Граф и красотка

В комоде.
Донелла достала полусоверен и протянула его горничной.
Это вам, — сказала она. — Спасибо, что позаботились обо мне.
Руки у горничной были заняты, и Донелла опустила монету в карман ее белоснежного фартука.
Заметно удивленная горничная произнесла:
Спасибо! Я присмотрю, чтобы это все хорошо уложили!
Я вам верю, — ответила Донелла, — и я очень вам благодарна.
Она открыла перед нагруженной горничной дверь. Выходя, та сказала на прощание:
Надеюсь, вы хорошо проведете время.
Горничная заспешила по коридору, а Донелла, запирая дверь, подумала, что пожелание было довольно странным.
Девушка начала было раздеваться, но спохватилась и заперла дверь на ключ, потому что ей на ум полезли истории Дейзи о всяких типах, которые стучатся в двери по ночам.
В конце концов в доме было столько подвыпивших мужчин, что какой-нибудь из них вполне мог перепутать свою и ее комнаты.
Когда Донелла с матерью ехали из Портсмута в Ворчестершир, они останавливались на почтовых станциях. Там они спали в одной комнате — не потому, что это было дешевле, а просто мать не желала, чтобы Донелла спала одна. Миссис Колвин всегда запирала на ночь дверь, и когда однажды дочь спросила ее, зачем она это делает, она ответила:
Вряд ли нам понравится, если сюда кто- нибудь ввалится. К тому же нужно помнить и о ворах, которые могут попытаться украсть наши сбережения.
А если воров здесь нет? — спросила Донелла.
Лучше перестраховаться, чем потом жалеть о собственной неосторожности, — ответила мать.
Донелла села перед зеркалом и начала вытаскивать из волос шпильки.
Девушка была уверена, что теперь, когда дверь заперта, она в безопасности. К тому же, думала она, вряд ли в доме графа есть воры. Скорее всего здешняя прислуга кристально честна, точно так же как слуги ее отчима, ведь если кого-то из них увольняли без хорошей рекомендации, его не взяли бы больше ни в один приличный дом.
Парик примял волосы, и теперь необходимо было как следует расчесать их.
Вспомнив уроки своей няни, Донелла не меньше сотни раз провела по ним щеткой. Потом она умылась, сняв с лица грим, и надела ночную рубашку. Задернув занавески и открыв окно, она улеглась в кровать.
Прошлой ночью девушка спала плохо и чувствовала себя очень усталой, а кровать оказалась высокой, мягкой, с уютным пологом и очень удобной.
«Как это мило со стороны его светлости — поселить меня в такой большой комнате!» — подумала про себя Донелла.
Она немного побаивалась, как бы Китти и Дейзи не начали завидовать ей, но потом сказала себе: «Просто мне повезло, что у графа не было собеседницы».
Девушка задула стоявшие на столике свечи и закрыла глаза. В наступившей тишине она быстро погрузилась в дремоту.
Ей казалось, что она скачет на огромном черном жеребце и все ближе и ближе подъезжает к препятствию, которое должна взять.
Она уже хотела пришпорить коня, как вдруг услышала чей-то голос. Поначалу он показался ей частью ее сна, но затем она явственно расслышала заданный мужским голосом вопрос:
Ты спишь или притворяешься?
Каким-то образом этот голос переплетался со сном Донеллы.
Открыв глаза, девушка обнаружила, что в комнате горит свет, а на краю кровати сидит человек и смотрит на нее.
Какой-то миг она не могла поверить в происходящее.
Потом, к своему ужасу, она поняла, что это граф.
  
Глава 5
 
Когда граф вернулся от карточных столов к дивану, где оставил Донеллу, то был очень удивлен, не обнаружив ее там.
Он огляделся и понял, что ее нет ни на танцевальной площадке, ни вообще в комнате. Должно быть, она ушла наверх и легла в постель.
Это удивило графа — он не привык, чтобы женщина оставляла его общество по доброй воле.
Граф был так красив, богат и знатен, что со времен окончания Итона его буквально преследовали женщины.
Поскольку он был всего лишь человеком, трудно было ожидать, чтобы он остался равнодушным к их чарам, и потому он охотно откликался на их лесть, комплименты и заигрывания.
Однако, становясь старше, он все быстрее пресыщался своими краткими связями.
 
Одна интрижка следовала за другой, но из года в год пылавший в начале огонь затухал все быстрее, и граф бросал своих любовниц.
Ему не нравилось одно: то, что горячее искреннее увлечение очень быстро сменялось прохладным отношением к очередной женщине.
Все же, несмотря ни на что, граф оставался очень привередлив. Он мог бросить любую красавицу, если она имела склонность к тому, что граф называл «выкрутасами».
Так, например, он отверг одну из красивейших женщин Англии только потому, что во время разговора с ним она крутила свои кольца.
Другой роман с упоительной француженкой закончился очень быстро из-за ее привычки дотрагиваться до графа длинными красивыми пальцами, даже будучи на людях.
Вернувшись в Лондон, граф не сделал еще ничего, чтобы подтвердить свою репутацию донжуана, и это повлекло за собой новые сплетни.
Он был слишком красивым и удобным объектом для сплетен, и потому ему перемывали косточки при каждом удобном случае.
Впрочем, он всегда оберегал свое имя и положение в обществе и, уж конечно, даже подумать не мог бы о том, чтобы дать такую разгульную вечеринку в своем доме на Парк-Лейн.
Там он принимал только сенаторов, политиков, известных в обществе людей и лиц королевской крови.
Графу в отличие от его современников совсем не нужно было ездить на Сент-Джонс-Вуд к красавице балерине или актрисе из театра Друри-Лейн. Ему стоило только с интересом взглянуть на красивую женщину на каком-нибудь балу в Деконшире — и она начинала тянуться к нему, словно он обладал некоей магией.
Чтобы устроить ежегодные соревнования, графу пришлось уехать в свое загородное поместье, где он и решил дать холостяцкую вечеринку.
Больше всего ему нравилось общество мужчин, с которыми можно было поговорить о лошадях — предмете, который глубоко интересовал графа. Никто не был большим знатоком по части выращивания и тренировки лошадей для «королевского спорта», то есть скачек.
О приеме уже было объявлено, когда двое из приглашенных попросили разрешения привезти с собой женщин, которые их интересовали, танцовщиц из Ковент-Гардена.
Граф подумал и решил, что двух женщин на вечеринке будет маловато. Он спросил своих гостей, не желают ли они привезти с собой своих подруг, и, к его удивлению, на это согласились все, кроме двух его соседей.
Они жили довольно далеко и попросили разрешения остаться на ночь, но предупредили, что приедут в одиночку.
В последний момент граф вспомнил об очень симпатичных девушках, «красотках» Бэзила Бэнкса.
Он часто ужинал у Эванса и, как ни странно, ему нравились даваемые там представления — лучшие в Лондоне.
Например, певцы там были просто превосходные, приехавшие из Франции и Италии.
В какой-то момент граф решил, что его гостям очень понравятся «Бэзил Бэнкс и три его красотки».
Будучи важной персоной, он легко договорился с владельцем ресторана, чтобы тот изменил программу на один вечер.
Конечно, за это пришлось заплатить, да и согласие Бэнкса привезти своих девушек на один день в провинцию стоило недешево.
Однако если граф действительно чего-то хотел, помешать ему было сложно.
Сидя во главе стола, он с удовольствием наблюдал, как его друзья аплодируют выступающим, и с некоторым сожалением думал, что это представление придется повторять каждый год.
Наконец закончился номер «живых скульптур», и граф понял, что двое его соседей по столу были бы весьма рады обществу «красоток». Таким образом, сам он неизбежно должен был остаться один на один с «красоткой» в «платье-картинке».
 
Пение Донеллы потрясло графа.
Он слышал весьма фривольную песенку Милли «Поиграй-ка со мной». Пела она хорошо, но это песня совсем не годилась для гостиной дома на Парк-Лейн.
Чистый полудетский голос Донеллы обладал поразительной ясностью.