 
Слова бессильны дать существованье,
 
Как нет в них также сил на то, чтоб убивать…
 
 
 
Нельзя, нельзя… Однако преисправно
 
Заря затеплилась; смотрю, стоит стена;
 
На ней, я вижу, ходит Ярославна,
 
И плачет, бедная, без устали она.
 
 
 
Сгони ee! Довольно ей пророчить!
 
Уйми все песни, все! Вели им замолчать!
 
К чему они? Чтобы людей морочить
 
И нас, то здесь — то там, тревожить и смущать!
 
 
 
Смерть песне, смерть! Пускай не существует!
 
Вздор рифмы, вздор стихи! Нелепости оне!..
 
А Ярославна все-таки тоскует
 
В урочный час на каменной стене…
 
 
  
«Ни слава яркая, ни жизни мишура…»
  
 
 
Ни слава яркая, ни жизни мишура,
 
Ни кисти, ни резца бессмертные красоты,
 
Ни золотые дни, ни ночи серебра
 
Не в силах иногда согнать с души дремоты.
 
 
 
Но если с детских лет забывшийся напев
 
Коснется нежданно притупленного слуха, —
 
Дают вдруг яркий цвет, нежданно уцелев,
 
Остатки прежних сил надломленного духа.
 
 
 
Совсем ребяческие, старые тона,
 
Наивность слов простых, давным-давно известных,
 
Зовут прошедшее воспрянуть ото сна,
 
Явиться в обликах живых, хоть бестелесных.
 
 
 
И cчaстье прежних дней, и яркость прежних сил, —
 
То именно, что в нас свершило все земноe,
 
Вдруг из таинственно открывшихся могил
 
Сквозь песню высится: знакомое, живое…
 
 
  
«На коне брабантском плотном…»
 
 
 
На коне брабантском плотном
 
И в малиновой венгерке
 
Часто видел я девицу
 
У отца на табакерке.
 
 
 
С пестрой свитой на охоте
 
Чудной маленькой фигурой
 
Рисовалася девица
 
На эмали миньатюрой.
 
 
 
Табакерку заводили
 
И пружинку нажимали,
 
И охотники трубили
 
И собак со свор спускали.
 
 
 
Лес был жив на табакерке;
 
А девица все скакала
 
И Меня бежать за нею
 
Чудным взглядом приглашала.
 
 
 
И готов я был умчаться
 
вслед за нею — полон силы —
 
Хоть по небу, хоть по Морю,
 
Хоть сквозъ вечный мрак Mогилы…
 
 
 
А тenepь вот здесь, недавно, —
 
Полстолетья миновало, —
 
Я опять девицу видел,
 
Как в лесу она скакала.
 
 
 
И за ней, как тощий призраку
 
С котелком над головою
 
Истязался на лошадке
 
Барин, свесясь над лукою.
 
 
 
Я, девицу увидавши,
 
Вслед eй бешено рванулся,
 
Вспыхнув злобою и местью…
 
Но, едва вскочил, запнулся…
 
 
 
Да не шутка полстолетья…
 
Есть вceмy границы, мерки…
 
Пусть их скачут котелочки
 
За девицей с табакерки!..