Копельвер. Часть I (СИ)
— Видочка, сыночек! — запричитала Арма, совсем не думая о том, что так к теперь уже главному обходчему обращаться не след. — Замерзнешь, небось, похудеешь в лесу-то своем!
Вида мягко отстранился от старой няньки и сказал, стараясь звучать убедительно и веско:
— Не замерзну. На заимке печь есть. И еды у нас вдоволь. Ты лучше Ойку с Трикке откармливай, а не за меня печалься.
Когда уже все готовы были двинуться в путь, в Угомлик въехали красные, расписанные золотом, сани, запряженные четверкой черных, как смола, коней. Возница остановился прям перед Видой, и из саней, словно птица из клетки, легко выпорхнула Бьиралла.
У Виды аж во рту пересохло. Он хоть и намекал Бьиралле на ближайший обход, и, как бы между делом, сообщал, что очень бы хотел видеть ее среди провожающих, в глубине души и не надеялся на ее появление. Своевольная горделивая Бьиралла была не из тех, кто будет стоять на морозе в толпе грубоватых обходчих и вместе со всеми желать ему скорейшего возвращения и легкой дороги.
Но Бьиралла все же приехала и теперь слепила всех своей красотой. В теплой собольей шубке в пол, в бархатных перчатках, в белом пуховом платке, она смотрелась олицетворением самой сверкающей зимы.
Будто кукла она — ладная да чудесная, — подумалось Виде. И ведь бывает на свете такая красота, что сколько ни ищи, а не найдешь ни одного изъяна.
Юноша на негнущихся ногах подошел к своей гостье.
— Не ждал тебя, Бьиралла! — только и выговорил он.
Бьиралла насмешливо посмотрела на него и сказала, по привычке топая ножкой:
— А я и сама не знала, что приеду. Только сегодня решила, что нужно тебя проводить.
Вида ушам своим не поверил. Он посмотрел по сторонам, жалея, что никто, кроме него, не услышал ее слов.
— Я и подарок привезла. — продолжила Бьиралла, доставая из кожаной сумочки огниво. — Отец говорит, что без огня в лесу делать нечего.
Юный главный обходчий, хотя у него было и свое надежное огниво, схватил подарок и прижал его к сердцу.
— Только его и буду пользовать! — пылко пообещал он ей.
Бьиралла улыбнулась.
— Уж не оплошай в обходе, Вида Мелесгардов! — сказала она. — А то я рассержусь на тебя!
— Не оплошаю, — поклялся Вида, чуть ли не падая перед ней на колени. — Все выдюжу. Героем вернусь.
Бьиралла кивнула и полезла обратно в сани.
— Приходи к гости на пир! — уже вслед крикнул ей юноша. — После обхода.
Дева как обычно ничего не ответила, а только помахала ему из саней.
Вида стоял, отупело глядя на то, как удаляется резвая четверка, а вместе с ней и прекрасная Бьиралла. Если бы в тот миг он мог видеть лицо Ойки, то понял бы, что сердце ее разрывалось на части. Ойка первая почуяла беду, исходившую от юной красавицы, но не ревность была тому причиной — Вида терял волю в ее присутствии, становился ведомым телком, благодарно идущим на собственное заклание. В Олеймане Ойку чуть не казнили по обвинению в колдовстве, но настоящей колдовкой была не она, а Бьиралла, которая, играючи, очаровала Виду так, что он забыл собственное имя.
— Эй, Мелесгардов! — негромко позвал Виду Ванора. — Мы в обход-то идем?
Вида, словно очнувшись ото сна, кивнул и деланно заторопился. Нельзя показывать обходчим свою слабость. Он, еще раз поклонившись отцу с матерью, помахал провожающим и, надвинув шапку на лоб, пошел вперед.
— Боги любят меня! — кричало его сердце всю дорогу вниз. — Сама Бьиралла — первая красавица, избалованная и любимая всеми округ, веселая и смешливая, пришла ко мне на проводы!
Вида знал, что и он далеко не промах — статный, красивый и храбрый, всем женихам окреста первый жених, но ему все казалось, что он при всех его навыках и умениях не стоит и волоса, снятого с головы Бьираллы.
— Эй, Вида! — вдруг раздался за его спиной голос Иверди. — Неужто ль перстова дочка приходила попрощаться?
— Она! — подтвердил Вида.
— А кое-кто не пришел! — подал голос Игенау, шедший прямо за ним.
— Кто? — спросил он.
— Хольме Кьелепдаров, — засмеялся Игенау. — Хворым сказался, лишь бы под твоим началом не идти.
В любой другой день такие вести задели бы Виду, но только не сегодня! Разве можно злиться и серчать, когда сама Бьиралла пришла его проводить?
Первый обход ожег Виду трескучим морозом. Не успели обходчие добраться до леса, как щеки у всех немилосердно горели, а глаза слезились от холода.
— Это и хорошо, — подумалось Виде. — Чем сложнее, тем и лучше.
Ему хотелось, чтобы Бьиралла гордилась им, а для этого нужно совершить столько подвигов, сколько он сможет.
Обходчие добрались до заимки, как и полагал Вида, лишь незадолго до захода красного зимнего солнца. Небольшой охотничий домик ждал своих замерзших гостей.
— Печь натопить да на стол собрать. Как поужинаем, так и спать пойдем, — распорядился Вида.
Он старался говорить уверенно и властно, будто бы всю жизнь раздавал приказания, но, посмотрев на охотников, которые едва шевелили губами от холода, не сдержался и добавил:
— Да вы и сами знаете, что делать.
Игенау рассмеялся. А Ванора его поддержал:
— Правильно. Ученые мы давно.
Все остальные одобрительно заревели, и Вида подумал, что править и приказывать было делом не таким уж и сложным.
Обходчие быстро собрали на стол из своих припасов, выпили, подбросили в печь еще поленьев, которые пахли смолой и морозом, и улеглись спать. Игенау лег рядом с Видой возле печи и сказал ему, с трудом ворочая языком от усталости и выпитой водки:
— Хорошее начало, Мелесгардов!
Обходчие проснулись, когда солнце уже встало. Им предстояло уйти на целый день в лес и вернуться лишь глубокой ночью.
Ванора, испросив дозволения Виды, который тот, разумеется, ему тотчас же дал, решил остаться на заимке, а Игенау, упрекнувшего его в отлынивании от общего дела, ответил, что уже все посмотрел в этом лесу, так что особого желания вместе со всеми бродить по горло в снегу у него нет.
— Пусть остается. — сказал Вида. — Будет, кому печь натопить.
Остальные обходчие уже собрались и теперь ждали Виду снаружи. Даже Икен, годившийся Ваноре в отцы, молодцевато бряцал своим обвесом.
— Помню себя пацаном, — сказал он, подмигивая Грозею. — С самых младых лет сначала с охотниками, а потом и обходчими в лес ходил, столько лет прошло, а по сю пору не надоело.
Вида пересчитал своих подручных, кивнул, удостоверившись, что все на месте, и первый пошел по засыпанной снегом тропинке.
За день им предстояло обойти почти всю южную часть увала: расчистить лес от сухих веток и пометить деревья под спил. Работы было много, но горячие молодые обходчие могли сделать и в три раза больше, если в том была нужда.
Солнце едва стало заходить за острую кромку леса, как обходчие наносили под сотню вязанок хвороста, отобрали почти столько же деревьев, годных для рубки, и сняли с десяток силков, расставленных кем-то из охотников вопреки приказу Ваноры.
— Возвращаемся! — покричал обходчих Вида.
— Погоди! — подал голос Игенау, выходя из-за деревьев. — Тут мертвые птицы
Вида сунул свой топорик за пояс и пошел туда, куда указывал его друг. На снегу были разбросаны клочья шерсти, перья и птичьи головы.
— Что за пропасть! — ахнул Вида.
Икен растолкал обходчих и склонился над тревожной находкой.
— Птичья хворь. — сообщил он, почесывая голову. — А откель, почему не скажу. Ванору нужно звать.
Привести Ванору вызвался Баса из Привалок, тот самый, кого тоже предлагали в главные обходчие.
— Мигом обернусь, — заверил он остальных и утопал на заимку.
Ванора пришел, только когда на лес навалилась ночная тьма. Басу он оставил заместо себя, а сам по его следам нашел обходчих. Все запалили свои лучины, чтобы тот мог прочесть послание, которое оставили на снегу мертвые птицы.
— Икен прав, — изрек он после внимательного изучения своей находки. — Птичье бешенство. Гляди, как их вывернуло-то, будто не кости там, а глина. Зверье, если поест такого мяса, тоже дуреет. Нужно сказать охотникам, чтобы постреляли всех болезных, а трупы сожгли.