Поэзия Латинской Америки

  
Vesper [49]
 
Перевод Э. Линецкой
 
 
 
Покой, покой… И, причастившись тайн
 
вечерних, город золотой безмолвен.
 
Похож на дароносицу собор,
 
сплетаются лазурной вязью волны,
 
как в Требнике заглавных букв узор,
 
а паруса рыбачьи треугольны
 
и белизной подчеркнутой своей
 
слепят глаза и режут их до боли,
 
и даль полна призывом — «Одиссей!» —
 
в нем запах трав и горький привкус соли.
 
 
  
Маргарите Дебайль [50]
 
Перевод О. Савича
 
 
 
Маргарита, море все синей.
 
Ветра крылья
 
спят средь апельсиновых ветвей
 
сном бессилья.
 
Слышу: в сердце — будто соловей.
 
Уж не ты ли?
 
Посвящаю юности твоей
 
эту быль я.
 
 
 
У царя — дворец лучистый,
 
весь из нежных жемчугов,
 
для жары — шатер тенистый,
 
стадо целое слонов,
 
 
 
мантия из горностая,
 
кравчие, пажи, шуты
 
и принцесса молодая,
 
и не злая,
 
и простая,
 
и красивая, как ты.
 
 
 
Ночью звездочка зарделась
 
над уснувшею землей,
 
и принцессе захотелось
 
принести ее домой,
 
 
 
чтоб сплести себе прелестный
 
венчик для блестящих кос
 
из стихов, звезды небесной,
 
перьев, жемчуга и роз.
 
 
 
У принцесс и у поэтов
 
много общего с тобой:
 
бродят в поисках букетов,
 
бредят дальнею звездой.
 
 
 
И пошла пешком принцесса
 
по земле и по воде,
 
по горам, по гребню леса,
 
к распустившейся звезде.
 
 
 
Смотрят ласково светила,
 
но большая в том вина,
 
что у папы не спросила
 
позволения она.
 
 
 
Из садов господних к няне
 
возвратилась в отчий дом
 
вся в заоблачном сиянье,
 
будто в платье голубом.
 
 
 
Царь сказал ей: «Что с тобою?
 
Удивителен твой вид.
 
Где была и что такое
 
на груди твоей горит?»
 
 
 
Лгать принцесса не умела,
 
лгать — не дело для принцесс.
 
«Сорвала звезду я смело
 
в темной синеве небес».
 
 
 
«Неба нам нельзя касаться,
 
говорил я сколько раз!
 
Это прихоть! Святотатство!
 
Бог рассердятся на нас!»
 
 
 
«В путь далекий под луною
 
я пустилась не со зла,
 
ветер взял меня с собою,
 
и звезду я сорвала».
 
 
 
Царь рассержен: «Марш в дорогу!
 
Кару тотчас понесешь
 
и похищенное богу
 
ты немедленно вернешь!»
 
 
 
Плачет девочка в печали:
 
лучшую отдать из роз!
 
Вдруг является из дали,
 
улыбаясь, сам Христос:
 
 
 
«Царь, оставь свои угрозы,
 
сам я отдал розу ей.
 
Посадил я эти розы
 
для мечтательных детей».
 
 
 
Царь корону надевает
 
и, не тратя лишних слов,
 
вывести повелевает
 
на парад пятьсот слонов.
 
 
 
Так принцессе той прелестной
 
подарил венок Христос
 
из стихов, звезды небесной,
 
перьев, жемчуга и роз.
 
 
 
Маргарита, море все синей.
 
Ветра крылья
 
спят меж апельсиновых ветвей
 
сном бессилья.
 
 
 
Ты увидишь блеск иных светил,
 
но, бродя и взрослою по свету,
 
помни, что тебе я посвятил
 
сказку эту.
 
 
  
Андалусские напевы
  
Перевод А. Голембы
 
 
 
Я на отмели свое имя
 
увидал и его не стер:
 
пусть, несомо волнами морскими,
 
уплывет в голубой простор.
 
 
 
Но не надо твердить, что печали
 
исцеляет крутая волна;
 
как принцессу ни утешали,
 
а принцесса осталась грустна!
 
 
 
Вознеси свой бокал Офира [51]
 
в дым кадильниц, в лазурь, в синеву!
 
«Надо плавать по волнам мира»,
 
надо жить — вот я и живу.
 
 
 
Жизнь моя, ты идешь откуда?
 
Жизнь моя, ты идешь куда?
 
Рану в сердце вовек не забуду,
 
не забуду о ней никогда!
 
 
 
Все ты понял, друг, и постиг,
 
но тоски ты не переспоришь:
 
будут вечными соль и горечь
 
на горячих устах твоих!
 
 
 
Задремала в лесу Филомела,
 
а о чем был напев ее?
 
В этой жизни лишь раз пропело
 
сердце трепетное твое!
 
 
 
Море, море, мираж, виденье
 
богоравной хмельной красоты!
 
Не узнал в тот далекий день я,
 
что меня позабудешь ты!
 
 
 
Устремясь к твоим горьким далям,
 
мне река проворчала в страхе:
 
«Быть Дарио или Дебайлем —
 
все равно что постричься в монахи».
 
 
 
Есть ли что на свете чудесней
 
и свежее, чем утро мая?
 
Как зовут, скажи, тебя, песня?
 
— Меня? Маргарита Локайо!
 
 
 
И со мной моя воля — отрада,
 
и строптивых ветров семья,
 
да еще морехода Синдбада
 
крутобокая чудо-ладья.