Взаперти (СИ)

- Что замолк? Ну, продолжай! Возможно, я тогда перестану досаждать тебе своими появлениями?
- Да нет же! – в досаде выкрикнул Крис. – Все не так, Том!
- А как тогда? Объясни, как? Любовничек!
Призрак стоял совсем близко. Так близко, что если бы был живым человеком, Крис мог бы почувствовать на своем лице его дыхание. Не к месту Хемсворт подумал о том, каково это — стоять вот так же близко с живым Томом. Внезапно захотелось коснуться пальцами высоких скул, разгладить складку на переносице, взять лицо Тома в ладони…
«Да что с тобой такое? – спросил сам себя Крис, не в силах оторвать глаз от лица Хиддлстона. – Давай, оттолкни его! Прямо сейчас, ну чего же ты?»
Оттолкнуть не получилось. Наоборот, захотелось прижать к себе крепко-крепко.
«Нельзя, – думал Хемсворт, – нельзя, он хрупкий».
Поэтому обнял осторожно. Просто обернул Хиддлстона в объятия. Держал аккуратно, боялся, что тот будет вырываться, или включит рефрижератор на полную. Но Том вопреки опасениям позволил себя обнять, даже воздух в комнате вымораживать перестал. Хемсворт, осмелев, провел ладонью по спине, успокаивая разозленного Тома, коснулся затылка, заставил опустить подбородок себе на плечо.
- Ну вот, – прошептал Крис, – вот, видишь? Я не хочу, чтобы ты уходил. Это странно. И так не должно быть. По всем законам – земным или божьим – не должно. Но я не хочу отпускать тебя.
- Почему? – спросил призрак так же шепотом. – Как можно терпеть такое…. Такое…. существо, как я?
«Как мне тебе объяснить? – опять про себя подумал Хемсворт. – Если я сам не могу понять, что со мной происходит. Слишком уж неожиданно ты оказался близко. Слишком уж близко.»
- Почему? – повторил свой вопрос Том.
- Так уж получилось, – ответил Хемсворт, не разжимая объятий, – просто сейчас я обнимаю тебя и больше всего на свете хочу, чтобы ты был живым. Что? Тебе это неприятно?
- Мне приятно, – и Крис, хоть и не видел лица Тома, был абсолютно уверен, что тот улыбается.
- Тогда чего собак распугал, когда я Дауни ляпнул про нас?
- Не сдержался. Я там вешалку повалил.
- Ничего.
- На стул.
- Ничего...
Крис, немного робея, запустил пальцы в золотистые кудряшки — пальцам стало щекотно и нежно. Никогда раньше он не обнимал мужчину вот так — не просто дружеские объятия или приятельское похлопывание по спине, а со странным замиранием сердца, как будто держишь в руках что-то очень важное.
«Когда ты успел стать так важен?»
- Ты чувствуешь? – спросил Хемсворт. – Ты меня чувствуешь?
Том отстранился, посмотрел внимательно, нахмурился, закусил губу.
- Нет? Совсем ничего? – Крис попытался выдавить из себя улыбку. Получилось нечто жалкое.
Хиддлстон покачал головой.
- Это как с запахом кофе, – объяснил он, – я помню, как он пахнет, и как будто чувствую наяву. Так и с прикосновениями. Я помню, как это — когда тебя обнимают. И как будто чувствую тебя. Я могу прикасаться к предметам. Но это память о прикосновениях. Ты не забывай — меня на самом деле здесь нет.
«Но ты здесь, – мысленно возразил ему Крис, – и никуда мне от тебя не деться».
Через два дня после того как, незамеченный мальчиками Румына, Роберт Дауни нанес визит доктору Хемсворту, один из подручных Георга Мареша, Станко Радович, истово молился в Соборе Успения Пресвятой Богородицы. Никогда не будучи особо набожным, Станко после того, как натерпелся ужаса в том чертовом особняке, который шеф велел вчера нашпиговать жучками, был уверен в том, что кроме Пресвятой Девы, никто не может помочь ему сохранить рассудок и отвадить от него гнев Мареша. Строг был Румын с теми, кто его приказы не выполнял. А как ты исполнишь начальственное поручение, если нечистая сила тебе мешать вздумала?
Вчера утром отзвонились Радовичу, предупредили, что хмырь этот, докторишка, в чьем доме нужно было прослушку установить, уехал на работу. Поставить жучки, чтобы значит, другой хмырь, кто Румына и его ребят нанял, мог слышать, о чем и с кем этот лысый урод у себя дома треплется. Так вот как только лечила свалил в свою лечильню, так Станко и поехал поручение Мареша выполнять.
 
Тот хмырь, который нанял Румына, вроде как бывший хозяин докторского дома, даже ключи Марешу отдал, в надежде, что докторишка окажется лохом доверчивым и не станет менять замки. Тот лохом и оказался. Уж кто-кто, а Станко знал — купил новый дом, меняй замки, мало ли кто на твое жилище позарится.
Так вот открыл Станко дверь родным ключом, прошелся по дому, огляделся, прикинул, где лучше всего будет жучки поставить, загнал двух вертлявых собак в ванную, чтобы под ногами не путались, и, развернув складную стремянку, хотел уже приступить к работе.
Да не тут-то было. Только влез на стремянку, как вдруг будто кто выбил лестницу из-под Станко. Тот повалился на пол, копчик ушиб. Полежал, поохал, поднялся, потирая ушибленное место, пожелал докторишке, хозяину дома, провалиться, и вновь хотел на стремянку лезть, да так и замер на месте, забыв и про стремянку, и про жучки — картина, за которой он собирался разместить жучок, как будто кем-то невидимым оказалась снятой с гвоздя и теперь приближалась к Станко. Так и плыла по воздуху, как будто за невидимые веревочки подвешенная. А потом — Станко аж взвизгнул — сама собой ему на голову наделась, благо не под стеклом была картина. Радович, не зная, креститься ему или черта поминать, снял с плеч деревянную раму, отшвырнул в угол и решил убираться из проклятого дома подобру-поздорову. Да только так его и выпустили. Станко бросился вон из комнаты, но дверь, ведущая в холл, захлопнулась сама собой.
- Что за чертовщина! – Радович осатанело дергал дверную ручку в тщетной надежде выйти из комнаты. После чего, поняв, что дверь не поддается, от души ударил по ней ногой. И рухнул, как подкошенный, получив болезненный удар по другой ноге.
Потирая ушибленную голень, Станко поднялся и решил было ретироваться через окно. Схватился за оконную ручку, но тут же с криком отдернул пальцы — такой ледяной показалась ему обычная пластиковая рукоять. Сразу вспомнилось, как в далеком детстве, еще у себя на родине, снежной зимой чуть было не прилип к железным качелям.
Обернув платком обожженную холодом ладонь, мужчина оглянулся в поисках предмета, каким можно было бы разбить стекло. И увидел, что дверь в холл открыта, как будто кто специально открыл ее для Станко.
Мысленно поблагодарив Богородицу, Радович пулей ринулся прочь из комнаты. Вот только до входной двери добежать не успел. Кто-то толкнул Станко в спину, и он в очередной раз оказался на полу. Тут же чьи-то невидимые руки — холодные, как лед, вздернули его ушибленную тушку вверх.
- Вставай, тварь! – отчетливо услышал Станко. Но того, кто произнес эти слова, рядом не было. Незнакомый мужской голос просто звучал у него в голове.
«Сидеть мне в дурке», – подумал Станко, и только успел произнести это про себя, как его ударили спиной о стену, а потом еще для верности и затылком приложили.
И вдруг он увидел его. Того, кто хватал его ледяными руками и бил головой о стену. Появился в мгновение прямо перед Радовичем, как будто бы соткался из воздуха. А появившись, разжал хватку железных пальцев — Станко тут же сполз по стене прямо к ногам этого… Радович не знал, как назвать того, кто предстал сейчас перед ним. От ужаса он зажмурился, в надежде, что когда откроет глаза — странный мужик исчезнет. А тот не исчезал. Станко решил с жизнью прощаться. Черт его знает, кто сейчас перед ним, вот только ясно — не пощадит он Радовича. У тех, кто способен на пощаду, не бывает таких ледяных рук и такого ледяного взгляда.
 
И понял, что был прав, когда почувствовал, как тяжелый ботинок наступил ему на горло.
- Я спрашиваю — ты отвечаешь, – услышал Радович у себя в голове, – кивни, если понял.
Станко послушно кивнул.
- Кто тебя послал? – спросил неизвестный.
- Слушай, чувак, он убьет меня, ясно? – попытался хотя бы оттянуть неизбежное Станко.
- А я, по-твоему, не убью? Я вроде ближе.