Поэзия Латинской Америки

* * *
 
 
Советская страна! Когда пахнуло стужей,
 
и дули ветры Севера все злее,
 
и петлю затянули туже
 
у нас на шее,
 
когда на медленном огне бесстрастно стали
 
поджаривать нам пятки,
 
чтоб мы сказали Вашингтону: «Все в порядке,
 
возьми нас, мы устали»
 
(сказали то, что не хотели), —
 
нам ветер дружеские голоса донес:
 
то фабрики твои и школы пели
 
и твой колхоз.
 
 
 
И вместе дали мы отпор,
 
и мы свободны, как и ты, с тех пор,
 
с одним врагом сражаться нам двоим,
 
которого мы вместе победим.
 
Советская страна, я отдаю
 
тебе судьбу рассветную свою,
 
ты указала Кубе верный путь,
 
с которого нам не свернуть:
 
нам столько волн враждебных било в борт!
 
Отныне знаем мы, где порт.
 
 
  
ЭМИЛИО БАЛЬЯГАС [172]
 
Перевод М. Самаева
   
Мой стих
 
 
Мой стих, короткий и простой.
 
Хосе Марти
 
 
 
Снова зовет меня стих мой
 
легким дрожанием крыльев,
 
детской ручонкой своею
 
стих мой зовет меня снова.
 
 
 
Хочет набегаться вволю,
 
в венах моих нарезвиться.
 
Листьев зеленым прибоем
 
стих мой зовет меня снова.
 
 
 
Он из воды и заката,
 
птичьих рулад и ракушек
 
сделал флажки и сигналит,
 
чтобы о нем не забыл я.
 
 
 
Машет он мне и ногою
 
топает нетерпеливо,
 
стих, этот вечный мальчишка:
 
на карусели веселья
 
хочет со мной покататься.
 
 
  
Элегия о Марии Белен Чакон
 
 
 
Мария Белен, Мария Белен, Мария Белен,
 
Мария Белен Чакон, Мария Белен Чакон,
 
Мария Белен Чакон,
 
Камагуэй и Сантьяго, Сантьяго и Камагуэй
 
помнят ритмов твоих циклон.
 
 
 
О, если бы снова изгибы твои зажглись,
 
чтоб озарить
 
румбы небесную высь.
 
 
 
Может быть, чья-то хула,
 
Мария Белен, Мария Белен Чакон,
 
чья-то хула тебя обрекла?
 
 
 
Нет, не хула и не боль, нет,
 
а за рассветом рассвет
 
превращал твои легкие в тлен,
 
Мария Белен Чакон,
 
Мария Белен.
 
 
 
Если б ты знала, какой ликовало синью
 
то утро, когда тебя уносили
 
под простынею в корзине.
 
 
 
Скажите — пусть не танцуют,
 
скажите, чтоб негр Андрес
 
не мучил струны гитары трес.
 
 
 
Пускай мулаты
 
погасят марак напевы.
 
Целуйте крест,
 
и да спасет вас пречистая дева.
 
 
 
Уже не увидят мои желанья
 
в зеркалах твоих бедер свою погибель,
 
и в небесах твоего обаянья
 
не вспыхнут твои изгибы.
 
 
 
Мария Белен, Мария Белен,
 
Мария Белен Чакон,
 
Камагуэй и Сантьяго, Сантьяго и Камагуэй
 
помнят ритмов твоих циклон.
 
 
  
Белый друг
  
 
 
— Эй, товарищ! Эй, товарищ! —
 
Это кто же?
 
Черный белому товарищ?
 
Вот так чудо!
 
Черный белому товарищ?
 
Это вдруг не переваришь…
 
Черный белому товарищ?
 
Непохоже.
 
 
 
В час беды бегут за негром —
 
помогай, брат!
 
В час нужды приходят к негру —
 
выручай, брат!
 
Чуть война —
 
и тут про негра вспомнят сразу.
 
А для чистой работенки —
 
черномазый.
 
 
 
Негр глядит и улыбается!
 
«Не худо».
 
И скребет себе затылок:
 
«Что ж, не худо».
 
Черный белому понадобился — славно!
 
И молчит он и в душе сомненье прячет.
 
Белый — значит, одурачит.
 
Ведь когда приходит негр за платой,
 
слышит негр: «А ну, проваливай отсюда!»
 
 
 
Бар для белых, ну а негра —
 
за двери,
 
бал для белых, ну а негра —
 
в шею.
 
Его не встретишь среди гостей.
 
Если негра и приглашают —
 
приглашают его на кухню,
 
приглашают его к плите.
 
 
 
Негр ухмыляется:
 
«Ладно»,
 
негр сомневается:
 
«Ладно»…
 
Значит, товарищ —
 
понятно.
 
Значит, товарищ —
 
посмотрим.
 
Значит, товарищ —
 
занятно…
 
 
 
— Слушай, тот, кто зовет тебя, парень,
 
только кожей своею белый,
 
и его называют красным.
 
Понял?
 
— Это меняет дело.
 
 
  
ЭЛИСЕО ДИЕГО [173]
   
Родные
 
Перевод А. Гелескула
 
 
 
Сидят они прозрачными ночами,
 
и в памяти два смутных отголоска
 
всплывают и сливаются в молчанье —
 
старинный вальс и синяя матроска.
 
 
 
Придет отец, и медленны их речи,
 
и слово долго тянется за словом;
 
вздыхает вол, и будни человечьи
 
волнуют кровь пустынникам суровым.
 
 
 
Затрепетав ладонями крылато,
 
из темноты — коней крутые выи
 
ваяют руки, жилисты и грубы.
 
 
 
Но студит сердце смертная прохлада,
 
вступая в спор, — и слушают живые
 
своей судьбы полуночные трубы.