Невидимка (СИ)

— Лера, ты как?
— Жив.
— Надо в больницу!
— До Шчепан поля немного совсем, минут двадцать!
— Может, лучше машину вызвать?
— Нет, я доплыву на лодке.
— У тебя кровь на башке!
— Кожа рассечена.
— Грузим его в рафт!
И уже без деятельных разборок обе команды ускоренно засобирались плыть. Оставшиеся минуты столь экстремального путешествия шли наиболее осторожно, обходя перекаты. Благо, что чем ближе Тара к реке Пива, тем она спокойнее и размереннее ходом. На жёлтом рафте вдруг загорелся разговор о пьяных туристах. Душица с горестью поведала, что «такое бывает», рассказала, что её приятель, развлекающий отдыхающих парасейлингом, встречается с разудалыми туристами под градусом ещё чаще. Негодование Матвея даже вылилось в идею написать об этом статью, ведь журналисты они, чёрт побери, или нет?
— Можно поспрашивать, понаблюдать. Или даже самому пьяным притвориться, что мне скажут? Допустят или нет попарашютить? Ведь не должны!
— Не должны, — вздохнула Душица.
— Вот! Исследуем этот вопрос на собственной шкуре! Один пример у нас уже есть…
— Нормальная идея, — поддержал Костя. — Я с тобой! Наклепаем статью, как Шорох, и предъявим потом и в СМИ, и на сайт наш журфаковский, и преподам в качестве практической! Вот увидишь, будет не хуже, чем у некоторых!
— Кто такой Шорох? — равнодушно спросил Артём.
— А, звезда наша институтская. Нам бесконечно его в пример ставят… Лерка, мы и тебя в соавторы возьмём, как пострадавшего! Тем более фотки-то у тебя целы?
— Целы, — герой сражения гордо улыбнулся.
— Ну вот, завтра ещё нафоткаешь…
— Никаких «завтра нафоткаешь», — резко вмешался Борис. — Завтра развлекайтесь без него! Я его забираю к себе, надо показать врачу.
— Мы и сами покажем! — возмутился Матвей.
— Сомневаюсь, что страховой случай. Да и вы вроде собрались что-то там исследовать? Вот и исследуйте. Душица вас познакомит с кем надо.
— Э-э-э… — издал звук со дна лодки Лерка. — А меня спросить? Я что, вещь, чтобы меня забирать? Мне, может, тоже интересно на парашюте!
— А тебя я уже заколебался спрашивать. Больше не буду.
— Нихрена себе, — только и смог добавить Матвей.
— Лерик, так-то врач тебе не помешает! — бодро вставил Костик.
— По-моему, не только мне… — прошептал Лерка.
____________________________
*Борис, иди в жопу! Живо замолкни! (Перевод с сербского очень приблизительный. То, что касается «ебем», оно и в Сербии оно.)
** Пьяные идиоты! (сербс.)
========== 5. ==========
Пьяный инцидент испортил оставшуюся часть путешествия. Всем. Во-первых, предполагавшийся обед в трактирчике был сорван: Борис декларировал, что он везёт Валерку ко врачу, а остальные не будут ведь предательски оставаться, чтобы пожрать ягнятину из-под сача. Во-вторых, уже на берегу в Шчепан поле пришлось объясняться с представителями рафтинг-центра наперебой с протрезвевшими виновниками скандала — по-видимому, их рыжий инструктор огрёб себе неприятности, да и Душица заметно сникла, подрастеряла свой борзый пыл. В-третьих, Лерка ужасно стеснялся того безудержного внимания, которым его окружили со всех сторон: из рафта вынесли на руках, всем принесли воды, а ему черничный сок, человек десять из базы сбежалось, чтобы полюбоваться его раной на голове, кто-то даже фоткал, как ему забинтовывали голову, а потом ещё и в машину на руках как инвалида понесли. В-четвёртых, Матвей чуть было не поругался с Борисом. Он был против, чтобы Лерка ехал куда-то без друзей. Но ни Костик, ни Артём не поддержали расписного друга, поэтому у того аффективно вырвался железнобетонный аргумент:
— Кругом развелось этих пи… — окончание фразы было скомкано, но все поняли, что речь не о пикачу или пингвинах. Дальше ехали в атмосфере обиды, неловкой тишины и тупого упрямства. Борис, конечно, не внял обличительным речам Матвея, парней высадили около их отеля, а приунывшего Лерку повезли дальше, в новую Будву, в какую-то клинику.
Клиника оказалась маленькой квартирой на первом этаже миниотеля, обильно увешанного яркой бугенвиллией. Там их ждал недовольный доктор в светло-голубой форме — Радомир. Сразу стало ясно, что он знакомый Бориса. Они сначала вполголоса разговаривали на черногорском, поглядывая на пострадавшего, что Лерку страшно злило. Потом Радомир на чистейшем русском (раздражение нарастало) вкрадчиво беседовал с пациентом: где болит, не тошнит ли, хорошо ли слышит, всё ли помнит. Голова была разоблачена от бинтов, рана обработана чем-то сильно пахнущим. Повели в соседнюю комнату, где стоял гигантский аппарат для томографии, ещё минут двадцать Лерка провёл на ложе этой махины, которая издавала какие-то шаркающие звуки. Результаты доктора не впечатлили (значит, всё хорошо), но велено было выпить таблетку, и напоследок внутримышечно вкололи какой-то больнючий укол. Радомир на красивом бланке выписал рецепт для аптеки, велел лежать не менее десяти дней — и не на пляже, а в постели (Борис удовлетворённо кивал). Лерка заметил, сколько денежных купюр Борис передал Радомиру за этот куцый приём, и всю дорогу до аптеки и до отеля пилил благодетеля, как сварливая жена, за то, что транжирит деньги и «раздувает из мухи слона». И вообще:
— Мне в «Даклей» надо! Доктор прописал постельный режим!
— Вот и полежишь у меня!
— У меня есть собственная кровать, да и там мне спокойнее будет.
— Зато мне не спокойнее.
— Вези меня в «Даклей»!
— Нет. Я уже всё решил. Тем более тебе надо уколы делать.
— А у тебя там медсестра в горничных?
— Я сам себе медсестра.
— Бли-и-ин! Ты ещё и уколы мне будешь делать?
— Буду.
— Борис, мы ведь оба знаем, зачем ты меня туда везёшь!
— Зачем?
— Ты хочешь меня в постель затащить!
— Ну, так доктор же прописал.
— Борис!
— И разговаривать тебе много нельзя. Не нервничай, тебе понравится.
— Что мне понравится?
— Я.
Лерка страдальчески застонал. На какой-нибудь более очевидный протест у него не было ни сил, ни характера. В Splendid докатили быстро. Персонал, завидев Борислава с печальным растрёпанным юношей в купальных шортах, подобострастно улыбался.
— Ты не хозяин здесь случайно? — даже спросил Лерка, настолько мимика прислуги отдавала раболепием.
— Только партнёр, с очень скромной долей.
— А кто хозяин?
— Один турок, — Борис лукаво подмигнул.
— Анвар???
— Никто не знает, — улыбка стала ещё шире. — Это же Балканы, здесь не принято афишировать какую-либо причастность к Османской империи. Политкорректность тут не растёт — не климат для неё. Поэтому не спрашивай.
Лерка и вправду замолк, почему-то прищурился и прибавил шагу за самодовольным дольщиком курортного пирога.
Конечно, апартаменты Бориса под номером 208 поражали роскошью и простотой одновременно: белые стены с эффектом потёртой штукатурки и золочёные изогнутые ручки на дверях и шкафах. Белый шёлк, прикрывающий череду французских окон, слегка шевелился от морского дыхания, что проникал снаружи. Красные кресла и клетчатый диван, стеклянный стол с надменно-тонким макбуком, зеркало странной формы напротив гигантской кровати с восемью подушками, выстроенными в шеренгу, корзина рубиновых роз и огромная плазма на стене — всё в готовности угождать и ублажать хозяина этого люкса.
Пока Лерка медленно обходил номер, разглядывал и ощупывал его, Борис заказал ужин, достал из шкафа махровый халат для гостя. Потом обалдевший гость плескался в душе, обильно поливая себя всякими душистыми пенами и гелями. Выходить из ванной комнаты не хотелось, сердце постукивало тревожно. Лерка сначала долго просто просидел на краешке мраморной ванны, после рассматривал себя в зеркало и даже гримасничал: вот он жалкий, вот он обиженный, вот он удивлённый, вот он возмущённый, вот сама скромность, ещё скромнее, ещё…
Представление для зеркала было прервано нагло без стука вошедшим Борисом.