Ледяные крылья

Тиморис умолк. Наверное, переваривает воскресшие с новой силой воспоминания. Эгорд хочет обернуться, взглянуть на друга, но сосредоточен на заклинании телекинеза, нужно довести до конца.
Направляет заклинание на стрекозу, сейчас оно не требует много энергии, зато крайне сложное, нужна ювелирная точность...
Через минуту хлопья розового сияния окутывают стрекозиные крылья. Две пары пестрых ледяных лепестков в сияющей розовой вате, та слегка шипит...
Эгорд придвигает к себе сундучок, щелкает замочек, внутри блестит россыпь золота и бриллиантов: многочисленные Очи Асимиры, они же «окольца», артефакты для общения на расстоянии.
Воин-маг берет один.
Ледяное заклинание вживляет «окольцо» в голову стрекозы. Бриллиантовая оправа сидит во льду будто зуб в десне, а овальный золотой слиточек поблескивает снаружи, как глаз.
– В общем, – говорит Тиморис, – продержался полгода. Мирился с тоскливой участью, да и ничего не оставалось, приходилось вести себя семьянином, перед Жеминой и всем селом, чтоб не плевали в спину, хотя некоторые злорадствовали, что на меня, гуляку, свалилась обуза. Внешне держался, даже делал вид, что бодрячком, но в душе была слякоть. Казалось, останется до конца моих дней... Однажды привел Жемину к светлой жрице, та напоила ее целебными зельями, предсказала, будет дочка. Жемина от счастья сияла. Ночью спросила, как хочу назвать девочку. А мне было все равно, думал не о ребенке, не о Жемине... Страстно хотелось сбежать из этого места, от судьбы, и гори все огнем! Ну, я и сказал: «Велира». Слышал в таверне, на языке какого-то древнего народа значит «Свобода». А Жемина обрадовалась, сказала, так и назовет, непременно...
Тиморис тяжко вздыхает.
– Следующим днем отправился с ребятами на покос, далеко от селения, и нас накрыла лавина разбойников. Они уже были с крупной добычей, искали место, где залечь на дно, мы просто под руку подвернулись. Но я воспользовался. Как-никак, разбойники, случается всякое: убивают, берут в плен, люди пропадают без вести...
Эгорд орудует алхимическим агрегатом, тот бурлит, пыхтит испарениями, воин-маг то и дело что-нибудь регулирует, пальцы как ловкие лапы паука, колдующего над сетью, перезвон стекла. На одном конце агрегата варится в зеленой воде жало Хафала, на другом мензурка, туда из трубки капля по капле стекает вещество, такое же зеленое, но фосфоресцирует.
– В общем, я сбежал, – говорит Тиморис упавшим голосом. – А затем пустился во все тяжкие. Жизнь началась веселая, много приключений, вина, красивых девушек, скитался по всему свету... Только не говори, что поступил как свинья, сам знаю! Один из самых низких поступков в моей жизни. Как вспомню, сразу хреново делается. Это потом, когда нагулялся, женился на Ивиссе, понял, как хорошо, когда рядом любимый человек, о котором можно заботиться, который заботится о тебе, как вообще здорово, что над головой мирное небо, и все такое... А тогда по-настоящему испугался, думал, умру, сгнию заживо, если обзаведусь семьей...
Эгорд, листает алхимический справочник.
– Боги тебя услышали.
– Ты о чем? А, что сбежал... ну да.
– Нет. Во время похода на Зараха ты обмолвился, что после войны разыщешь всех детей, которых наделал до женитьбы. Дал обещание и забыл. А боги напомнили. Дочка нашла тебя сама.
Тиморис невесело усмехнулся.
– Да уж... Представить не мог, что дочь взрослая, да еще такая... Встретил бы где-нибудь в трактире, сразу положил бы глаз. Ямор меня, неужели прошло столько времени?! Интересно, Жемина еще жива?.. Пойду напьюсь...
Тиморис выходит.
Вот, значит, как... Дочка Тимориса подросла, отправилась на поиски отца. В такие странствия, как правило, по доброй воле не отправляются, вряд ли первая любовь Тимориса жива. К тому же, скитания закалили тело и характер Велиры, но очернили душу, девчонка связалась с разбойниками, демонами и некромантами. За выживание в жестоком мире приходится платить.
Велира появилась весьма кстати. Эгорд и рассчитывать не смел на такую удачу…
Мензурка наполнилась зеленой светящейся жидкостью почти до краев. Эгорд подставляет под агрегат пустую, а с полной передвигается к ледяной стрекозе. На него смотрит золотой глаз «окольца». Крылья по-прежнему сияют розовыми облачками.
Эгорд слабо усмехнулся.
Добавил стрекозе четвертую пару лапок – с крупными, как орехи, клешнями, а длинное сегментированное брюшко чуть изогнул вверх, увенчал жалом. Стрекоза больше похожа на крылатого скорпиона.
Из мензурки на источающую мороз статуэтку падает капля.
Воин-маг шепчет заклинание...
Зеленая капля растекается по ледяной спинке, вмерзает и... прорастает во льду ломаными кристальными корнями, стрекоза постепенно, с хрустом превращается из голубой в зеленую.
Эгорд приводит в действие паутину заклинаний...
Крылья стрекозы начинают шевелиться, тонкие пластинки льда у оснований трескаются, белесые сеточки разломов тут же срастаются, эти два процесса чередуются, набирают скорость, обеспечивают хрупкой кристаллической структуре пластичность, стрекозе помогает энергия телекинеза.
Вскоре крылья трепещут как у настоящей стрекозы.
Ладонь с плавностью медузы делает движение, словно подбрасывает нечто невесомое. Лапки стрекозы от стола отталкиваются, создание из зеленого льда поднимается в воздух, зависает на уровне лица.
Эгорд торжествующе улыбается.
Теперь лед стрекозы ядовитый, как жало Хафала. Даже слабый укол сразит любого живого врага из плоти и крови.
Осталось наложить еще одни чары. Творить их самостоятельно Эгорд пока не умеет, потому заранее извлек из запасов, которыми снабдил Светлый Орден, магический свиток. Пальцы разворачивают, пергамент с шелестом открывает взору нагромождения рун, из этих дебрей Эгорд читает вслух одну строчку – ключевую фразу на древнем языке, она приводит записанные на свитке чары в действие. Свиток рассыпается синей пылью, та змейкой летит к стрекозе, окутывает как тучка...
Стрекоза вместе с пылью постепенно исчезает.
Но на самом деле она здесь, просто теперь невидимая.
Вскоре Эгорд спускается на второй подземный этаж. Халлиг проверил: за большей частью помещений никаких пещер – непроходимые каменные толщи. В одну из самых изолированных камер поместили Хафала, для надежности защитными чарами укрепили не только решетку, но и стены. Демон все равно их бьет, ответные удары молний не страшат, уж что-что, а боль эти твари терпеть могут, но сейчас трещины и вмятины от его яростного напора незначительные.
Воин-маг петляет по треугольным коридорам между темными каменными пастями со стальными прутьями вместо зубов, стены тюремного лабиринта из зеленоватого камня, на плитах мох, лишайник, плесень, с потолка свисают паутинки, вьюны, даже огонь в настенных чашах какой-то зеленоватый.
Камера демона.
Хафал сидит на полу, спина прислонена к боковой стене. Нога вытянута, другая согнута, на колене покоится, как телескоп на треноге, правая рука, кисть свисает безвольно. Пальцы левой мерно пощелкивают по каменной тверди, словно считают мгновения. Хвост лежит длинной дугой, извивается медленно, будто в воде, почти касается противоположной стены.
Успело отрасти новое жало. Его кривой кинжал сочно блестит, как и пластины на всем теле, хотя в камере сумрачно, сюда проникает лишь эхо коридорных огней.
Голова чуть склонена к груди, та медленно набухает и сдувается, шипит глубокое дыхание. Лицо более-менее спокойное, но мрачнее тучи, Хафал выглядит усталым. Из-за жвал разглядеть непросто, Эгорд улавливает тень злого оскала, вокруг глаз в полутьме светит зеленая аура, их уголки хоть и притупились, но все же сохранили гневную остроту.
Демон замечает Эгорда.
– Ты...
Хвост приподнимается, некоторое время танцует без действий, словно размышляет, ударить или нет...
Наконец, бьет по прутьям, чисто символически, по хвосту пробегает белый трескучий разряд охранных чар, столь же слабый, как и удар демона, Хафал даже не вздрогнул. Косится на Эгорда с ненавистью, плотно сжатые челюсти блестят жемчужной стеной, спустя несколько мгновений горящий зеленым огнем взгляд возвращается пассивно буравить камешки на полу.