Плененный принц
В двух чиновниках, сопровождавших регента, Деймен узнал советника Гиёна и советника Одина. У каждого на шее висел тяжелый медальон на толстой цепи, указывающей на их пост.
– Взгляните сами, – обронил регент.
– Это дар Кастора принцу, акилосский раб, – удивился Один. Через мгновенье он выудил квадратик шелка и поднес к носу, будто хотел прикрыть свои чувства от оскорбления. – Что случилось с его спиной. Варварство какое.
Деймен подумал, что он впервые слышит, как словом «варварство» описывали что-то кроме него самого или его страны.
– Это то, что думает Лоран по поводу наших филигранных переговоров с Акилосом, – пояснил регент. – Я приказал ему разумно обращаться с даром Кастора. Вместо этого он запорол раба до полусмерти.
– Я знал, что принц своенравен, но никогда не предполагал, что в нем такие жажда разрушения и дикость, – сказал Один потрясенным и приглушенным шелком голосом.
– Здесь нет никакой дикости. Это намеренная провокация, направленная на меня и на Акилос. Заветное желание Лорана – чтобы наш договор с Кастором рухнул. На публике он позволяет себе пошлости, а приватно… это.
– Видишь, Один, – произнес Гиён. – Именно об этом нас предостерегал регент.
– Порок глубоко в натуре Лорана. Я думал, он его перерос. Вместо этого с возрастом все лишь ухудшается. Его надо как-то наказать.
– Нельзя поддерживать подобные поступки, – согласился Один. – Но что тут сделать? За десять месяцев суть человека не перепишешь.
– Лоран ослушался моего приказа. Кому это знать лучше, как не этому рабу. Может, нам стоит спросить его, что делать с моим племянником.
Деймен не поверил, что он говорит всерьез, но регент подошел и стал прямо перед ним.
– Раб, посмотри на меня.
Деймен поднял голову. Он вновь увидел темные волосы и повелительный взгляд, как и легкую тень неудовольствия, которую, казалось, Лоран унаследовал от дяди. Деймен вспомнил свои размышления о том, что между регентом и Лораном нет фамильного сходства, но теперь разглядел: это не совсем так. Хотя регент и обладал темной шевелюрой с посеребренными висками, глаза у него были голубые.
– Я слышал, что ты был воином, – сказал регент. – Как в акилосской армии наказывают за неподчинение приказу?
– Публично выпарывают и исключают.
– Публично выпарывают, – повторил регент, поворачиваясь к советникам. – Этого не применить. Но в последние годы Лоран стал совсем неуправляемым, интересно, что ему поможет. Какая жалость, что воинов и принцев нельзя одинаково призвать к ответу.
– Десять месяцев до коронации… неужели сейчас самое время наказывать вашего племянника? – спросил Один из-под платка.
– Значит, я должен дать ему полную волю? Пусть он срывает договоры и рушит жизни? Подстрекает к войне? Это моя вина. Я был слишком мягок.
– Можете рассчитывать на мою поддержку, – пообещал Гиён.
Один медленно кивал.
– От совета не последует возражений, когда об этом станет известно. Но, возможно, нам следует это обсудить в другом месте?
Деймен смотрел, как они уходят. Регент явно трудился над длительным миром с Акилосом, и давалось ему это тяжело. Часть Деймена не хотела сровнять с землей крест, ринг и дворец, в котором они находились, с неохотой признавая эту задачу такой же замечательной.
Вернувшийся целитель принялся суетиться, потом зашли слуги, чтобы устроить его поудобней, и наконец Деймена все оставили в покое, и он предался воспоминаниям.
Шесть лет назад битва при Марласе завершилась двойным кровавым успехом Акилоса. Акилосская стрела – шальная, на удачу выпущенная по ветру – поразила вирского короля в горло. А Деймен убил наследного принца, Огюста, в схватке один на один на северном фронте.
Гибель Огюста переломила ход сражения. Вирские войска быстро впали в смятение – смерть их принца стала ошеломляющим и подавляющим ударом. Огюст был любимым наследником, неукротимым бойцом и символом вирской гордости. Он сумел сплотить армию после гибели короля, провел атаку, разгромившую акилосский северный фланг, он стал рубежом, о который волна за волной разбивались воины Акилоса.
– Отец, я смогу его победить, – сказал тогда Деймен и, получив отцовское благословение, выехал навстречу поединку всей своей жизни.
Деймен не знал, что младший брат соперника тоже находился здесь. Шесть лет назад Деймену было девятнадцать. А Лорану тогда… тринадцать, четырнадцать? Слишком мал, чтобы участвовать в такой битве, как Марлас.
И слишком мал, чтобы наследовать трон. После смерти вирского короля и наследного принца на политическую сцену вышел брат короля как регент, и первым делом он созвал переговоры, признал условия капитуляции и передачу Акилосу спорных земель Дельфы, которую вирцы называли Дельфлёр.
Деймен считал это верным поступком здравомыслящего человека. При личной встрече регент казался таким же хладнокровным и благоразумным, хотя и обеспокоенным несносным племянником.
Деймен не знал, почему мысленно возвращается к тому факту, что Лоран присутствовал на поле боя в тот день. Он не страшился разоблачения. Прошло шесть лет, Лоран тогда был мальчишкой, которого, по его же признанию, не подпустили к линии фронта. Даже будь это не так, Марлас представлял собой хаос. Если бы Лоран мельком глянул на Деймена в начале битвы, то тот был в полном доспехе, включая шлем. А если каким-то чудом увидел бы его позже, с утерянными шитом и шлемом, то к тому времени покрытый грязью и кровью Деймен сражался за свою жизнь, как и все они.
Но если бы его узнали – каждый мужчина и каждая женщина Вира помнили имя Деймианоса, принца-убийцы. Деймен понимал, в какой окажется опасности, разоблачи его кто, и еще он не мог знать точно, насколько близко подошел к разоблачению, к тому же тем самым человеком, который имел больше всего причин желать его смерти. Еще больше причин, почему он должен вырваться отсюда.