Изгой (СИ)
Конец фразы заглушил приближающийся топот.
— Я мать! Мне без очереди!
Суровая тётка неслась во главе атакующего клина крепких парней, с сыначкой в одной руке и с внушительным ридикюлем в другой. Я отскочил к стенке и утянул за собой Менделеева, чтобы нас не стоптали.
— Я бронировала! — известила она офицера и, отпихнув того боком, протопала на палубу шлюпа.
Через секунду из кубрика уже доносился её властный рык. Судя по долетающим обрывкам фраз, генеральша не туда села.
Порыв ветра ощутимо толкнул дирижабль, по палубе хлестнули струи дождя, в хвосте что-то хлопнуло, лопнуло, звякнуло. Кусок обшивки отвалился и, кружась опавшим листом полетел, вниз к земле. Происшествие отрицательно сказалось на нервной системе оставшихся.
— Я коллежский советник! Служащий фискального управления! У меня миссия государственной важности! — воскликнул желчный чиновник, пытаясь пролезть вперёд.
— А я заплатил! — аргументировал коммерс, цепляя его за полу мундира.
Они, переругиваясь и пихая друг друга, полезли на трап.
— Осталось всего одно место, — предупредил офицер, переводя взгляд с нас на генеральского адъютанта.
— Вон, его посадите, — кивнул тот, щелчком выбрасывая окурок за борт.
Мы с Дмитрием обернулись в направлении жеста — к шлюпу спешили три человека. Вернее, спешили двое, один не спешил. Стюарды, практически волоком, тащили взъерошенного инженера. Тот же, не замечая, что происходит вокруг, даже на ходу делал записи в своей амбарной тетради, периодически облизывая химический карандаш.
Бедолагу загрузили в кубрик, матрос убрал трап и занялся швартовыми концами. Через минуту от туши «Архангела Уриила» отпочковался маленький дирижаблик.
Отплыл на достаточное расстояние. Команда откинула и закрепила плоскости горизонтальных рулей. Крутнулся винт, размывшись вихрем дождевых капель, набрал обороты. Хвостовой плавник шевельнулся. Спасательный шлюп заложил плавный вираж и взял курс на Хабаровск.
Хотелось надеяться, что долетят.
— Господа, прошу за мной, — обратился к нам офицер и направился к левому борту.
Там уже стояли матросы из экипажа. Чесали затылки. Оболочка спассредства лежала на палубе шлюпа мокрой медузой. Из пары пробоин с шипением вырывался летучий агент.
* * *— И что теперь делать? — растерянно пролепетал Дмитрий.
— Снимать штаны и бегать, — процедил адъютант, зло плюнул на палубу и развернулся на пятке. — Я в бар. Вы со мной, господа?
Бухать сейчас — последнее дело. Я предпочёл оставаться в трезвом рассудке и, естественно, отказался. Менделеев дёрнулся было, но посмотрел на меня и тоже покачал головой.
— Что делать будем, Мишель? — повторил он вопрос, когда наш случайный попутчик ушёл.
Я ещё раньше заметил за приятелем такую черту — терялся он в критических ситуациях. Но у каждого свои недостатки, тем более что теперь у него есть я.
В принципе, ничего страшного не случилось. Дирижабль не самолёт, высоту теряет, но плавно. Так что посадка будет относительно мягкой…
Со стороны кормы прилетел громкий хлопок, пол ухнул вниз, нас кинуло на перила.
— Да ёкарный бабай, — ругнулся я, восстановив равновесие, и запустил «Панораму».
Причину долго искать не пришлось.
Грозовой фронт укатил сильно вперёд, ливень сменился мелкой моросью и уже не сдерживал пламя. А штатные средства пожаротушения израсходовали ещё до того. Огонь, разгоревшийся под порывами ветра, теперь перекинулся и жрал обшивку внутренних капсул. Хлопок — это лопнула крайняя. Та, что у самой кормы.
«Сколько их там, Лебедев говорил? Десять? — подумал я, припоминая рассказ капитан-лейтенанта. — Значит, девять осталось…»
Восемь уже. Раздался новый хлопок и дирижабль заметно просел.
Офицер, приняв решение безо всяких Даров, погнал матросов на палубу шлюпа. Под короткие фразы команд и сочные матюки, те принялись чинить оболочку. Но успеют ли? Шансы были, но небольшие. «Весы» показали всего тридцать процентов.
— Пошли, — бросил я, увлекая Димыча за собой.
— Куда?
— В капитанскую рубку.
Здесь оставаться бессмысленно — будем только мешать. Чем там поможем? Я пока тоже не знал, на месте посмотрим.
* * *Мостик выглядел так, словно через него огненные носороги прошли. Окна выбиты, штурвал сломан, стены щербились обгоревшей щепой. С улицы задувал ветер вперемешку с дождём. Под ногами скользил пол, покрытый слоем воды. Воды подозрительно красной. Запах частично повыветрился, но в нос ещё шибало копотью, горелой плотью и кровью.
В углу лежали три тела, заботливо накрытые кителями. Некогда кипенно-белыми с золотом. Теперь же сильно замаранных алым и чёрным.
Менделеев увидел, сглотнул и, прижав руку ко рту, выбежал в коридор. Через секунду оттуда послышались характерные звуки.
На полу, прислонившись к стене, сидел рулевой, весь в бинтах и кровавых потёках. Второй офицер, с перемотанной головой, ковырялся в приборах. Капитан-лейтенант Павел Лебедев стоял к нам спиной и на кого-то орал по внутренней связи:
— Михалыч, делай что хочешь, но вертикальную тягу дай!!!
— Хрр…прр…сск…мть…
— Да хоть насухо выжми, но компенсируй!
Похоже, Лебедев теперь — капитан «Уриила».
— Паш, ты уже в курсе, что дирижабль горит? — без обиняков спросил я, решив, что этикет сейчас лишний.
— В курсе, — на автомате буркнул он, вдруг вздрогнул и, обернувшись, воскликнул: — Какого беса… Графиня… Что с ней⁈
Какая из них, он не уточнил, но это и так было ясно. Не заметить, что капитан-лейтенант неровно дышал к фиолетовой рыжей, мог только слепой.
— Нормально всё с ней. Улетела. Вместе с сестрой, — успокоил его я и, не удержавшись, добавил: — Ну и видок у тебя.
Видок у него был действительно ещё тот. Мундир в подпалинах. Волосы, наверное, сгорели даже в носу. Правая половина лица запеклась волдырями. Правая же рука — забинтованная — висела поперёк груди на косынке.
— А вы почему всё ещё здесь? — прервал он мои наблюдения.
— Рейс отменили, — хмыкнул я, но, побоявшись, что такого юмора здесь не поймут, тут же поправился: — Ждём, пока второй шлюп не починят. Обшивку при обстреле пробило.
— Не успеют, — мрачно покачал головой Лебедев. — Мы раньше сядем.
— Сядем? — я покосился на разбитый штурвал — Или упадём.
— Надеюсь, что сядем, — процедил Лебедев, но без особой уверенности.
* * *Надежды умирают последними.
Новый хлопок возвестил о лопнувшей седьмой оболочке. Следом рванула шестая. Пожар разгорался. Дирижабль нырнул вниз, да так резво, что ноги оторвались от пола. И я на миг воспарил в невесомости. Похоже, двойной запас прочности у нас кончился.
— Вшш… брр… — ожила трубка внутренней связи. — пжжррр… прршшш… пятый ккттр… мммть ттт адище…
— Приказываю покинуть пост, — отозвался Лебедев, разобрав смысл в шипящем потоке. — Уходи, Михалыч, ты сделал всё, что мог.
— Делайте же что-нибудь!
В рубку заскочил бледный как полотно Менделеев.
— Не подскажете, что? — язвительно уточнил капитан-лейтенант.
— Ну, рулите! Сажайте! У вас же остались передние… эти, как там их…
Дмитрий вместо слов помахал руками, словно цыплёнок.
— Ходовой тяги нет, рули высоты бесполезны, — покачал головой Лебедев и, нагнувшись к трубке внутренней связи, отдал приказ: — Всем постам. Приготовиться к жёсткой посадке.
С этим он выпрямился, развернулся к окну и застыл с горделивой осанкой. Как истинный капитан гибнущего корабля.
* * *Как здесь готовятся к жёсткой посадке, я понятия не имел, поэтому решил сделать по-своему. Цапнул Димыча за шиворот, вытащил в коридор и задвинул в угол, сказав, чтобы крепче держался. А сам вцепился в косяк и принялся дожидаться финала.
«Панорамой» я видел, что огонь уже сожрал треть внешней обшивки. Внутри оболочки бушевало адское пекло.
«Интересно, мы быстрее сгорим? Или всё-таки разобьёмся?»