Взаперти (СИ)

- Вот так! Так, Крис! – это хорошо разбирающийся в анатомии доктор Хемсворт задел простату. – Что же ты со мной делаешь? Так! Аааааа!
И, ткнувшись потным лбом в крепкое плечо, Хиддлстон кончил. Крис догнал его через пару секунд, и оба они, мокрые, тяжело дышавшие, повалились на диванчик и какое-то время молча лежали, приходя в себя.
- Ты внутри такой… – не мог подобрать слов Хемсворт. Он прижимал к себе любовника, нежно поглаживая того по спине.
- Какой? – Том губами легко касался ключиц Криса, щекоча кожу теплым дыханием.
- Шелковый. Узкий. Хочу тебя, Том. Я прямо сейчас тебя хочу.
- Тогда поехали быстрее домой, – Хиддлстон вскочил на ноги и принялся торопливо одеваться.
Когда они расплачивались за покупки, Крис немного завидовал Тому, потому что тот не видел выражений лиц продавщиц. Уж они-то наверняка догадались, что парочка несколько минут назад не только примеряла одежду, но и занималась куда более приятными вещами.
- Представляю себе их лица, – Том прыснул в кулак, когда оба они загрузили пакеты в автомобиль.
- Чудо ты трепливое! – и Крис отвесил Хиддлстону увесистый шлепок по сочной заднице.
- Надо будет повторить, – довольно заявил Том, усаживаясь на пассажирское сиденье.
Если бы желания исполнялись просто, будто по взмаху волшебной палочки, то их автомобиль не встал бы в бесконечной многокилометровой пробке по пути домой. Крис чертыхался вовсю, досадуя от того, что поехал через центр, а не стал петлять узкими улочками с односторонним движением, только бы объехать вечные лондонские заторы. Хиддлстон, вполуха слушая ругань Хемсворта, думал о том, что зря вообще затеял этот набег на магазинчик. Остались бы дома, нежились бы в объятиях друг друга, и тогда, может быть, Том не вспоминал бы сейчас то, что произошло ночью.
Проснувшись утром в уютном тепле обнимающих его рук Криса, Томас открыл глаза и, привычно ничего не увидев, не знал, радоваться ему или огорчаться. Этой ночью он видел. Нечетко, как будто сквозь плотную темную материю, но он видел Криса, видел его полные ужаса глаза, которыми тот смотрел на него, Тома. Хиддлстон помнил, что чувствовал тогда — неистребимое желание разрушить, сломать, уничтожить: неважно кого. Крис или кто другой – тогда он не имел никакого значения. Что-то темное, мутное поднималось откуда-то из глубины души, затапливало сознание. В голове словно тысячи крохотных молоточков выстукивали четкий мотив: у-бей! У-бей! У-бей! Том помнил, что нечто подобное он испытывал, будучи призраком: ту же злость и ярость. Только никогда эти злость и ярость не были направлены на Криса. Криса, который был для Томаса светом. К которому он тянулся из жуткой темноты, где Том был совсем один.
С тех пор, как он очнулся в больнице Сайфи, Хиддлстон не испытывал ничего подобного. Он радовался тому, что призрак навсегда исчез, как будто его и не было вовсе. Так почему сейчас он как будто бы был им, чувствовал то же самое? Почему по отношению к Хемсворту? Этого не может быть. Просто потому, что Том не может, ни за что на свете не сумеет причинить вред Крису. Только не ему. Том поежился — если не дай бог он не сможет контролировать эту ярость, что сегодня ночью чуть не затопила его сознание…. Нет, даже думать об этом было слишком страшно.
Крис смог достучаться до Тома, до того светлого, что еще было в нем, что боролось с темнотой. Крис сказал «Вернись ко мне, я знаю, что ты здесь». Он видел перед собой Тома. Видел, что тьма еще не забрала его. Он верил Тому.
Сейчас Хиддлстон не знал, что делать с тем, что произошло сегодня ночью. Если такое повторится еще раз, придется оставить Хемсворта. Так будет лучше. Так будет правильно. Если бы Томас умел молиться, он бы несомненно попросил бы у Всевышнего, чтобы не было более повторения этой ночи. Но молитвы, которые ему втолковывал старый викарий в далеком детстве, были позабыты за ненадобностью — повзрослев, Том решил, что никакого доброго боженьки на небе нет, и человек сам себе господь и судья.
Сейчас, вполуха слушая чертыхания Хемсворта, Том про себя повторял, сам не понимая, к кому он обращается: «Пожалуйста! Пусть этого больше не повторится! Пожалуйста, я хочу вновь увидеть свет!»
 
Наконец, пробка как-то внезапно закончилась, и автомобиль поехал быстрее. Крис развеселился, шутил и дурачился, умудряясь даже пару раз чмокнуть Тома в висок, и Томас отвлекся на поцелуи, сам полез к Хемсворту, куснул шею, ущипнул за бедро, положил руку между ног, погладил через плотную ткань брюк внушительный бугор. Крис напрягся, громко втянул воздух, зашипел: «Дурак, разобьемся!» Том даже послушался: ровно пять минут сидел смирно, потом снова начал свои поползновения, результатом которых стало резкое торможение — благо не под запрещающий знак и без риска для остальных автомобилей — и Тома чуть не расплющило на сидении немалым весом Хемсворта.
- Я же говорил: не мешай мне вести машину! – прорычал тот, целуя Хиддлстона в нахальную улыбку.
- Так веди, что же ты остановился? – подтрунивал над ним Томас, улыбаясь в поцелуй.
Так, когда Крис был рядом, когда Том чувствовал его губы, его руки, его тепло — тогда было не так страшно, что тьма сможет поглотить тебя целиком. Так был шанс, что однажды он сможет увидеть свет.
Свет — это любовь. Хиддлстон был в этом уверен. Если то, что он чувствует к Крису, что Крис чувствует к нему, если любовь — это то, что между ними, то тьме не удастся его забрать.
Их бросило друг к другу, едва они переступили порог дома. Даже чуть раньше — еще когда они шли по тропинке от ворот. Они тискались, хватали друг друга за разные места, смеялись и даже чуть было не навернулись, когда Том, споткнувшись, едва не уволок крепко держащего его Криса за собой.
Но когда за ними закрылась входная дверь, когда не нужно было сдерживать себя, когда наконец им стало можно все, когда оба поняли, что нет больше преград и запретов, что они могут делать друг с другом все, что только заблагорассудится, тогда они накинулись друг на друга, как будто пытаясь перещеголять один другого в придуманной ими обоими игре «кто кого больше любит».
Крис хотел, чтобы все было… правильно. Чтобы все было… красиво. Не то чтобы он мечтал уложить Томаса на постель из роз — упаси Боже, только не Хиддлстона, ведь тот несомненно поднял бы его на смех. Но он хотел, чтобы их первый раз был чем-то особенным. В результате Томас просто сорвал с них обоих одежду. Даже не разрешил Крису проводить его в спальню. Прямо возле входной двери толкнул Хемсворта к стене, накинулся, царапался, кусал за шею, за ключицы, даже за сосок укусил, да пребольно — Крис вскрикнул от неожиданности.
Хиддлдстон сопел и потирался о Хемсворта всем собой. Так, чтобы кожа к коже. Чтобы ни миллиметра свободного пространства между ними. Гладил и ласкал, тыкаясь губами Крису в грудь, как слепой котенок. Опустившись на колени, обвел языком кубики пресса, вылизал живот и там, ниже живота, где начиналась полоска светлых волос.
- Мммм… как же ты пахнешь…. – восхищенно простонал Хиддлстон, зарываясь носом в мягкие волоски, – охренеть, как ты пахнешь…
 Неумело — откуда бы ему набраться опыта? – Том ласкал сочившийся соками член Криса, осторожно вбирая его в рот, выпуская обратно и вбирая снова. Он проходился языком по всей длине и обводил по кругу головку. Заглатывал, пытаясь расслабить горло и, подавившись, бросил это дело, вновь облизывая сверху, снизу — со всех сторон, куда мог дотянуться. Крис стонал, хрипел, молясь лишь о том, чтобы не спустить Хиддлстону на лицо. И в то же время страстно желая увидеть, как белесые капли раскрасят это лицо. Как Том, стирая их пальцами, оближет после каждый.
 
- Стой! – взмолился он, чувствуя, что еще чуть-чуть, и этого не избежать. – Стой, стой!
- Что? Мммм..? Что не так? – Томас встал на ноги, вновь прижимаясь так, что между их телами, казалось, и волос не поместится.
- Я уже… скоро, – признался Хемсворт, – я не хочу так. Хочу в тебе.
- Да! – выдохнул Том ему в рот, – Да! Крис, хочу тебя. С тобой.