Хроники Ники (СИ)
— Слушай, — спросила я, — а у тебя с этим как?
— С чем именно? — не поняла Оля.
— Ну, с сексом, же, — горячо пояснила я.
— Да, как у всех, обычно. Я если хочу секса, то занимаюсь им, а не задаю дурацких вопросов, — спокойно ответила Оля.
— Прямо так? — поразилась я.
— А как? Все гораздо проще, чем ты думаешь, так что не парься.
— А что Кащ по этому поводу думает? У него нет ревности?
— Какой ревности? Мы же с ним друзья, — пожала плечами Оля.
Иван не показывался в колледже еще целых три дня. Уже и Кащ успел вылечиться и стал ходить на пары, а Ивана все не было. Я расспросила всех наших, с кем он более — менее дружил, всех знакомых из общаги, но никто ничего не знал. В общежитии Иван не появлялся уже недели две.
К пятнице я была уже сама не своя от беспокойства. Я решила, что после учебы поеду на квартиру его друга, туда, откуда так позорно бежала ранним воскресным утром. Конечно, я совершенно не помнила ни номера дома, ни подъезда, но надеялась, что смогу вспомнить на месте. Решила, что найду эту квартиру и буду дежурить под дверью, пока не появится Иван, или кто-то, кто сможет сказать мне, где он.
На четвертой паре должен был быть семинар по маркетингу. Обычно на маркетинг группа являлась в полном составе, даже самые отпетые прогульщики знали, что лучше прийти и честно получить «неуд», если не выучил, чем прогулять. Маркетинг вела декан нашего факультета, которая обладала соколиным зрением и уникальной памятью. Она знала по имени и в лицо каждого студента и без труда могла вычислить и запомнить, кто был на ее паре и вообще в колледже, а кого не было. А кроме того она могла за один прогул назначить столько отработок и рефератов, сколько не было задано по остальным предметам, вместе взятым за все годы учебы. Единственной причиной отсутствия на маркетинге, которою она бы признала уважительной, наверно была смерть студента, ну или нахождение в коме, в крайнем случае.
Словно стадо смирных овечек, мы послушно сидели за партами в ожидании начала семинара. Деканша, хищно посматривая на нас поверх очков, готовилась назвать имя первой жертвы, то есть того, кто начнет отвечать на ее каверзные вопросы.
В этот момент в дверь аудитории кто-то робко постучал, и, не дожидаясь ответа, открыл ее. Это был Иван. У него был такой вид, словно его провернули в мясорубке. Всклокоченные волосы стояли пучками в разные стороны, из-под заношенного серого свитера торчал край мятой рубахи, джинсы и ботинки были в пятнах ни то грязи, ни то глины. Вся правая сторона его лица была в ссадинах и кровоподтеках, костяшки пальцев на руках были сбиты.
- Ольга Борисовна, извините, разрешите войти, — слабо проговорил Иван.
— Новиков, ты что, с войны? Почему такой вид? — скорее удивившись, чем разозлившись, спросила деканша.
— Извините, — снова буркнул Иван, — так вышло. Разрешите мне войти.
На него было жалко смотреть. Было видно, что ему плохо, стыдно и наверняка больно, но очень нужно попасть на этот проклятый семинар.
— Ну, хорошо, — смягчилась деканша, — сходи, приведи себя в порядок, и можешь присутствовать.
Иван покорно удалился, а деканша вызвала к доске Саню Каща — рассказывать про жизненный цикл товара. И Саня, неимоверно страдая, принялся извлекать из закоулков памяти слова: «внедрение», «рост», «зрелость» и «спад». Впрочем «внедрение» никак не вспоминалось, и он упорно назвал его «введением».
Минут через пять, вернулся Иван не слишком-то изменившийся. Место рядом со мной заняла Оля, и он прошел мимо, за парту позади нас, лишь окинув меня взглядом полным тоски.
Конечно, я была безумно рада его видеть, но его вид вызывал беспокойство. Мне нужно было узнать, что с ним произошло, и где он пропадал все эти дни. Но я не рискнула писать ему записку. Маркетинг был единственным предметом, на котором мы с Иваном не переписывались из чувства самосохранения. Сгорая от любопытства и нетерпения, я не могла дождаться окончания пары. Отвечая у доски, я не отрывала взгляда от Ивана, говорила на автомате, лишь бы скорее отмучаться и сильно удивилась, когда деканша поставила мне «отлично». Едва семинар закончился, я подошла к Ивану. Эта пара была последней, и мы могли, наконец, спокойно поговорить.
— Привет, ну что с тобой было? Где пропадал? — нетерпеливо стала спрашивать я, усаживаясь на стул возле него, еле сдерживаясь, чтобы не схватить его за воротник и не начать трясти.
Иван вздохнул и посмотрел на меня с болью во взгляде.
— Было дело, — нехотя ответил он, — сейчас все нормально.
— Я жажду подробностей! — не унималась я.
— Ник, все не важно, пойдем, я тебя домой отвезу, — сказал Иван уже с более теплыми нотками в голосе.
— Отвезешь? На чем? — удивилась я.
— На машине, на чем еще? — ответил он и вдруг привычно добродушно улыбнулся.
Машина Ивана стояла на парковке за колледжем и представляла собой древнюю «Жигули двойку» цвета спелой хурмы, с треснутой фарой. Ее борта и двери были покрыты все той же грязью, что и джинсы Ивана.
Я опасливо села рядом с ним на пассажирское сиденье, захлопнула дверцу и почувствовала гадкий запах, наполнявший весь салон, как будто смесь табачного дыма, мокрой собачей шерсти и одеколона «Доллар» — излюбленного парфюма торговцев с вещевого рынка.
— Откуда у тебя это сокровище, — спросила я, оглядывая пыльную приборную панель, рычаг коробки передач с розочкой на рукоятке, и лежащую рядом пачку сигарет «Балканская звезда».
— Все тебе надо знать, — шутливо-ворчливым тоном произнес Иван.
— Ну, расскажи, я же не отстану, — продолжала я.
— Да Вовкина это, брата старшего тачка. Его соседская гопота за долги прессанула, на счетчик поставили, пришлось ехать домой, в Североуральск, впрягаться. Застрял там, еле вырвался. Вовка сам мне машину отдал, чтобы они не забрали. Да, я еще баблом ему помог, чтоб отсрочку дали, — поморщившись, стал объяснять Иван, — махач, конечно был что надо, но наша победила. Хотя могли и на перо посадить, — произнес Иван с каким-то нездоровым блеском в глазах и вдруг грубо выругался, — Зато я теперь на колесах, — продолжил он, — будет теперь на чем мою кошечку возить, — сказал он и криво усмехнулся и подмигнул мне.
Затем Иван с улыбкой и как-то уж очень по-свойски положил руку мне на бедро.
Я вздрогнула. Я не узнавала его. Все это выглядело как-то не так, неправильно, отталкивающе и даже гнусно, что ли. Значит, он ездил в свой город, дрался там в каких-то разборках, «отжал тачку». А теперь вот приехал этаким «героем» к «своей кошечке». Невинный ценитель вин и московских рок-клубов, для которого «Саббат» — дыра.
Я почувствовала, как рот непроизвольно наполнился слюной, и к горлу подступила тошнота.
— Не знала, что ты так можешь, — еле выдавила из себя я.
Иван, не замечая моего волнения, потянулся ко мне, чтобы поцеловать, но я отстранилась, глядя на его подбитую нижнюю губу.
— Ник, что с тобой? — спросил он, наконец, поняв, что что-то не так.
— Вань, извини. Я не могу, — пробормотала я, и резко распахнув дверцу, выскочила из машины.
Я шла быстро, не оборачиваясь, зная, что он идет за мной. Во мне бурлили волны невесть откуда взявшегося гнева. Я рассердилась и испугалась, сама не понимая из-за чего именно. То ли из-за его напора, то ли из-за подробностей его истории, я не знала, но знала точно одно: я ошиблась в нем, все-таки он не тот человек, который мне нужен. Я не хочу быть «его кошечкой». Я не хочу волноваться по несколько дней, зная, что он где-то на «разборках» и что его могут «посадить на перо» за долги. Да, и какие там долги? Карточные? Наркоманские? Воровские? Что у него за брат? Может, и Иван скоро станет таким же? Все это слишком мрачно для меня, вот где настоящая тоска. И я так не хочу. И дело не в том, что он из маленького городка, у нас тоже есть районы, где обитают такие вот парни, которые живут «по понятиям», «забивают стрелки», «устраивают махач двор на двор, район на район». Это страшно, это непонятно, это противно. И оказывается, Иван может спокойно существовать в этой среде. Я не могла это принять и не хотела становиться частью этого.