Однажды я умер (СИ)
Нет. Хватит. Скрипнув своими клыками, я обрываю речь в самом начале, до боли вжимая когти на передних лапах в свои ладони и опуская взгляд в землю. Нет. Я не должна утаивать собственных мыслей, тем более от родных. За одной ложью начнёт виться следующая, пока я не укроюсь полностью в чёрные одеяния обмана, обречённая в один момент вспыхнуть огнём разоблачения, и в этом же пламени и сгореть. Тяжело вздохнув, я начинаю свой рассказ про Академию сначала и, на этот раз, ничего не утаиваю.
Рассказываю всем собравшимся о собственном желании взять с собой Тростинку, о мучающих меня эгоистичных мыслях. Делюсь своим неожиданно осознанным отношением к родным, поскребывая когтями по чешуйкам, и почти слово в слово, как я помню, пересказываю всю короткую беседу с Веретенником, отводя подавленный взгляд всё дальше и дальше от круга моей семьи, боясь даже предположить о том, что они могут подумать обо мне после этого откровения. И пусть совесть успокаивается, но на её место выглядывает из темноты ехидно скалящийся страх оказаться отверженной собственной семьей… Хотя, быть может, это будет и не плохо? Ведь, в каком-то смысле они меня сковывают по лапам, не позволяя отправиться в долгое путешествие от горизонта до горизонта, вынуждая всё время останавливаться и оглядываться назад.
Изгнание. Одиночество. Как страшно звучат эти слова, холодом пробирая моё сердце. И вроде бы ничего плохого нет, но сама мысль остаться без поддержки братьев и сестёр, никогда больше не слышать их смеха или ворчания, болезненно давит на меня. Понурив морду, я слегка ёжусь, стараясь сжаться в комок на своем месте, ожидая решения стаи.
Железо. Он поднимается первым, чуть было не соскользнув и не полетев кубарем со своего “выступа” в прибрежную грязь, своим спокойным взглядом окидывая меня. Но вместо того, чтобы оставить меня одну, уводя всю нашу семью к новому берегу, он подходит ко мне и заключает в поистине медвежьи объятия, выдавливая весь воздух из моих легких. Негромко ободряюще мурлыча, большой брат, естественно, следящий за нами, несколько раз тыкается своим тёплым носом в мой лоб, не обращая внимания на то, как я пучу глаза из-за нехватки кислорода. А следом за ним и остальные меня обнимают, пока я не начинаю панически дёргать своими лапами, негромко, отчаянно запищав. Они что, казнь через удушение мне решили устроить?
Но нет. Опомнившись, Железо разжимает тиски, позволяя мне наконец-то жадно втянуть пастью свежайшего болотного воздуха. Зайдясь в кашле, я с укором поглядываю на виновато скалящегося Хранителя, что просто придерживает меня передними лапами за плечи. Неужели они не обижены? Или просто понимают? Или готовы простить мне? С напряжением во взгляде я опускаю взгляд на Тростинку, боясь увидеть в её глазах разочарование или злость. Но нет, она всё также радостно смотрит на меня, тут же подавшись вперёд и лизнув размашисто мой нос.
Интересно, они так себя ведут, потому что дурашки или просто намного добрее меня? Чтобы я сказала или сделала, оказавшись на их месте, выслушивая как, допустим, та же Осока негативно относиться ко всем? Обиделась ли, или бы простила, порадовавшись, что она нашла в себе силы показать терзающих её демонов? Ох, как же тяжело жить.
А Железо тем временем начинает говорить что-то про силу семейных уз, взаимное доверие и необходимость высказывать друг другу даже самые мрачные мысли. Не слишком умело, иногда подолгу останавливаясь, подбирая подходящие слова, заполняя тишину различными “ээээ”, “мммм” и так далее. Но в целом приемлемо. Он вел нить своего размышления, пока все остальные родичи согласно кивали, поддерживая своим одобрением слова Хранителя. Даже Тростинка, которой касались мои самые мрачные и тяжелые мысли.
— Ты особенная, Водомерка. — в конце концов выводит свой вердикт Железо.
И ведь он даже не представляет, насколько особенная… В череде откровений новая волна стыда пытается показаться на свет, ведь я так никому не рассказала о своих “снах”, которые мучили меня, пока я спала в яйце. Или, точнее, не снах, а прошлой жизни. Однако тут же я забиваю мысленным тапком желание рассказать и об этом как можно глубже в свою голову. Не хватало ещё, чтобы родные посчитали меня сумасшедшей. Вообще, расскажу, когда хоть что-нибудь смогу доказать. Хотя бы с помощью Тростинки… Арррх. Нет, я не буду принуждать и направлять куда мне нужно мою маленькую сестрицу.
Похоже, я всё-таки разревелась. По возможности заграбастав шеи всех своих братьев и сестёр, я прижимаю их к себе, закапываясь носом меж их мордочек, слушая их негромкое мурлыканье.
— И у тебя есть чем гордиться, — продолжает наш Хранитель, первый выскальзывая из моих объятий, и накрывая нас всех своими крыльями. — Однако не позволяй этой гордости тобой править, не позволяй ей залепить твои глаза грязью.
— И от кого ты услышал эту банальнейшую фразу? — чуть фыркаю я со слабой улыбкой, греясь в окружение родных и близких, оказавшихся куда заботливее и добрее, чем я думала.
— От Кремень, — не скрывает Железо, чуть было не вызвав у меня приступ нервной икоты. Наверное, во всем нашем семействе, я одна не понимаю, почему к этой ворчливой драконихе столь хорошо относятся. Или же собственная самоуверенность и чувство превосходства над ней не позволяет мне этого осознать? Ну и ладно. Об Кремень, несколько лет учившей нас всему необходимому, я подумаю чуть позже, в свободное время.
— Хорошо… Так что насчет Академии? — С трудом возвращаюсь я к начальной теме, предшествующей изливанию своей души родным. — Тростинка?
Взгляд мой опускает на всё ещё прячущуюся под моим крылом сестрицу. На чешуйках её мордочки танцуют яркие блики, прорывающиеся через завесу веток и листьев.
— Я с тобой, — улыбается маленькая чародейка, в очередной раз проходясь своим маленьким язычком по моему носику. И, не удержавшись, я отвечаю ей тем же.
— Аа?.. — Уже после взаимных облизываний, я по очереди перевожу взгляд на остальных, в конце концов останавливаясь на нашем Хранителе. Железо слегка переминается с лапы на лапу, будто бы раздумывая над своим ответом, а затем кивает.
— Не вижу ничего страшного, — улыбается самый крупный брат, потрепав меня и Тростинку за ушком своими коготками.
— Мы всегда сможем слетать и проведать вас, — подхватывает чуть менее хмурая, чем обычно, Осока, кивком обозначая согласие со своим вечным оппонентом в схватках.
— Или же… — подает голос молчавший до этого Дремлик, слегка нервно поёрзавший на месте, когда все глаза оборачиваются к нему. Немного смутившись, дракончик продолжил говорить, осторожно вырисовывая когтем на земле перед собой круги. — Ну… Кхмм. Вы можете летать к нам… Ну, я хочу сказать, что вы же не будете… Не будете вечно учиться, да? То есть, не всё время… Ну, вы же там не навсегда. Не навсегда ведь?
Негромко мы все засмеялись, смутив братца ещё сильнее. Однако, тут же целительная сила обнимашек со всех сторон успокоила дергающего хвостом из стороны в сторону робкого дракончика.
— Конечно мы будем прилетать, при любой возможности, — заверяю я не только Дремлика, но и всех остальных. — Главное случайно не разминуться. А то вы полетите к нам, а мы полетим к вам. Так и будем летать туда-сюда.
Новая волна смеха заполнил полянку, и я чуть успокоилась, поняв, что семья поддержит меня в моих начинаниях. И в целом поймет и поддержит. Как же это… хорошо.
Сборы не заняли много времени. Да и что с собой брать дракону? Разве что сумки со своими травами, большую часть из которых я оставляю родным, подробно объяснив им, что для чего предназначено. Но на всякий случай решив перестраховаться, целый час расписывая им для чего нужны те или иные травы, переведя на это дело несколько берёст да поломав пару тонких веточек, используемых вместо стилусов для письма.
Помимо этого, освободившееся пространство заполнило несколько чистых кусков коры и бересты, а также пара сделанных из засушенных тыкв “бутылочек”, заполненных истолченным в порошок углём. Заполнить водой, смешать с камедью, потрясти немного – вот тебе и примитивные чернила, которые вполне себе можно использовать. И ничего более лишнего, даже никаких запасов еды.