Однажды я умер (СИ)
А тем временем Глин нас подводит к тому, что, судя по всему, у радужных драконов зовётся “яслями”. Несколько громадных ярусов друг над другом, с крышами из широких пальмовых листьев и свободными входами. Проскальзывая выше, мимо выступа, ведущего в небольшое углубление, я краем глаза замечаю небольшие, с виду овальные предметы белого цвета, переливающиеся перламутром. Яйца? Они хранят всех детёнышей вместе? Нет, ну это всё ещё лучше, чем оставлять неродившихся дракончиков на произвол судьбы посреди болота, насёленного кучей различных хищников, представляющих опасность для новорождённых драконят. Тем более, что я даже замечаю одного ночного и радужного, сидящих у края и наблюдающих скучающими взглядами за пролетающими мимо драконами, держа в лапах что-то отдалённо напоминающее острые палки… Это что, копья? Значит, драконы используют какое-то оружие? Собственных когтей, клыков и огня этим машинам смертоубийства не хватает? Даров природы недостаточно и поэтому они изобрели острые, тыкательные палочки? Не особо длинные, украшенные лианами и вплетёнными в них цветами, сделанные из отдающего красным дерева. Не особо практично они выглядят. А может, это не оружие, а символ власти и собственного статуса? В конце концов, не думаю, что дракону можно причинить вред тычком острой палки куда либо, кроме крыла или глаза. Естественно, проверять я этого не буду. Ни на себе, ни на окружающих.
А мы поднимаемся чуть выше. Скользим к следующей платформе, края которой окружены свитой из зелёных лиан сеткой, за которой я вижу… Ясли? Да, именно что ясли, или детский сад, в котором сидят совсем маленькие, порой слишком зелёные дракончики, с удивлением выглядывая из-за крыльев нескольких воспитателей. Похоже, тут держат драконят, которые ещё не научились летать. И, к своему удивлению, я замечаю средь пестрой толпы и несколько чёрных дракончиков, окружённых своими радужными сверстниками. Держат всех вместе? Ну, это не лишено логики, конечно - воспитать драконов, всю жизнь держащихся друг друга.
Но, на этом наш подъём не останавливается. Мы скользим выше и выше, поднимаясь на последнюю платформу, находящуюся почти под самой кроной на развилке множества ветвей, где нас ждут. Восемь дракончиков, по четыре на каждое племя, вытянулись по всей поверхности площадки, с интересом смотря на прибывающих нас, так, будто они впервые в жизни видели земляных драконов. Хотя, вполне возможно, что и правда впервые. Если Глин не мелькал средь домиков на деревьях чаще обычного, путешествуя и занимаясь своими Академическими делами.
Приземлившись у края, я позволяю подрагивающим от напряжения крыльям опасть по бокам, жадно вдыхая влажный воздух тропического леса и встряхивая своей мордашкой. Наконец-то небольшой отдых. Тростинка прижимается к моему бочку, потираясь щекой о моё плечо, пока я изучаю собравшихся на площадке драконят, с интересом и напряжением следящих за каждым движением весело улыбающегося Глина.
— А где ещё двое? — интересует земляной провожатый, остановившись в паре метров от центра площади, около стола, накрытого множеством “покрывал” из листьев.
Итого. Четыре ночных дракончика, чем-то напоминающих своих старших сородичей, только… ещё комичнее? Трое из них ненамного превосходят по возрасту меня и Тростинку, но, в отличие от нас, они ещё не избавились от детской неуклюжести. Короткие, немного кривоватые лапки ещё не до конца вытянулись, да и сами дракончики чуть горбятся, будто не в силах оставить в прошлом сладкую дрёму под скорлупой своих яиц. И эта троица старается держаться как можно ближе к самому крупному дракончику из своего племени, единственного, кто напоминал телосложением взрослого ночного. Чуть старше Аспида, его серебряные чешуйки сползают с крыльев и перебираются на спину, поблескивая благородным металлом под лучами светила, и даже ярким, неровным пятном наползая на левую сторону морды по шее, кляксой-фингалом красуясь вокруг левого глаза.
Напротив них радужные дракончики максимально вольно развалились по свободной части платформы, растянув на полированных и покрытых следами когтей досках свои крылья, изредка сладостно потягиваясь, да порой начиная лезть к друг к другу с какими-то идеями для игр, стихнув лишь в момент нашего приземления. Хотя одна из них лежит буквально на хвосте пятнистого ночного дракона, порой копируя его серебряные чешуйки и чёрную чешую, да серые глаза. Выходит, радужные и цвет глаз менять могут? Да и своих рогов, выходит, тоже. Вот “непревзойдённая мастерица” пародий приподнимает свою мордочку и её рога заметно темнеют. Чертовщина какая-то. В костях ведь не может быть хроматофоров - клеток, позволяющих менять цвета. Да и сами эти клетки не должны давать подобного спектра цветов. Неужели магия? Так, мне тут с Тростинкой разбираться ещё предстоит, а судьба пихает мне под нос ещё больше паранормальщины, будто в надежде на то, что я сойду с ума и укачусь жить в болото.
Но, если отвлечься от странной нелогичности способности радужных, на фоне ночных они куда больше напоминают взрослых драконов – такие же изящные, вытянутые, уже свободно меняющие цвет. С интересом они разглядывали нас, да весело переглядываясь друг с другом, расправляли собственные гребни, напоминающие мне о плащеносных ящерицах. От взрослых их отличают разве что чуть меньшие размеры, да чуть большая худоба.
— Лонган и Звёздочка улетели, — пожимает крыльями пятнистый ночной, задумчиво разглядывая всех нас по очереди, а потом радостно улыбнувшись и развесив уши: — Но обещали в скором времени вернуться.
Так, значит, радужный гуляет с ночной? Ведь, Звёздочка – хорошее имя для ночной? Ну, то есть, ночь там, звёзды, да? А второго ставим методом исключения на оставшееся место в этой нехилой логической цепочке, обзывая его про себя радужным. Главное, не ошибиться.
— А мы вам фруктов оставили, — улыбается всё тот же ночной, явно говорящий от мордашек всех драконят, и лапкой указывая на прикрытую листьями какой-то пальмы горку. Забавно, драконята решили оставить нам часть своей еды? Или же они набрали ещё? — Потрошитель предупредил о гостях. Хотя мы столько всё равно не съели бы.
А. Это дело лап того дракона, прикидывающегося КГБшником. Но вообще, это прекрасное предложение, от которого я не собираюсь отказываться. Со вчерашнего вечера на моём языке не было ни кусочка чего-то съестного. Нет, никакого серьёзного дискомфорта, и уж тем более голодной слабости, я не испытываю. Но любое упоминание о еде вызывает непроизвольную реакцию в моём теле, будто перед собаками известного учёного зажигают лапочки. Урчит негромко живот, пасть наполняет слюна. И такая реакция не только у меня. Вся наша группа болотных драконят подбирается поближе к предложенному угощению, а за нами следует и наш провожатый, остановившись разве что у разговорчивого и задумчивого ночного.
— Они скоро вернуться? — интересуется Глин, пока я, вместе с Тростинкой и Бекасом, стягиваю листья с накрытого стола. Фрукты. Великое множество фруктов! И какие все разные! Тут и знакомые мне манго, банананы и апельсины, какие-то орехи, похожие на кокосы, ананасы, невесть откуда взявшиеся посреди густого тропического леса. Неужто их выращивают на подоконниках в свободное от собственных дел время? И пару арбузов с дынями вижу в центре кучи, под завалом из множества незнакомых мне плодов. Зелёные звёздочки, неровные фиолетовые фрукты и тому подобное… Интересно, всё ли из этого множества существует на земле или всё-таки тут есть нечто уникальное, совсем не похожее на дары природы с планеты Грязь? И вообще, в который раз задаюсь вопросом - какого чёрта столь многое в этом мирке почти полностью копирует живое с совершенно другого комка космической пыли, разделённого с этим местом бесконечным простором пустоты, по которому гуляют лишь солнечные ветра?
Ну, всё точно различается размерами. Например, гигантские деревья. И вообще, многие пропорции выглядят совершенно непривычно! Вот, допустим, ананас. С виду совершенно обыкновенный, ничем не примечательный, сладко пахнущий, и вроде бы даже спелый. Только вот он размером с мою голову, даже чуть больше! А, на секундочку, моя светлая головушка размером с голову взрослого крокодила!