Взаперти (СИ)

- Твою мать! – выругался Хемсворт и бросил быстрый взгляд на окна. Которые, конечно же, были забраны решеткой.
- Что же делать, Крис? – тревожно посмотрел на него Том.
- Подождем! – подмигнул ему австралиец и, смахнув на пол хирургические инструменты, взвесил в руках алюминиевый столик, на котором они лежали. После чего подошел к двери и встал так, чтобы удобнее было напасть на входящего.
Хиддлстон выразительно закатил глаза.
- Кино насмотрелся? – спросил он Криса.
- Ага. Про призраков. Люблю, знаешь ли, «Сверхъестественное», – ответил доктор.
- Крис! – позвал Том, сделавшись вдруг серьезным.
Тот кивнул головой: что, мол?
- Крис, если все получится…
- Когда все получится, – поправил его Хемсворт.
- Хорошо, когда все получится, и мы выберемся отсюда — ты и я…
- Мы обязательно выберемся, – веско сказал Крис.
- Так вот когда мы выберемся… Если я вдруг не буду ничего помнить о том, что произошло здесь. И в Лондоне тоже. Если я не буду помнить тебя, обещай, что напомнишь. Что все мне расскажешь.
- Том, а надо ли? – с сомнением спросил Крис.
- Я хочу тебя помнить, – твердо произнес призрак, – но если вдруг забуду, то хочу знать все, начиная с того момента, как ты запустил в меня солью. Это важно для меня, Крис.
- Для меня это тоже важно, Том, – признался Хемсворт, – каждая минута с тобой важна.
Крис многое хотел сказать Тому. Чувствовал, что сейчас любое признание не напугает призрака. Что сейчас тот все поймет. Что не оттолкнет. Что не увидит он на лице Тома презрение. Совершенно точно был в этом уверен. И сказал бы, если бы дверь с тихим жужжанием не начала открываться.
Томас замер напротив двери, так, чтобы вошедший сразу увидел привидение.
Крис взялся за ножки алюминиевого стола. И когда Раджив застыл, глядя на призрачного Тома и поэтому не замечая Криса, тот со всей силой ударил его столиком. Санитар упал, взвыв от боли — удар пришелся в плечо и не достиг головы. Чертыхнувшись, Хемсворт бросился к рассыпанным по полу инструментам и, схватив скальпель, кинулся на Раджива. Тот успел очухаться и был готов к нападению. Но то ли удача была на стороне Криса, то ли все-таки повреждения, что нанес индусу австралиец, были серьезнее, только санитар не отличался особой расторопностью, в отличие от доктора, который одним точным движением вогнал скальпель Радживу в левый бок. Тот схватился за скальпель и осел на пол.
- Только не вздумай вынуть! – предупредил его Крис. – Истечешь кровью!
Тот непонимающе хлопал глазами.
- Это я тебе как врач говорю, – продолжал Хемсворт, – пока скальпель внутри, смерть от потери крови тебе не грозит, а жизненно важных органов там нет. Вынешь скальпель сам — умрешь.
Раджив попытался встать на ноги, но оставил попытку, глядя на то, как Крис примеривается к той самой хирургической пиле, которой несколькими минутами ранее санитар сам угрожал пленнику.
- Не-а! – покачал головой Крис. – Даже не думай.
Тот понимающе кивнул.
- Ключ! Живо! – потребовал доктор, и санитар послушно протянул ему ключ-карту.
- Счастливо оставаться! – отсалютовал ему Хемсворт, закрывая за собой дверь операционной.
Оказавшись в коридоре, Крис прислонился к стене и, тяжело дыша, прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Адреналин бежал по венам, разгоняя кровь, заставляя сердце стучать часто-часто.
- Ты напугал меня до чертиков, Хемсворт. Ты просто псих, тебе говорили? – услышал он голос Тома и открыл глаза. Тот стоял напротив, и во взгляде его, обращенным на Криса, читалось восхищение.
- Два сапога — пара, – пробормотал Крис себе под нос старую поговорку.
Джордж Хиддлстон пребывал в ярости. После звонка Румына, когда тот сообщил ему, что в лабораторию в Мумбаи проник Хемсворт, Джордж едва не разгромил свой кабинет — так он был зол. От того, чтобы начать крушить мебель, его удерживала только с детства вбитая привычка тщательно контролировать эмоции, не выплескивать их наружу, не позволять окружающим увидеть свои сомнения и страхи. Поэтому Хиддлстон сдержался — секретаря мог привлечь шум в кабинете шефа.
 
Кто бы мог подумать, что проныра-нейрохирург сможет проникнуть в святая святых Джорджа? Кто бы мог подумать, что туда вообще придет в голову кому-нибудь проникать? Внешне благопристойная клиника, состоятельные пациенты, занятые исключительно собой и своим здоровьем, благотворительные приемы для бедных. И полная лояльность чиновников из минздрава, которая стоила Джорджу нескольких десятков тысяч фунтов. И даже этих тысяч было не жалко, когда Хиддлстон думал о прибыли, которую они с Румыном поделят, если продадут товар одной маленькой, но очень воинственной ближневосточной стране. Та сыворотка, которая тестировалась в лаборатории, сделала бы солдат этой страны поистине машинами для убийств. А Джорджа — не просто состоятельным, а баснословно богатым человеком.
И сейчас осторожный Румын предлагал ему свернуть деятельность лаборатории. Уничтожить все то, что так тщательно, так аккуратно выстраивалось. Плюнуть на деньги. А главное — потерять доверие ближневосточных партнеров. Ладно бы еще доверие, но придется возвращать аванс, полученный месяц назад, тогда, когда арабам был продемонстрирован опытный образец универсального солдата. Увидев, на что способна сыворотка, арабы только рты пораскрывали от удивления. И тут же подписали контракт на поставку нескольких тысяч единиц чудо-сыворотки. И внесли предоплату. Которую, в случае расторжения контракта, придется вернуть. С процентами.
И все из-за того, что один неугомонный австралиец решил встать у Джорджа на пути. Больше всего Хиддлстона волновал вопрос: зачем? На первый взгляд, у Хемсворта не было ни единой причины лезть в дела Рояйл Фармс. Даже если он заметил неэффективность ноолексина — это еще не повод лететь в Индию. Значит настоящая причина находится там, в Мумбаи. И рано или поздно Хемсворт ее назовет. Или не назовет — но это будет уже неважно. Все будет неважно, когда люди Румына уничтожат лабораторию. И надоедливого хирурга вместе с подопытными.
Все-таки Джордж не удержался и от души ударил кулаком по столу. Никогда еще он не был так разочарован.
Потребуется время, чтобы найти новое место для лаборатории и подобрать не особо щепетильных врачей. Да, формула сыворотки останется в базах данных маленькой хитрой фирмочки, которой, через несколько подставных лиц, владел Джордж вместе с Марешом. Но это опять потеря драгоценного времени. И денег. Его, Джорджа, денег. Румын, хитрая сволочь, ни копейки не внес в общее предприятие. Отговаривался тем, что помогает улаживать деликатные проблемы. Как бы ему самому не стать такой вот проблемой для Джорджа Хиддлстона.
Но пока Мареш был полезен. Если в Мумбаи возникнут проблемы — правоохранительные органы в первую очередь заинтересуются Румыном. И сестричкой Мирры. А к нему, к Джорджу, пойди подберись.
Хиддлстон долго думал, прикидывал варианты, искал выход из щекотливой ситуации. Как можно было и лабораторию сохранить, и ни в какой грязи не замараться? По всему выходило, что никак. Ладно бы Хемсворт был один. Но ведь и Дауни за каким-то полетел вместе с ним. А Дауни — это серьезно. Этот будет землю рыть, пока не зароет туда его, Джорджа. Надо было бы его раньше из концерна выкинуть, да уж больно хорош был Роберт на своем месте. Такими кадрами не разбрасываются. А еще лучше было бы — переманить безопасника на свою сторону. Эта мысль понравилась Джорджу. Втроем — он сам, Румын и Роберт — они такими делами могли бы ворочать, дух захватывало. Жаль, но от Дауни тоже придется избавиться.
 
Приняв решение, Хиддлстон набрал номер телефона Мареша. И уже через пару минут Румын повторил Джае Вайш приказ о ликвидации лаборатории.
Звонок от Румына поступил в тот самый момент, когда Джая, едва придя в себя после позорного обморока в операционной, отправила Раджива, который принес ее, бесчувственную, в одну из пустующих палат, разобраться, наконец, с Хемсвортом. И сразу же, поговорив с Марешом, женщина позвонила сестре.