Орден геноцида (СИ)

Вторым сопровождающим Хильды был Потапыч — наш уездный городовой из княжеской стражи. Если Винтеры — это армия нашего уезда, то Потапыч — это вся его полиция.
Вообще-то он Егор свет Дмитриевич, а Потапов — это фамилия у него такая. Но к упитанному увальню с наидобрейшим лицом иного прозвища прилипнуть просто не могло.
При том я, например, знал — Потапыч в городовые пошёл после отставки из личной дружины князя, а это что-то да значит — чтобы в княжеское войско попасть, надо быть либо отменным воином, либо магом. Так что маска добродушного дружелюбного увальня — это всего лишь маска…
— Вашсиятельство! — при виде меня всплеснул руками городовой. — Ну что же это делается-то такое, а? Ведь третий раз за месяц сестрицу вашу, Ольгу Ренгольдовну, пёс его знает откуда достаём! Бедовая девка, как есть бедовая!
— Доброго дня вам, Егор Дмитриевич, — я вышел из дома и облокотился на перила крыльца. — Что стряслось-то?
— Нет, ну вы только подумайте! — горестно произнёс Потапыч. — Да где ж это видано, чтоб благородные девицы по кабакам портовым шлялись, а? Да ещё и дебош учиняли….
— Да они первые начали, чё я-то… — ухмыльнулась Хильда.
— Хм, — сказал Патрикей и отвесил сестре увесистого леща.
Та немедленно заткнулась и обиженно засопела, потирая затылок — дед и сам шуток не понимал, и чужой юмор не особо уважал. А связываться с ним себе дороже — у Патрикея была какая-то ненормальная устойчивость к магии. Достать его чистой силой под чарами усилениями — тоже неважная идея. Связываться с тем, кто может подкову согнуть голыми руками — вообще не самое разумное занятие.
— Давайте в дом пройдём, что ли, — предложил я. — Чаю вам хоть с дороги налью… Или чего покрепче?
— Рад бы, вашсиятельство, — вновь поименовал меня не принадлежащим титулом Потапыч. — Но — дела-с. Вот, привёз сестрицу вашу, а теперича вынужден откланяться.
— Стой! Куда это ты собрался-то, а? А мотоцикл мой?! — возмутилась Хильда.
— Все вопросы к Чердынской управе. Батюшка твой как придёт — ему и отдадут, а тебе — ни-ни, чтобы без дела в город не каталась.
Какая прелесть. Дядя эдак и через полгода только может заявиться в управу — по такому-то делу. Он уже и так сто раз пожалел, что год назад ей этот старенький БМВ подарил, но отнять уже не получалось — Хильда в несвойственной ей манере рыдала, каталась по полу, умоляла и вообще всячески давила на дядину жалость, лишь бы её железного коня не отнимали. Иначе на чём ей в город мотаться-то?
— Вашсиятельство, вы уж примите меры-то, — вздохнул Потапыч. — Я ж в этот раз в городе, считай, случайно оказался…
— Да что случилось-то? — тоже вздохнул я.
Увы, манера речи городового уж чем-чем, а лаконичностью никогда не отличалась — нахватался от местных, которые прежде чем к сути дела перейдут, на полчаса минимум разговоры разведут обо всём. О погоде, об урожае, о цене на лес и здоровье всех ближайших родственников, включая собаку Жучку, кошку Мурку и хряка Борьку…
— Значица, сестрица ваша в городе по местам всяким злачным слонялась, — сообщил Потапыч. — В частности — по кабакам портовым. И в одном из таковых с кем-то из речной матросни сцепилась. Да так сцепилась, что туда отряд княжеской стражи и пожарных магов вызывали.
Я сурово посмотрел на Хильду. Та с самым серьёзным видом начала рассматривать растущую около забора яблоню, что-то фальшиво насвистывая себе под нос.
Вот есть манера у всяких там домашних кошек-собак умотаться куда-нибудь на улицу и пошариться в помойной куче повонючее да вываляться в луже погрязнее. И есть такая же Хильда, которую хлебом не корми, а дай где-нибудь в тёмной подворотне сцепиться с парой бандюков. Нервы она себе так, видите ли, щекочет. И заодно протест выражает, что дядя её на большую охоту не берёт, а на слабых гейстов охотиться ей уже, как бы, скучно…
Полгода эта «война» уже идёт, считай. И дядя не уступает, и кузина тоже хороша. Нашла коса на камень, что называется.
Для обычной девушки её возраста такие вылазки, конечно, быстро бы кончились чем-нибудь плохим или даже очень плохим, но Хильда была объективно неплохим бойцом. Девятый ранг, всё чин-чином — двух-трёх здоровых мужиков она раскидает без проблем.
Так-то у Хильды есть неплохие способности к огненной магии, но она всё-таки предпочитает индивидуальные чары Земли и рукопашный бой.
— Благодарю вас, Егор Дмитриевич, — вежливо склонил голову я. — Обязательно передам дядюшке. Разберёмся.
Хильда показательно фыркнула и скрестила руки на груди.
— Что ж, доброго дня вам, Конрад Вольфрамович.
А я же говорил, что мне с именем ещё повезло? Говорил же?
Хотя, это ещё что. Вот Вильгельмина Райнхардовна — это да…
Тьфу!
Будут у меня дети — дам им нормальные имена. И на сестёр надо повлиять. Традиции-традициями, но за что же детям такое плохое зло делать-то? Ещё благо, что у нас не было привычки давать сразу по три-четыре имени, как в какой-нибудь срединной Алемании. Что-нибудь вроде Софья Августа Фредерика Анна-Мария Прусская, ну которая первая женщина-курфюрст…
Потапыч подошёл к своему старенькому служебному «порше», Патрикей помог ему завести автомобиль с помощью ручного стартера, и городовой укатил в сторону деревни.
Старик неодобрительно посмотрел на Хильду, сказал своё традиционное «хм» и ушёл в сторону конюшни.
Сестра же привалилась спиной к столбу и принялась его усиленно подпирать. Видимо, чтобы не упал, бедный.
Я сошёл с крыльца, подошёл к воротам, подпёр собой второй столб. Нашарил в кармане серебряный рубль, подбросил в воздух, поймал, прокатил по костяшкам пальцев.
— Ну, что скажешь? — поинтересовался я.
— У меня всё было под контролем, — заявила Хильда.
— Да ну?
— Ну да.
Какое-то время молчали. Я продолжал перекатывать монету.
— Сейчас ты скажешь, что я когда-нибудь доиграюсь и меня пырнут ножом в кабацкой драке… — первой нарушила молчание кузина.
Я целюсь Хильде прямо между глаз, совмещая мушку и целик «маузера»…
Монета упала в дорожную пыль.
— Не скажу, — сказал я, поднимая с земли рубль. — Но тебе что, правда интересно шататься по всяким кабакам и бить морды местным ханурикам? Ты же боевой маг!
— Честь рода Винтер, последние стражи Шварцвальда, ну да, ну да… — поморщилась Хильда. — Слушай, ну ты же мой ровесник — разве тебе не бывает тошно…
Сестра неопределённо махнула рукой.
— От всего этого? — поинтересовался я. — Нет, не бывает.
— Тебе-то проще. А если я в этом году никуда не поступлю, то через пару лет меня сосватают за какого-нибудь бедного, но храброго графского сынка из младшей ветви, — с отвращением произнесла Хильда. — Мы поженимся. Я рожу ему пару детишек. Быть может, не загнусь от родовой горячки, как мама. Буду жить, воспитывая спиногрызов, занимаясь вышивкой и чтением сопливых дамских романов…
— Райнхард не женит тебя против воли.
— Я вообще-то тоже знаю такое слово, как «надо», — Хильда вздохнула. — Но легче от этого не становится — итог всё равно будет один и тот же… Слушай, Курт, ну не получится из меня добропорядочной леди! Уже не получилось.
— В этом есть и моя вина.
— Не зазнавайся, — хмыкнула сестра. — Но… Ты понимаешь, да. Вилли тоже понимает. А вот отец — нет.
— Ты хочешь быть егерем? — спросил я. — Настоящей охотницей на гейстов? Принять Дар, возглавить род…
— Ё-моё, да не знаю я, чего хочу! — призналась Хильда. — Но когда я дерусь, то…
— Это будоражит кровь. Понимаю.
— Ты-то? Не смеши меня. Ты же просто воплощение всех наших традиций и устоев — хладнокровный и разумный, выдержанный и невозмутимый, истинный Герцог Зимы.
— Ты же знаешь, что я не стану новым главой, — спокойно сказал я.
— Брось! — бодро, но без подлинной уверенности в голосе, заявила Хильда. — Тебе ещё шестнадцать, ранг ещё подрастёт…
— Сестра, мне УЖЕ шестнадцать. Не достиг девятой ступени сейчас — потом уже будет слишком поздно. А слабаки род не возглавляют.