Сладкая вендетта
После событий этой ночи Ева возвращалась домой с таким чувством, будто побывала в гостях, настолько была велика разница между тем, чем она занималась в «Немезиде», и ее жизнью. И она побывала, за исключением того, что жизнь, которую она посетила, была ее собственной. Здесь, в обычной маленькой квартире, где на столе лежали учебники, а на каминной полке стояла фотография ее родителей, которую они прислали в последнем письме. Как и следовало ожидать, отец и мать, позируя перед школой, которую они построили в глубинке Нигерии, выглядели строгими и добродетельными. Мать в письме снова убеждала Еву присоединиться к ним, отказаться от учительства в пользу более высокого призвания. «У тебя слишком большие способности, чтобы растрачивать их на скучающих дочек буржуа, – писала Элизабет Уоррик. – Здесь есть один молодой миссионер, который ищет себе жену и помощницу. Я буду очень рада, если ты разрешишь ему тебе написать. Потрать свою жизнь для достижения более великой цели».
Ева переоделась в ночную рубашку, но спать не хотелось, поэтому она решила наконец ответить родителям. Откинувшись на спинку стула, Ева посмотрела на потолок и задумалась.
Что им написать? О том, как они с Джеком ворвались в бордель, чтобы украсть документы, принадлежащие преступному аристократу? И что она может рассказать о Джеке, сбежавшем заключенном, который дерется как зверь, но при этом с ранимой душой? Или о том, как он ее целовал?.. Ева вспомнила, как губы Далтона прижимались к ее губам, как он, казалось, вбирал ее всю, словно она была живительной влагой, без которой он не мог жить, и от этого воспоминания мисс Уоррик бросило в жар. Час назад ей очень не хотелось уходить и оставлять Джека в штабе «Немезиды». Она хотела, чтобы он был здесь, с ней. В ее постели. Но не могла же она взять его за руку и повести за собой на глазах у всех? Если бы она в разгар выполнения задания спуталась с Джеком, коллеги по «Немезиде», и прежде всего Саймон, поставили бы под сомнение ее оъективность. Да и она сама тоже. В том, что Ева желала Джека Далтона, не был ни мудрости, ни осторожности. А она всегда была мудрой и осторожной.
В окно кто-то тихонько постучал. От неожиданности Ева вздрогнула. За стеклом маячил чей-то темный силуэт. Она схватила револьвер и осторожно приблизилась. Может быть, Рокли сумел ее выследить и послал за ней одного из своих головорезов? Очевидно, этот человек, кем бы он ни был, мастер карабкаться по стенам, ведь ее квартира находится на самом верхнем этаже.
В окне появилось лицо. Джек.
Прерывисто выдохнув, Ева отодвинула щеколду и подняла створку. Джек с удивительной для его размера ловкостью влез в комнату.
В черной одежде, с темными волосами и отросшей щетиной, он казался живым воплощением самой ночи. Ева никогда еще не видела, чтобы его глаза так горели. В ее маленькой чистой квартирке он казался большим, опасным… и неотразимым. Джек посмотрел на револьвер, который она все еще держала в руке.
– Это мне напоминает нашу первую встречу.
Ева положила оружие на стол.
– Обычно в такой час ко мне не приходят гости. Тем более через окно.
В качестве последнего средства самозащиты мисс Уоррик попыталась спрятаться за легкомысленным тоном, но даже ей самой было слышно, что ее голос прозвучал так, будто она запыхалась. Спрашивать, как Джек сюда попал, не было нужды. Он уже научился незаметно ускользать из штаб-квартиры и знал, где она живет. Денег у него не было, но Ева легко представила, как он бежал по ночным улицам, стремясь к одной-единственной цели – к ней.
Джек остановился позади нее. От его кожи и одежды исходил аромат холодного ночного воздуха. Ева незамедлительно отреагировала на это – ее плоть стала тугой и невероятно, до боли, чувствительной. Но мисс Уоррик не могла повернуться, не могла посмотреть ему в лицо. Далтон ее пугал. Точнее, не он, а те ощущения, которые этот мужчина у нее вызывал. Они оба знали, зачем он пришел в ее квартиру. Ева должна была потребовать, чтобы он ушел, а в случае отказа пригрозить оружием. Но она не сделала этого. Она хотела, чтобы Далтон был здесь, хотела так сильно, что словно приросла к месту и могла только смотреть на лежащий на столе револьвер и слушать звуки учащенного дыхания – Джека и своего собственного.
Половые доски скрипнули под ногами Далтона. Он сделал это нарочно, давая ей возможность выбрать – отойти или остаться.
Она осталась.
Джек стоял прямо у нее за спиной, но не прикасался к ней. Потом он пошевелился, Ева поняла это по легкому шороху одежды. Она внутренне напряглась, ожидая, что он будет действовать настойчиво и грубо. Но его большая ладонь легла на ее поясницу и двинулась вверх по спине – медленно, очень медленно, пока не остановилась на шее, под самым затылком.
Ева ахнула, словно Далтон коснулся ее чем-то огненно-горячим.
Он стянул с нее халат и снова погладил по спине, только теперь его рука скользила лишь по тонкой ткани ночной рубашки, и сдавленный вздох Евы превратился в стон. Джек стал водить ладонью по плечам, рукам, исследуя каждый сантиметр ее тела, а когда дошел до округлых ягодиц, то заурчал от удовольствия.
– Я это знал, – пробормотал он, жарко дыша ей в шею. – Я знал, что у тебя аппетитная круглая попка. Мне с самого начала хотелось положить на нее руки.
Ева выдохнула смешок. Ну конечно, Джек мог говорить только грязные комплименты. И это ее возбуждало сильнее, чем красивые метафоры или поэтичная похвала. Ева нарочно сделала шаг назад, и их тела оказались прижатыми друг к другу. Даже через слои одежды она чувствовала форму и твердость его мужского орудия. У Джека вырвался животный рык. Он положил ладони ей на талию, потом двинулся выше. Ева замерла в предвкушении, она ждала, ждала… и наконец его руки легли ей на грудь. Несколько мгновений Далтон просто сжимал ее, а потом стал гладить соски, отчего они превратились в твердые пики. Ущипнув за них, он легонько укусил ее за шею.
Ева выгнула спину и не смогла сдержать стон. Ощущения от его ласк пронзали ее и собирались жаром между бедер. Она повернула голову набок.
– Поцелуй же меня, черт возьми!
Он тихо хмыкнул и завладел ее губами. Они целовались открытыми ртами, жадно, ненасытно, но Еве нужно было больше, больше его прикосновений, его желания, больше его самого. Она стала расстегивать пуговицы на ночной рубашке, но получалось неловко, у нее дрожали пальцы.
Как она и ожидала, Джек оказался умным и принял ее приглашение – он распахнул рубашку так, что ее груди оголились. Теперь они были в его руках, в невероятных, больших мозолистых руках. Еву словно закружила неведомая сила, и она забылась в ощущениях, которые ей дарили прикосновения Далтона. Он стал перекатывать ее соски между пальцами, мисс Уоррик сдавленно ахнула, и Джек поглотил этот вздох своим ртом. Потом он задрал подол ее ночной рубашки и погладил Еву между бедер. От этого касания Ева невольно вскрикнула.
– Господи, ты такая влажная! – одобрительно прохрипел Джек.
Его пальцы заскользили вдоль нежных складок ее плоти и, нащупав чувствительный бугорок, принялись медленно потирать его. У мисс Уоррик, охваченной наслаждением, задрожали ноги, и ей пришлось прислониться к Джеку, иначе она сползла бы на пол. Он продолжал одной рукой ласкать ее грудь, другой гладить между ног, и его рот, слившийся с ее ртом, поглощал каждый стон и всхлип Евы. Она и представить себе не могла, что такой мужчина, как Джек, может быть одновременно и властным, и нежным.
Его палец плавно скользнул в ее лоно, и тело мисс Уоррик мгновенно сжалось, готовясь к разрядке. Но Джек убрал палец, и она протестующе вскрикнула. Тогда он развернул ее лицом к себе и, крепко поцеловав, сказал:
– Когда ты кончишь первый раз, это будет от моего языка.
Щеки Евы вспыхнули, другая волна жара охватила все тело. Она направилась к кровати, но Джек с поразительной легкостью подхватил ее на руки и усадил на край стола. Когда он встал перед ней на колени, сердце Евы забилось так сильно, что ей стало не хватать воздуха. Она смотрела на него, такого огромного, сверху вниз, но положение его было далеко не подчиненным. Власть принадлежала им обоим. Никогда еще Ева не чувствовала себя такой сильной, как сейчас, когда видела желание и страсть в глазах Далтона.