Беспощадный Лёд (ЛП)

— Тебе двадцать семь лет, черт возьми. Ты в гребаном расцвете своей карьеры.
— Мне плевать.
— Я не собираюсь об этом… — начинает Майк.
— Мне это даже больше не нравится! — кричит Лиам. — В этом месяце я провожу каждую блядскую минуту, боясь, что ты снова порежешь руку или упадешь с лестницы, и что, когда тебе понадобится помощь, никого не будет рядом. Я не могу проводить каждую гребаную поездку, думая, как я вернусь домой и найду тебя…
Мертвым. Что он вернется домой и найдет Майка мертвым.
— Так что, если ты не собираешься воспринимать все всерьез, я не собираюсь продолжать играть. Потому что я не могу больше играть. Меня все время тошнит, и я не могу больше думать об игре.
— Не смей мне угрожать, блядь.
— Я тебе не угрожаю! Я даю тебе выбор!
— Ты не даешь мне выбора, ты ставишь мне гребаный ультиматум, — орет в ответ Майк. — Вспылил, а потом сможешь взять свои слова обратно?
— Мне все равно! Клянусь богом, мне все равно. Ты не оставляешь мне шанса, я не позволю тебе идти на глупый риск, потому что ты слишком упрям, чтобы думать о том, что со мной будет, если ты… Мне все равно. Я уйду на пенсию, или ты заведешь служебную собаку. Если ты бросишь меня, я заставлю твою маму ходить за тобой по пятам всю твою оставшуюся долбанную жизнь. Пока ты не заведешь служебную собаку. Или она не переедет к тебе. Ты не будешь один.
— Не помню, чтобы давал тебе разрешение принимать за меня жизненные решения.
— Не повезло. Ты не можешь притворяться. То, что ты делаешь, влияет и на мою жизнь. Только потому, что ты слишком эмоционально, блядь, закрыт, чтобы признать, что, если бы мы все еще жили в Эдмонтоне, мы бы, блядь, официально были признаны женатыми по гражданскому праву.
Майк, блядь, не обязан это слушать.
— Куда ты идешь? — спрашивает Лиам.
— На улицу, — рявкает Майк.
— Если ты сядешь за руль, клянусь…
Майк успевает захлопнуть входную дверь, прежде чем Лиам выпускает еще одну гребаную угрозу. Он бы сел за руль просто назло Лиаму, но у него слишком сильно трясутся руки. Он думает, что это гнев. На этот раз просто гнев.
Он идет в парк, хотя, честно говоря, на улице слишком холодно, чтобы сидеть без куртки — замечательно, он взял пару уроков у Лиама — садится на скамейку, наблюдая, как дрожат руки. Если тремор пройдет, он сможет вернуться и сесть за руль. Он не знает, куда поедет. Куда-нибудь, где Лиам не сможет найти его сразу, где он сможет снова взять себя в руки.
Звонит мама, и Майк не знает, звонил ли ей Лиам или она просто сама выбрала такое хреновое время. Если он проигнорирует вызов, она просто будет продолжать звонить, пока он не ответит.
— Ты сейчас за рулем? — спрашивает мама, как только он отвечает. Ясно, Лиам позвонил ей.
— Тогда я бы не взял трубку, — отвечает Майк вместо «это не твое дело». Это не так, но из его уст прозвучало бы жалко и по-подростковому.
— Ты в машине?
— Лиам не способен выглянуть в окно? — рявкает Майк.
— Эй, — возмущается в ответ его мама.
— Извини, — бормочет Майк.
— Лиам рассказал мне о своей идее, — говорит мама. — Побоялся, что ты разозлишься, если он спросит, но я сказала, что ты будешь благоразумным. Я ведь не сглупила?
Много-много лет самодисциплины удерживают Майка от того, чтобы послать мать подальше.
— Когда это вы двое решили, что имеете право лезть в мою жизнь за моей спиной? — спрашивает он вместо этого. «Отвали» подразумевается под каждым словом.
— Думаю, собака — хорошая идея для тебя. Но ты убегаешь от бедного ребенка, как будто он попросил тебя кого-то убить.
— Он сказал тебе, что угрожал завершить карьеру, если я этого не сделаю? — спрашивает Майк. — Или что он предложил тебе переехать ко мне? Он тебе это сказал, мама?
— Да, — отвечает она. — И я сама предложила переехать, он просто передавал сообщение.
— Тебя не приглашали, — говорит Майк.
— О, нет? — спрашивает она, и Майк стискивает зубы, но не упорствует. У мамы охренительно стальной хребет, и он почти уверен, что, если надавит сильнее, она вмешается, просто чтобы разоблачить его блеф. — Я не понимаю, почему ты так против.
 
— Я не люблю собак.
— Тебе не нравится принимать десять видов таблеток, но ты все равно это делаешь, — говорит его мама.
Двенадцать, если быть более точным, но кто считает.
— Они целесообразны.
— А служебная собака — нет? По крайней мере, это заставит Лиама меньше беспокоиться.
— Так я должен сделать это, чтобы потакать его паранойе?
— Ты действительно собираешься так это называть? — спрашивает она. — Реально, Майк?
— А как еще это можно назвать?
— Думаешь, я не волнуюсь? — продолжает его мама. — Ты думаешь, я не волнуюсь каждый гребаный день, что переживу тебя, что с тобой что-то случится, и я не узнаю, пока не станет слишком поздно? Не смей насмехаться над этим мальчиком за то, что он беспокоится о тебе. Признай, что тебе повезло, что он у тебя есть, и на твоем месте я бы сделала все, что в моих силах, чтобы так и оставалось, потому что Бог любит тебя, хотя иногда с тобой нелегко иметь дело.
Майк снова сглатывает.
— Ты возьмешь эту чертову собаку, Майкл.
— Я подумаю.
Майк сидит на улице, пока у него не начинают стучать зубы, а потом возвращается. «От холода ты простудишься» — это уже не просто чушь, в последнее время он чувствует себя достаточно плохо, поэтому еще и простуда — это последнее, что ему надо.
Майк направляется прямо в кровать, и Лиам, где бы он ни был, не останавливает его, что очень умно с его стороны. Он не собирается засыпать, хочет просто согреться, но, когда темнеет, чувствует, как проседает матрас, и Лиам ложится в постель.
— Не заставляй меня спать в комнате для гостей, — просит Лиам, когда Майк поворачивается к нему лицом.
— Ладно, — бормочет Майк, откатывается в сторону и снова засыпает.
***
Майк просыпается, когда ему становится невыносимо жарко, он все еще во вчерашней одежде. Лиам излучает тепло ему в спину, нос прижат к его лопаткам, рука крепко обнимает за талию.
Майк вылезает из-под него, лишь слегка повозившись, и смывает с себя пот под душем. Лиам спускается вниз, когда Майк уже допивает свою единственную разрешенную чашку кофе, садится за стол с выжидающим выражением на лице, как будто мама уже звонила ему и сказала, что Майк собирается сдаться.
Майк бы хотел, чтобы она не была права всегда.
— Ты обещаешь выгуливать собаку и кормить? — спрашивает Майк.
Лиам закатывает глаза.
— Если нужно.
Прежде чем начать действовать, Майк должен предоставить свою историю болезни, что имеет смысл — к сожалению, такое часто бывает, как какой-то говнюк притворяется, что у него симптомы, которые нужны для выделения служебной собаки. Он неохотно поднимает этот вопрос на следующей встрече со своим неврологом. Вернее, у одного из своих неврологов: доктор Морган — последний, специалист, к которому его направил общий невролог, как только ему поставили диагноз «болезнь Паркинсона». В глубине души он надеется, что доктор Морган скажет, что служебная собака Майку явно не нужна.
— Думаю, это отличная идея, — говорит доктор Морган, и Майк хмуро смотрит в пол. Вечером возвратившись домой, оставляет бумаги для Лиама на кухонном столе и рано ложится спать.
Лиам, нетерпеливый говнюк, его не интересует лист ожидания, и пацан отдает, скорее всего, ужасающую сумму денег — он не говорит Майку сколько, так что это должно быть ужасно огромная сумма денег — чтобы забрать собаку вне очереди.
— Перескакивать через головы людей с помощью денег, — язвит Майк. — Мило. Очень мило, Лиам.
 
— У нас есть деньги, — парирует Лиам. — А разве не так работает ваша система здравоохранения? Я привыкаю быть американцем.
— Не припомню, чтобы ты подавал прошение на получение гражданства, — ехидничает Майк.
— Я уже наполовину заполнил заявление, — говорит Лиам. — Слишком много хлопот, вот только если американец решит вступить со мной в брак. Не представляю, где бы мне найти…