Поэзия Латинской Америки

 
 
Мне к празднику вознагражденье — весть,
 
что песнь моя кого-то вдохновила,
 
что в звуках лиры не угасла сила.
 
 
О минимальной зарплате
 
 
Работаю на шумном перекрестке,
 
связавшем север, юг, восток и запад;
 
мой минимум прожиточный таков:
 
жить, в звуках песни душу утоляя,
 
и петь — о чем, кому и как желаю.
 
 
О работе в ночную смену
 
 
В ночную смену я тружусь бессменно,
 
и если кто поет одновременно,
 
мы песнь, чтобы ансамбль нам удался,
 
на разные выводим голоса.
 
 
Об охране труда
 
 
Я петь могу в потемках, на ветру
 
и под дождем; пою, вдыхая свежесть
 
полей и в полдень, ослепленный светом,
 
зимой под солнцем и в прохладе летом;
 
я петь люблю, когда сады цветут
 
или когда нальется плод румяный,
 
но при фальшивом свете петь не стану,
 
как те, чье немощное вдохновенье
 
смирилось с полусветом, полутенью;
 
и если воздух слишком разряжен,
 
слабее стих мой, меркнет лиры звон.
 
 
О гигиене труда
 
 
Я не пою, когда меня неволят,
 
среди людей, чьи помыслы нечисты;
 
чьим сытым душам нужны лишь забавы;
 
чтобы избавиться от скуки или
 
поразвлекать скучающих красавиц,
 
я не пою…
 
Но петь приятно мне,
 
когда с надеждой мы наедине.
 
 
О расторжении договора и т. д.
 
 
Уж такова моя работа — песней
 
товарищам в их деле помогаю,
 
служу им, раскрывая душу слова;
 
но если вдруг я окажусь нужнее
 
на поприще ином — за честь почту
 
служить им верно на любом посту.
 
 
  
ТЬЯГО ДЕ МЕЛЛО [104]
   
Стихи о безлюдной площади
 
Перевод М. Самаева
 
 
 
Воздетой песнею в ту ночь, в апреле,
 
народная надежда ожила.
 
И думал я, что грудь моя доселе
 
ни радости не знала, ни тепла.
 
 
 
Была лишь скорбь, как серые панели
 
на улице пустынной, и была
 
тоска — не оттого, что холодели
 
в моем угрюмом сердце страх и мгла.
 
 
 
Но оттого, что улица пустела,
 
и до упадка родины своей,
 
как мне Казалось, никому нет дела,
 
 
 
и песня на просторы площадей
 
поток не созывала многолюдный,
 
чтоб радость добывать борьбою трудной.
 
 
  
СОЛАНО ТРИНДАДЕ [105]
  
Перевод П. Грушко
   
Предостережение
 
 
 
Есть поэты, которые пашут лишь о любви,
 
поэты-герметики в конкретисты,
 
в то время как делаются
 
атомные в водородные бомбы,
 
в то время как делаются
 
приготовления к войне,
 
в то время как голод изнуряет народы…
 
 
 
Потом они сложат
 
стихи ужаса в раскаяния,
 
но не избегнут кары,
 
потому что война в голод
 
настигнут и их —
 
поэтов, которых настигнет забвение…
 
 
  
Есть у моря жена…
 
 
 
Есть у моря жена,
 
море на дюнах рокочет —
 
море на дюнах женато,
 
целует их, когда хочет.
 
 
 
Само на дюнах почило,
 
а нас с женой разлучило!
 
И я целовать хочу
 
любимую в час любой.
 
И чтоб она целовала
 
меня, как дюна прибой…
 
 
  
Цветной галстук
 
 
 
Когда у меня будет вдосталь хлеба
 
для моих детей,
 
для любимой,
 
для товарищей
 
и для гостей,
 
когда обзаведусь книгами,
 
тогда — в выходной —
 
Я куплю себе галстук
 
цветной,
 
красивый,
 
длинный-предлинный
 
и завяжу узел
 
без морщинки единой,
 
выставлю его
 
напоказ —
 
пусть весь галстучный сброд
 
глазеет на нас!
 
 
  
ВЕНЕСУЭЛА
   
ФЕРНАНДО ПАС КАСТИЛЬО [106]
   
Меж ветвей мелькают огни
 
Перевод Н. Горской
 
 
 
Меж ветвей мелькают огни,
 
дома — в мельканье огня,
 
у каждого дома свой голос,
 
и голосу голос — родня.
 
 
 
По улицам смерть недавно
 
бродила в вечерний час,
 
и где-то увяли ветви,
 
и где-то огонь погас.
 
 
 
Недавно смерть проходила
 
в одежде из белых роз.
 
 
 
Меж ветвей мелькают огни,
 
и где-то дома скорбят,
 
возносят молитву к богу
 
и в темноту глядят.
 
 
 
Глядят они ночью в поле,
 
где смерть недавно прошла
 
и, кроме скорби, надежду
 
каждому дому дала.
 
 
 
Темных решеток плетенье,
 
в окне твоем — тени, тени!
 
Я знаю, травинкой вольной
 
росла ты в долине земной,
 
всходила стеблем душистым
 
среди саванны хмельной.
 
 
 
Я знаю, глаза сняли,
 
источая свет и тепло,
 
и слезы твои, как росы,
 
поблескивали светло.
 
 
 
Я знаю, травинкой вольной
 
росла ты в зеленом поле.
 
 
 
Смерть появилась ночью,
 
немая в немой тени,
 
и слезы в глазах сверкнули,
 
и в окнах зажглись огни.
 
 
 
Смерть появилась ночью
 
в одежде из белых роз.
 
 
 
Ночью пришла украдкой
 
и в каждом доме сама
 
посеяла зерна скорби,
 
чтоб породнились дома.
 
 
 
Недавно смерть проходила
 
в одежде из белых роз.
 
 
 
Меж ветвей мелькают огни,
 
дома — в мельканье огня,
 
у каждого дома свой голос,
 
и голосу голос — родня…
 
 
 
Но где-то — над жизнью нашей,
 
над домом, над скорбью дней,
 
вдали, за лугом иль пашней,
 
вверху, над шатром ветвей, —
 
сияет свет меж теней.
 
 
 
Я вижу: травою горькой
 
взошла печаль в твоем сердце.
 
 
 
Но знай, что в скорбное поле
 
открыто окно у меня,
 
и все огни — единое пламя,
 
и голосу голос — родня.