В плену химеры (СИ)
Вы когда-нибудь пробовали сидеть на лавочке до утра? У меня последнее время это нормальное явление, подобным образом проводить время. Как своего рода бегство ото всего, безмолвный и неосознанный протест брюхатому, пафосному обществу потребления. Если бы сильные мира сего, верхние срезы пирамиды, хоть на немного задумались, какой посыл они преподносят, кичась своим богатством, властью, гаремами любовниц и чёрными блестящими джипами, летающими на красный, насколько могла бы измениться наша жизнь? Возможно, человечество, направив силы людей и средства в нужное русло, нашло бы возможность победить рак, накормить нищих, остановить загрязнение окрущающей среды. А пока, несостоявшийся революционер ёжится от ветра в пустом сквере и не может даже набрать один-единственный номер, просто поговорить, просто честно сообщить, что с ним.
Эх, и работа нынче пошла — «будь здоров». Шаг за шагом, ноги приближали к дому, хотя казалось, что уже заносит из стороны в сторону от усталости. Пельмени уже готовы. Дочь лепить помогала.
Столько дорог позади, столько времени истекло. Я так и не сделал ничего глобально полезного, не изобрёл ни нового лекарства, ни нового источника энергии, даже книгу, которую прочитали бы миллионы, и которая сделала бы персональный мир каждого читателя хоть самую малость ярче, не написал, ведь писатель из меня увы и ах. Однако меня вполне устраивает, что каждый день ныне заполнен вполне обычными заботами, обычными хлопотами, и это чувство нужности даёт новые силы.
Удивительно, но здесь, в зените, в апогее уносящейся вдаль жизни, вновь и вновь посещают странные мысли. Возможен ли был другой путь, и куда бы он привёл? Я добился своего, когда веры в лучший исход уже не оставалось, отвоевал в неравной борьбе.
За двадцать лет я познал свою долю в мельчайших деталях; каждая прожилка вен на её грудях, видимая только вплотную, каждая мельчайшая ссадинка на руках, каждая родинка и каждая линия черт её лица висели перед глазами, словно наяву. Я лучше неё знал, какие и когда ей нужно пить таблетки, что она боится сороконожек и не любит блины. И ещё она постоянно переживает, что её мама, которая последнее время много болеет, не успеет попасть на первый рабочий комплекс «Ковчега».
Иногда об этом думаю и сам, ведь если уж учёные предоставили нам возможность остаться навеки здесь, хотя бы ментальной частью, то разве обычный человек не отдаст всё на свете ради этого?
Проект «Ковчег» у всех на слуху. Если последние эксперименты по переводу человеческой памяти на материальный носитель увенчаются успехом, то — дух захватывает даже представить себе, что будет.
Я шагаю домой. Вот они, три слова, способные согреть в лютую метель, дать сил, когда ноги отказываются идти. Но…
Что значит «но»? Разве всё это было зря? Сама мысль об этом, кажется крамольной.
Помню нас двоих, усталых, безудержно счастливых, поверх скомканной, влажной постели, лежащих, тяжело дыша. Затрудняюсь сказать, сколько это продолжалось, ход времени потерялся.
— Что же мы теперь будем делать? — шепчу я, всё никак не отойдя, в полубреду, обернувшись в её сторону. Она лежит рядом, растрёпанная, рука её медленно скользит чуть ниже пояса, сползает в сторону меня, и поднимаясь, гладит за виском.
— Ты же сам этого хотел, — загадочно отвечает она; тонкая улыбка не сходит с её губ.
— Я теперь буду думать… — тут запинаюсь, и пытаюсь сформулировать мысль; после длительной паузы продолжая: — Я не хочу, чтоб мы в чём-либо нуждались. Не переживай, придумаем.
— Я не переживаю, — всё так же просто отвечает она. — Если это будет, то я… В-воспитать — это самое главное. Просто не думай об остальном.
«Нет. Не зря» — резюмируя, отмеряя ногами последний прямой отрезок тротуара на пути к подъезду. И всё же. Почему так мало, донельзя мало отмерено времени, и на всё, что когда-то задумывал, его решительно не хватает. А ведь я же был способен и на большее.
А ещё жалко Татьяну Павловну, если и дождётся, то эмиссары проекта вряд ли её возьмут в обработку. Доконали её горести, второй год в психиатрической лечебнице с шизофренией.
Иногда я думаю о подобных вещах, и меня начинают мучить угрызения совести. Будто бы виноват перед теми, чья личность оказывается лишена шанса на место в хранилище, кто просто уйдёт в неизвестность.
***
Объект RSC-1102.1.85, окрестности звезды Барнарда, 13 766 846 757 г. после Большого Взрыва
Звёзды, звёздные системы, газовые облака и пыль, всё несётся по кругу, образуя вихрь сложной структуры, названный когда-то людьми галактикой Млечный Путь. Двести шестнадцать миллионов земных лет длится каждый такой круг, именуемый галактическим годом. Вот так, с лёгкой руки астрономов, проведена черта между земными масштабами и глубинами вселенной.
Автоматическая станция ARK, огромная по меркам человеческим, на фоне утлых кабинок космических аппаратов — и песчинка по меркам небесных тел, плывёт в глубинах космоса. Это творение человеческих рук имеет форму сферы с толстыми стенками; за многие сотни тысячелетий, она покрылась слоем пыли, так, что её можно принять за метеорит необычной правильной формы, невесть откуда взявшийся в межзвёздной среде. Поверхность её несёт на себе рваные следы столкновений с разного рода мелкими кусочками вещества, встречавшимися на пути станции за время её путешествия через околозвёздное облако Солнца; через пыль, словно плесень, кое-где прорастает мелкая столбчатая структура — это капиллярные теплорассеивающие поверхности, в которых циркулирует охлаждающая жидкость, регенерируют после очередного завершения жизненного цикла. Строго говоря, точно так же регенерирует и всё содержимое корабля: элементы памяти, средства их обеспечения, резервные сектора, всё что подвержено естественному старению, по задумке создателей станции способно физически обновляться абсолютно самостоятельно и автономно, закованное навеки в защитный панцирь, словно ядро ореха в скорлупу.
Год за годом, удаляясь всё дальше и дальше от Солнечной системы, этот тёмный шар дрейфует по глубинам вселенной. Свет родной звезды давным-давно, много веков назад, обратился в точку, такую же, как и все окрестные светила, а дорога “Ковчега” всё не кончается, не имея пункта назначения; его существование не несёт в себе более никаких целей, кроме одной, единственной…
***
[…Текстовый фрагмент файла qrc6818y8198991 раздела egbf сектора общей информации
«…Изначально записи первых поколений, сделанные на Земле, хранились на электронных носителях; после внедрения смартроники как полноценного самодостаточного высокоёмкого нейроидного средства хранения информации, данные были перемещены в хранилища нового типа, и наконец, после, Первой Угрозы были собраны в создаваемый космический комплекс ARK (англ. Autonomous repository of knowledge, автономное хранилище знания), отправленный в космическое пространство с целью сохранения информационной составляющей личности представителей человечества в случае развития событий по катастрофическому сценарию…»]
***
Память. Ты единственное, что дано в этом мире виртуальной жизни. Калейдоскоп образов, знакомых до боли, рождённых далёкими днями. Можно ли оживлять их в мыслях бесконечно?
Строчка, знакомая многим со школы: я мыслю, следовательно существую. Существую… Существование и Жизнь — не одно и то же. Совсем. Можно повторять бесчисленное множество раз, пересматривать, некий набор картин, но вот увидеть в них теперь что-то новое… Или, самому ввести в какую-либо из них нечто новое, нечто, способное изменить все последующие, с качественно новым, совершенно непредсказуемым результатом — подобно тому, как карточный домик складывается в произвольном направлении, если изъять одну карту?
Здесь нет ничего. Ничего, кроме воспоминаний. Словно вечное наказание за стремление скрыться от неизбежного, обрекающее душу на бесконечную тоску, тоску, тоску по кругу, до тех пор, пока жив материальный мир. Мир, в котором когда-то можно было выбирать и ошибаться, огребать, надеятся на перемены, идти куда-то и открывать для себя новые горизонты.