Давай возьмем паузу (СИ)

Хиддлстон на мгновение накрыл ладони Криса своими руками — всего лишь на одну короткую секунду, и тут же отдернул руки, отступил на один шаг, так, чтобы не чувствовать чужое тело рядом. Чтобы не было искушения поддаться этой ласке, остаться в этом тепле, и глядеть долго-долго в эти глаза, которые сейчас смотрят так ласково, так, как будто их обладателю и вправду есть дело до него, Тома.
- Я сделал это ради тебя, Крис, – просто ответил ему Хиддлстон и, оставив Хемсворта недоуменно хлопать глазами и хватать ртом воздух в попытке сказать хоть слово в ответ, вышел в коридор.
====== Часть 11 ======
- Дыня? Нет, вы серьезно, дыня? – Крис недовольно поморщился, тыкая вилкой ярко-оранжевые кусочки. – Я не люблю дыню. У меня на дыню аллергия.
- Боже, Хемсворт, ты можешь хотя бы одну сцену отыграть без этих твоих кривляний? – Томас еще не дошел до того градуса кипения, после которого обычно на сцену летели посторонние предметы, а сам он выходил из репетиционного зала, хлопнув дверью так, будто хотел снести её с петель.
- Я серьезно, ребят! – Крис посмотрел на Чарли, как будто ища поддержки. – Дыня с ветчиной — какой извращенец это придумал? Наверное такой, как ты, Хиддлс!
- Слушай, Хемси, это всего лишь кусок дыни, – миролюбиво произнес Кокс, – Том прав, тебе обязательно делать проблему из-за такой мелочи?
- Нет! Ну мы же должны… Как это? Импровизировать, вот! – не унимался Хемсворт. – В пьесе наши с тобой, Чарли, герои едят это чертово прошутто. Но им-то проще — они схомячили один раз это… эту гадость и забыли. А нам-то с тобой каждый вечер на протяжении четырех месяцев эту хрень жрать. Так почему-бы не заменить прошутто на… Ну скажем на пасту? А что? По сюжету мы в итальянском ресторане, так? Как раз паста болоньезе подойдет. Я даже умею готовить соус. Эй, Хиддлс? Хочешь попробовать мой фирменный соус?
- Я хочу чтобы ты заткнулся! – в голосе Тома промелькнули угрожающие нотки.
«Еще чуть-чуть, и я получу папкой в лоб», – подумал Крис и решил, что на сегодня, пожалуй, хватит. Он и так уже переиграл.
- Просто. Сожри. Эту. Чертову дыню! – зарычал Хиддлстон.
- Ладно-ладно! – и Хемсворт потянулся к своей тарелке, наколол на вилку кусочек, но не успел донести ее до рта — дыня соскользнула с зубчиков и шмякнулась на пол.
- Вот дьявол! – ругнулся Крис и, нагнувшись, подобрал дыню, прямо с пола отправив ее себе в рот.
Зоуи, стоя у края сцены, покатывалась со смеху, держась за живот. Чарли, тяжело вздохнув, с тихим «Вот придурок!» изобразил интернет-мем «рука-лицо».
- Ну что? – Крис окинул присутствующих взглядом невинно осужденного. – Я съел! Какая там реплика-то дальше? А! «Я плохой издатель!»
- Перерыв! Десять минут! – объявил красный, как рак, Томас, угрожающе постукивая своей неизменной пластиковой папкой по подлокотнику кресла. – После этого наша любимая игра. Ты же обожаешь быть ведущим биг-бутти, да, Крис?
«Сука!» – подумал про себя актер и очаровательно улыбнулся режиссеру.
Иногда Крис сам себя ненавидел за то, что постоянно подначивает Хиддлстона. Часто дурацкие шутки — вот как сейчас с дыней — как будто бы сами собой слетали с языка, вопреки желанию хозяина. В то время как ему самому хотелось сказать Тому что-то хорошее. Например, какие у него красивые глаза. Или как ему, Крису, хочется попробовать, каковы на ощупь медные волосы Тома — мягкие или жесткие.
Но Хемсворт молчал, зная, что в лучшем случае его одарят полным презрения взглядом. О! Томас умел смотреть так, как будто Крис был ничтожным муравьем, которого сапогом раздавить не жалко. Но иногда — очень редко — Хемсворт ловил на себе заинтересованные взгляды Томаса. Он смотрел так, когда думал, что Крис не видит.
Наверное, он думал о том, что заставило актера тогда, три дня назад, вступиться за него перед этим ублюдочным сиятельством.
Но зачем он остановил? Почему не позволил как следует потрепать графика?
Такие вопросы занимали Хемсворта все эти дни. Он даже в интернет слазил посмотреть, что за птица такая этот будущий двадцать третий граф Шрусбери. Увы, кроме сухой официальной информации: родился, крестился, мама-папа, работа — мировая паутина ничего Крису не выдала. Никаких пикантных подробностей — а уж в интернете этого добра хватает: если ты пытаешься найти информацию не о рядовом гражданине, конечно. Судя по манерам и поведению, его задолбанная светлость рядовым гражданином не являлась. Но о личной жизни Джеймса Четвинд-Толбота в интернете не было ни словечка.
 
Тогда Крис пошел другим путем — он начал искать информацию о Томасе. И тоже не обнаружил ничего, что хоть как-то связывало его с будущим графом.
Хемсворт нашел это весьма странным. Да, обычно таблоиды предпочитают публиковать информацию об актерах, и чем известнее актер, тем пикантнее подробности. Но Хиддлстон был довольно знаменит, у него одних только статуэток Лоуренса Оливье больше, чем у Криса премий «за лучшую драку». Но нет, все, что Хемсворту удалось найти о частной жизни Томаса, так это скупое «режиссер предпочитает держать свою личную жизнь в секерете».
Ну зашибись теперь!
Конечно, у самого Хиддлстона подробности того, что случилось, почему Том шарахается от бывшего любовника, и почему бывший любовник смеет угрожать режиссеру, придется клещами вытягивать.
Как Крис не пробовал тем вечером — бесполезно. Он догнал Томаса, когда тот вышел из туалета, бежал за ним, как привязанный, пока Хиддлстон извилистыми коридорами шел к черному ходу, где его поджидал автомобиль. Том явно был намерен покинуть церемонию незамеченным.
И уже на выходе Крис остановил Тома, заставил развернуться к себе лицом, ухватил за лацканы смокинга — как несколькими минутами назад будущего графа – и хотел хорошенько тряхнуть, как Четвинд-Толбота. Но заглянув в глаза Тому, остановился, буквально завис — тот смотрел на Криса с каким-то непонятным ему выражением. Столько в этом взгляде было всего: благодарности, отчаяния, гордости, злости — странное сочетание, которое Хемсворт никак не мог понять.
«Зачем ты так смотришь? Почему не хочешь просто сказать мне все?»
Томас молчал, только взгляда от лица Криса не отводил, и тот опустил руки.
- Том, я… Ты прости, если я не в свое дело полез… – чуть смущенно проговорил Хемсворт.
- Я благодарен, – произнес в ответ Томас, и это было не то, чего ожидал от него Крис — уж точно он не ждал благодарности за свой поступок.
- Я благодарен тебе, – повторил Хиддлстон. – Но впредь я прошу тебя не лезть туда, где тебе, действительно, нет места.
- Том… – Крис вновь схватил Тома, на сей раз за руку. С силой сжал тонкое запястье — должно быть, синяки останутся.
- Все, Крис! – устало выдохнул Томас, – Все, отпусти меня!
Но Хемсворт и не подумал его слушать. Напротив, он взял в плен второе запястье, дернул Томаса на себя — он едва ли не врезался в грудь Криса.
- И не подумаю, слышишь? – прошептал Хемсворт.
Отчего-то вдруг он почувствовал себя легко-легко, как тогда, в юности, когда он, болтая и дурачась, шел к дому того солнечного мальчишки, с кем провел одну-единственную ночь в Сохо. Тогда Крис верил — весь мир будет лежать у его ног. Он был уверен в себе так, как будто мог этот мир нагнуть и поиметь. И так в конце концов и случилось — с небольшими корректировками. Вот и сейчас Крис был как никогда уверен в том, что он должен, просто обязан освободить Тома от этого больного ублюдка, Джеймса Четвинд-Толбота. Что он просто нагнет аристократика и поимеет. И Том будет смотреть на Криса… Да как на бога он будет смотреть.
 
Такие мысли — может совершенно дурацкие, но сейчас они казались Хемсворту единственно правильными — теснились у него в голове. Эти и еще одна — что ему хочется поцеловать Тома. Прямо сейчас — прижать к себе, вместе с его страхами, неуверенностью, вместе с его невъебенным высокомерием и… Да просто прижать к себе и целовать. До одури. До припухших губ. Пока воздух в легких не закончится.