Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота (СИ)

У местных умельцев Федотов со Зверевым сделали себе сносные документы. Приоделись. Обзавелись съемным жильем.
В паспортах, выданных сроком на пять лет, значилось, что их владельцы из мещан. Были указаны рост, цвет волос и особые приметы. Как показало будущее, документы были выполнены вполне прилично. При регистрации и получении вида на жительство документы подозрений не вызывали.
Тогда же переселенцы попытались легально заработать на продаже изобретений. Из затеи продать молнию ничего толком не вышло.
В итоге друзья приняли решение провести акцию, подготовка к которой съела почти все средства.
Опять 30 марта 1905. В доме на Марьиной слободке.
- Я полагаю, имеют место быть последствия того происшествия, - 'высоким штилем' заговорил Зверев. - Наивно было надеяться, что мордатому удастся утаить причину побоища от своих покровителей.
- Ты думаешь, он пытался? - с сомнением произнес Борис.
- Эт обязательно! Степаныч, из-за его беспросветной жадности пострадала крыша. Признаться, я рассчитывал, его замочат. Не случилось. Значит, есть там кто-то очень толковый, - авторитетно ответил Зверев.
- Почему толковый? - оторопел Мишенин.
- А потому, Ильич, что обычный пахан должен был в ярости прикончить мордатого. Этот же мистер, по-видимому, обладает завидным самообладанием. Значит, противник сильный. Хреново! - констатировал Зверев. - Я сегодня заскочил на Ямскую. За копеечку местный мальчишка разузнал - мордатый на месте.
- Дима, Борис Степанович, давайте уедем? - заныл Мишенин.
- Погоди, Доцент, разобраться надо, - произнес Федотов. - Да и триодик не закончен.
- Дима, а что нам мешает через Гиляровского привлечь полицию? - не унимался Ильич.
- Ничто не мешает, кроме здравого смысла, - резко бросил Дима. - У городового только полюбопытствуй, что за бандиты пострадали в декабре. Все. Тут же сложит два плюс два и сообразит, что эти любопытные калечили бандитов. А нам это надо?
- Ильич, не мельтеши, вариантов у нас много, - Борис остановил пытавшегося что-то сказать Ильича. - Мы можем уехать в Питер. Быстро нас не найдут, а через год не достанут. Можно прямо сейчас уйти за границу. Отсидимся месяц-другой в том же Киеве, получим хорошие документы и ... прощай, немытая Россия. Но вопрос надо решать здесь и сейчас. Дима, а можно попытаться договориться с бандюками?
- Да, надо бы, - рассеянно ответил Зверев, о чем-то напряженно размышляя. - Знаешь, ни хрена не понимаю. Как ни гляну - везде несуразица!
- Как это несуразица? Уточни, покумекаем вместе. - Федотов достав папиросу, прикурил от лампы. - Показывай свой 'расклад'.
- Смотри. Во-первых, это не местные.
- Согласен, - Борис кивнул. - Мы здесь живем давно, к народу пригляделись.
- Опознать нас мог только мордатый. Больше некому. Так?
- Так!
- Но бандиты за беззащитной халупой сутками не следят. Ночью нагрянули с револьверами - никакое самбо не поможет. Получается, не они?
- Если так в лоб рассуждать, то не бандиты! - согласился Федотов.
- С полицией тоже не бьется. Полицаи кошельками не промышляют. Да это и не филеры за мной ходили. У этих не лица, а морды. Ни хрена не срастается! - саданув кулаком по столу, с досадой воскликнул Дима.
- Дмитрий Павлович, а может, это те, кто нас сюда забросил? - втянув голову в плечи, шепотом предположил Доцент.
Тревожный шепоток еще не затих, а Дмитрий с Борисом разразились гомерическим хохотом. Иногда бывает достаточно одного слова, чтобы разрядить обстановку. Увидев 'такого' Мишенина, удержаться было весьма мудрено.
- Так. Пришельцы. К нам едет ревизор со звезды Немезида. Кличка Навуходоносор, - хохотал Федотов, утирая выступившие слезы. - Ну, ты, Мишенин, даешь!
- Степаныч... . Ой, не могу! Но каков масштаб! Какая железная логика! - захлебывался словами Димон. - Кандидат наук, математик... Вова, ты просто гений, извини, мы смеемся не над тобой, извини дружище.
Мишенин растеряно улыбался.
- Значит так, мужики, будем встречаться с этим хреном Бабаевичем!
 
- А не слишком ли рискованно? - усомнился Борис.
- Да не рискованней, чем ходить по подворотням. Ты знаешь, чем дольше думаю, тем больше убеждаюсь - нас вызывают на контакт. Если это не так, то я рогатый римский папа. Хотя, конечно, как-то это все до жути глупо. Игрули хреновы.
  
Глава 13. В ресторации на Старой Триумфальной площади.
 
1 апреля 1905.
Встреча решилась вполне просто. В тот же день у трактира, где всегда брали извозчика, Дмитрий свистнул выскочившего на улицу щуплого паренька. Распахнув одежонку и сунув руки в карманы, шкет чинно направился к Звереву. Откинутая назад голова позволяла недомерку смотреть на мир сверху вниз. Дополнила картину вихляющая походка. По всему было видно - такой пронесет знамя преступности сквозь века.
Виртуозно цикнув зубом, будущий 'вор в законе' задал очень мудрый вопрос: 'Ну чо звал-то?' - 'А то и звал. Спроси, куда подойти. Да скажи, голодны будем!'.
Развернувшись, Зверев пошел к кучеру, поджидавшему его на своем месте.
Вечером в ворота постучали. Вышедший открыть Зверев, вернулся с запиской. В глаза бросился ровный почерк без грамматических ошибок. Текст был предельно лаконичен, были указаны дата, время и место встречи.
***
Ресторан "Три медведя" находился на углу Тверской-Ямской и Большой Садовой. Имел он два входа: со стороны Старой Триумфальной площади и со стороны Тверской улицы. Выйдя из любого, легко можно было затеряться в лабиринте узких улочек. В этом смысле место было выбрано грамотно. Ресторан, или как здесь говорили ресторация, занимал два этажа. На первом располагался ресторанный зал, на втором - две бильярдные.
Судя по убранству, ресторан был из недорогих, но вполне респектабельных заведений. По всему было видно, что 'Три медведя' посещает публика достойная, хотя и не самого большого достатка. Столы были застелены льняными скатертями. Вокруг каждого торжественно стояли стулья с высокими резными спинками. На столах красовались керамические подсвечники в форме 'трех медведей'. Судя по комплекции, керамическая живность не голодала.
Меж газовых светильников висело несколько акварельных пейзажей. Выполненная маслом копия шишкинских королей леса, смотрелась респектабельно.
В дальнем от входа торце зала возвышалась небольшая сцена с пианино и пустыми пюпитрами. Глаза тщетно искали коробки звукотехники и змеящиеся по полу жгуты проводов.
Обеденное время еще не наступило, и публики было мало. Ближе к сцене, в углу, сидела компания из четырех собутыльников. Сидельцы были явно навеселе и, судя по всему, пребывали в этом состоянии уже давненько. Внимание привлекли два простовато одетых господина, занимающих столик недалеко от гуляющей четверки.
У окна вполоборота к друзьям располагался прилично одетый господин. На вид ему было около тридцати лет. Был он в темно-сером двубортном сюртуке дорогого сукна, при белой рубашке и в галстуке. Из-под стола выглядывали лакированные штиблеты. Встретив такого на улице, трудно было бы отнести его к людям сомнительного рода занятий.
Подскочил халдей в белом фартуке, из-под которого нелепо торчали брюки в продольную полоску. Через руку было перекинуто ослепительно белое полотенце. Деланно смахнув со стола невидимые крошки, он привычно затараторил: 'Что изволите-с? Есть свежая-с осетринка...'. Договорить ему не дали, потребовав заливной язык, фрукты, красное вино и три прибора.
Еще дома Борис с Димой попытались смоделировать предстоящую встречу. Ничего толком не получалось. Сейчас оба были немного 'на взводе'. Бориса била легкая дрожь. Зверев был спокойней - сказывался опыт. Заметив состояние товарища, Зверев локтем обозначил свой револьвер. Борис с благодарностью прижал локтем свой, спрятанный в такой же наплечной кобуре.