Поднимаясь ко мне
— Видишь что-то приятное?
Я улыбаюсь в ответ и вскидываю брови, глядя на него. Он сворачивает к постели. Сорвав с меня одеяло, Кэш наклоняется, кладет руку мне на бедро и захватывает губами сосок. Я задерживаю дыхание, тут же приходя в состояние полной готовности к встрече с ним. Он останавливается, когда его рука оказывается в болезненной близости к тому месту, где мне хочется ощутить ее прикосновение больше всего. Он поднимает голову и одаривает меня своей самой ухмылистой, самой многообещающей улыбкой.
— Подумай об этом до моего возвращения.
Кэш быстро чмокает меня в губы и отскакивает к гаражной двери.
Я лежу в постели, улыбаюсь, как Чеширский Кот, и тут слышу голос Джинджер:
— Она здесь?
— Да. Ты хочешь с ней поговорить? — отвечает Кэш.
— Разумеется. Поехала бы я сюда, чтобы задать один-единственный вопрос. Если, конечно, ты не хочешь заставить меня довольствоваться этим.
Я усмехаюсь и качаю головой. Так и вижу улыбку, с которой Джин точит когти кугуара о грудь Кэша. Кэш, без сомнения, онемел от такой экспрессивности, он не успевает отреагировать, а Джинджер продолжает:
— И где же эта пропащая девица? Она меня напугала до смерти!
Смотрю на часы. Неудивительно, что Джинджер сердится. Сейчас около семи вечера. Я, должно быть, проспала дольше, чем думала.
Прикрываюсь одеялом и сажусь как раз в тот момент, когда подруга заходит в спальню.
— Вот ты где, — говорит она, всплескивая руками. — Как я и подозревала. Я тут с ума схожу от беспокойства, а она испытывает бесчисленные оргазмы на кончике пениса греческого бога. Вот те на.
— Прости, Джинджер. Я не хотела тебя беспокоить. Это все дурацкий телефон, которым я пользовалась. Не могу дождаться, когда получу обратно свой.
— Ну-ну, рассказывай. Черт, я бы тоже стала заливать, если бы меня тут ждало такое. — Джин с улыбкой присаживается на край кровати рядом со мной. — Не беспокойся. Я просто счастлива видеть, что в твоем курятнике хозяйничает такой знатный петушок. — Она наклоняется ко мне и шепчет: — А он знатный, я права? — Ничего не отвечаю, только ухмыляюсь. Джинджер откидывается назад и откашливается. — Ничего другого я и не ожидала. Бог не может облажаться с таким, — говорит она и указывает большим пальцем себе за спину, на Кэша, который топчется на пороге — его присутствие Джинджер явно уже тяготит.
— Нет. Он нисколько не облажался! — с тайным злорадством восклицаю я.
— Ну ты и наглая сучка. Чего дразнишься! А где второй? Они близнецы. Тот должен быть таким же классным. Только чуть менее… повязанным.
Джинджер усмехается, глядя на меня, а я выразительно округляю глаза, потому что слышу, как открывается наружная дверь. Кэш поворачивается к гаражу, и тут же раздается второй голос.
— Надеюсь, я не вовремя, — говорит Нэш в своем грубоватом стиле. Он останавливается в дверях и заглядывает в комнату. — Черт, ты везучая. Мне нравятся девушки, которые не против хорошей компании.
Чувствую жар на щеках. Это явное свидетельство, что у меня лицо стало красным, как свекла, от его намеков. Прежде чем кто-либо успевает отреагировать, Джинджер оборачивается ко мне с глазами навыкате.
— Святая матерь секса, да они тройняшки!
Джинджер пялится на Нэша, а я встречаюсь взглядом с Кэшем. Я держусь, пока он не подмигивает мне. Тут я не выдерживаю, и мы оба взрываемся хохотом.
— Что? — не понимает Джинджер и снова поворачивается ко мне. Она прищуривается и тянет: — А-а-а. Так ты специально прятала их от меня! Ты, несносная маленькая лиса! — Она останавливается всего на секунду, а потом обхватывает меня руками за шею. — Никогда мне в самом диком сне не могло присниться, что ты окрутишь четверых! Но не меньше троих! — Она отклоняется назад и смотрит на меня с усмешкой. — Ты заслужила свои коготки. Конечно, не такие, как у кугуара. Для этого ты еще слишком юна. Но у тебя почетные когти, с такими можно быть единственной курицей в доме, полном петухов. Я так горжусь тобой, — мелодраматически заключает подруга, прикрывает глаза руками и подмигивает мне из-под полированных ногтей; я понимаю, что она меня дразнит.
— Боже, ты неисправима.
Джинджер опускает руки и заканчивает игру.
— Знаю. Но за это ты меня и любишь. — Она встает и одергивает подол коротюсенькой юбки. — Ну, ребята, я была бы рада поучаствовать в этой маленькой вечеринке, но, по-моему, тут становится слишком тесно. Я бы не хотела никого шокировать своей эксцентричностью. Может быть, в другой раз.
И Джинджер с обычной самодовольной улыбкой покидает комнату, не забыв по дороге шлепнуть Нэша по заду. Я заметила, как после этого она быстро обернулась и игриво подмигнула ему.
— Что это было? — спрашивает Нэш.
— На самом деле ты не хочешь этого знать, — отвечает Кэш.
— Я все слышала, — отзывается из гаража Джинджер, ее голос эхом доносится до нас.
Она бурчит что-то еще, а через пару секунд раздается новый голос:
— Эй?!
Марисса.
«О черт!»
Слышу тихий стук, как будто она барабанит по дверному косяку костяшками пальцев. Смотрю на Кэша. Он тяжело вздыхает и раздраженно бормочет:
— Проклятье! Неужели нельзя позвонить заранее?!
— Прошу прощения, — говорит Марисса. — Я искала… его.
Представляю, как она указывает на Нэша. В комнате, кроме Кэша, он единственный, кого можно обозначить словом «его».
— Ясно, — отрывисто говорит. Кэш. — Ты его нашла. Почему бы вам двоим не заняться делом? Вы можете уединиться.
Вижу, Кэш пытается выпроводить Нэша и закрыть за ним дверь, но Марисса проникает в квартиру, причем достаточно далеко, чтобы заглянуть в спальню. Туда, где все еще лежу я, голая и прикрытая смятым одеялом.
Она смотрит, морщит лоб и бросается ко мне мимо Кэша. Забирается на кровать и обнимает меня. Я немею, конечно, и не перестаю удивляться: что происходит? А сама пытаюсь придерживать одеяло, чтобы оно не соскользнуло. По комнате разбросаны мои вещи — ясно, что я раздевалась.
— Я так рада, что с тобой все в порядке, — мурлычет Марисса, уткнувшись мне в шею.
Чувствую, как она дрожит всем телом, и только через минуту соображаю, что она тихо плачет.
— Марисса, что случилось? — спрашиваю я скорее от растерянности, чем от искреннего беспокойства.
Моя кузина с рождения была королевской стервой, и все нежности между нами закончились месяцев через шесть после ее появления на свет.
Марисса отклоняется назад и смотрит на меня огромными, полными слез голубыми глазами. Больше всего меня озадачивает, что, кажется, они полны неподдельного чувства.
— Я так боялась за тебя. Я слышала, как они говорили, что убьют тебя. Нас обеих. Нас всех, — говорит она, поворачиваясь и глядя на близнецов, которые тихо стоят у дверей. — За всю жизнь я ни разу так не боялась. И думала только о том, как послала тебя тогда на эту чертову выставку в том дурацком платье.
Я совершенно ошеломлена. И полна подозрений. Я достаточно взрослая, чтобы признаться в этом. Сколько раз я воображала, как снимаю скальп с этой девицы, сжигаю ее на костре, забиваю до смерти — и вдруг она становится милой?! Ух ты, не может быть!
— Ты можешь решить, что я спятила или все выдумываю. Но клянусь тебе, Лив, я думала только о тебе. — У Мариссы начинают дрожать губы, из глаз вот-вот брызнет. — Ты всегда была добра ко мне, всегда была таким приятным человеком, а я вечно обращалась с тобой как с ничтожеством. Мне так стыдно. Всю жизнь меня окружали такие же, как я. Те, кто и не заметил бы, если бы я исчезла. В том числе и отец. Больше всего мне было нужно, чтобы среди близких мне людей появились такие, как ты. — Марисса останавливается и тяжело сглатывает, по ее лицу текут слезы. — Я больше не хочу быть такой, Лив. Ты простишь меня?
«Святая владычица повреждения мозгов! У Мариссы случился удар!»
Это единственное разумное объяснение. Такие, как она, не меняются. У таких людей не бывает периодов сердечности.
Однако, заглянув в глаза Мариссы еще раз, я снова поражаюсь, сколько в них подлинного чувства. Кажется, она искренне раскаивается, по-настоящему страдает.