Босс на одну ночь
— Умоляю… — не в силах терпеть, прошу любимого.
— Что такое?
— Ты знаешь.
— Не знаю, крошка. Скажи мне.
— Я… хочу тебя, — признаюсь, преодолевая стыд.
— Не представляешь, как я тебя хочу. Но сначала… хочу, чтобы ты разгорелась как следует.
— И так вполне достаточно!
Охаю, потому что в этот момент Лед проникает в меня пальцем. Его ладонь настолько горячая, что кажется на чувствительном месте останется ожог…
— Прошу…
Людвиг смотрит на меня снизу-вверх и улыбается:
— Хорошо. Очень хорошо.
Дернув за шорты, он стаскивает их с меня одной рукой. Второй он все еще во мне. Палец растягивает, двигается во мне, а большой гладит чувствительный бугорок, высекая искры. Простые хлопковые трусики — все что оставалось на мне, буквально испаряются в опытных руках Людвига.
— Лед… пожалуйста… — произношу почти беззвучно.
— Я и сам сейчас взорвусь, маленькая моя, — стоном отзывается любимый.
Слившись в объятии, мы падаем на кровать. Лед на секунду замирает, нависая надо мной, окидывая жадным взглядом мое обнаженное тело. Проводит ладонью по подросшему животу.
— Я буду осторожен.
Он касается моих ног, разводит их, устраиваясь между. Не понимаю, когда он сам успел раздеться. Все для меня происходит как в тумане. Из которого меня вырывает первое проникновение. Оно подобно взрыву. Тело отзывается жадным упоением.
Снова и снова Лед погружается в мое тело, даря невыразимое наслаждение. Раскачивая качели наслаждения до предела, вознося меня все выше, к самой недосягаемой точке. Спальня наполнена стонами, влажными шлепками. Оба дышим прерывисто, подбираясь к краю. Подходим к нему одновременно, сливаясь в единое целое, взрываясь, обессиленно падаем, разбиваясь и возрождаясь.
* * *Мы проводим в спальне несколько часов. Принимаем душ и снова занимаемся любовью, потом болтаем, восполняя пробелы, делимся наболевшим, тем что пережили за месяцы разлуки. Рассказываем о тоске, о боли. О предательстве. Кто бы мог подумать, каким мерзавцем оказался Бьерн! Не могу отойти от шока, он всегда казался мне таким воспитанным и приличным мужчиной… Воистину, чужая душа потемки. Поэтому вдвойне надо радоваться и ценить, когда ты нашел свою половину. Человека, которому можешь довериться целиком и полностью. Клянемся друг другу, не откладывая до свадьбы, что будем теперь всегда предельно честны и откровенны. Никаких страхов. Никаких побегов.
Свадьбу тоже обсуждаем. Лед намерен закатить пышное торжество. Я склоняюсь к скромной церемонии. Ясно, что не договоримся, и пора сделать паузу.
Решив, что пора выпить чаю, все еще обнаженные, завернувшись в простыни, выбираемся на свободу. Я с ума сошла — совершенно позабыла, что не одна живу. И вот, когда смеясь, вваливаемся в кухню — натыкаемся на тетку, наливающую себе в этот момент тарелку борща.
Тетка вскрикивает, половник падает. Белая блуза бедняжки теперь вся в бардовых брызгах. Мы хохочем…
— Что смешного? — рявкает тетя Наташа обиженно. — Явился, значит? Не запылился?
— Что, простите? — сдвигает брови Лед, явно не понимающий сленга.
— Это поговорка, — объясняю любимому. — Тетя очень тебе рада!
— Да не то слово! — фыркает Наталья. — Столько времени о встрече мечтала. Не меньше чем она — кивает в мою сторону. — А все ради того, чтобы спросить. Где деньги, паразит?
— Прекрати пожалуйста, — твердо осаживаю тетку. — Разве можно так. Не стыдно тебе?
— Пусть он стыдится!
— Ты хочешь со мной жить, или нет?
— Так он теперь увезет тебя, — вдруг всхлипывает тетка. — А я одна останусь… Опять к Агашке топать придется. Ох, изведет она меня…
— Успокойся! Будешь хорошо себя вести — я тебя не оставлю.
— Правда? — глаза полные наивности и надежды, и такого простодушия — ну прямо перевоспитанная Карлсоном Фрекен Бок!
— Правда! Иди переоденься, — приказываю тетке.
— Я? Это вам молодежь одеться не мешает!
— Тетя! — произношу строго, и та послушно семенит на выход. Дошло наконец.
— А ты и правда ее перевоспитала, — говорит Лед, в его взгляде мелькает восхищение.
— Еще не до конца, но я стараюсь. Не могу я ее вычеркнуть, не по мне это… А воспитывать — приходится.
— Ты у меня умница, — Лед притягивает меня в свои объятия. — Великодушна, добра, строга… Ты будешь великолепной матерью для нашего сына.
— Даже не сомневайся, — отвечаю шутливо.
Так оно и случилось. Свадьбу мы справили в Амстердаме, причем оригинальную, на воде. Яхта «Томас» была для меня свадебным подарком от Людвига. На ней мы и устроили торжество, катаясь по реке Амстел, любуясь видами города. Пригласили конечно и Одетту, и Эмилию, их мужей… Ирину конечно же и Танюшку свою дорогую. Которая, когда встретились не могла прийти в себя от шока, удивления и восторга. Когда Лед забрал меня из поселка, мы сначала в Москву заехали. Вот и пришла я под ручку с любимым, в тот самый ресторан, где трудилась когда-то вместе с Таней. Танюха долго приходила в себя, а потом расплакалась, сказав, что не зря всегда верила в сказки. Подруга не только приехала ко мне в гости в Амстердам помогать со свадьбой, но и стала подружкой невесты, а еще — крестной нашего с Людвигом сына. И только побыв со мной первые месяцы после родов, очень помогая, уехала в Москву. Родственникам тоже была нужна помощь. Таня кстати не бросила работу в ресторане, но быстро пошла на повышение, стала управляющей. Она очень добрая и позитивная начальница. Место расцвело, а Лед очень благодарен мне за протекцию такой служащей. Да, это может нечестно и по знакомству, но кого еще в этом мире делать счастливыми, если не близких тебе людей?
Так что вопреки моим изначальным планам народу на свадьбе хватало. С работы всех пригласили тоже. Это был очень веселый праздник.
Ну а Бьерн сидит в тюрьме. Мы почти не вспоминаем его с Людвигом. Жаль, что в некоторых людях ненависть заслоняет все остальные чувства и эмоции…
Тетка нашла себе нового ухажера в Амстердаме — причем еще в самолете. Оказался богачом, так что больше заниматься воспитанием этой женщины мне не приходится. Она тоже вышла замуж, спустя три месяца после меня.
Теперь приглашает меня в разные дорогие заведения города, хвастается бриллиантами, которыми муж ее заваливает. И не устает повторять, что жизнь прекрасна.
А вот я равнодушна к драгоценностям. Даже цветы мне не очень по душе — срезанные. Прошу мужа дарить только в горшках. Самый ценный для меня подарок сейчас спит в своей колыбельке. Здоровый и крепкий малыш Томас. Главное сокровище нашей с Людвигом жизни!