2:36 по Аляске

Она бросила на меня масленной взгляд, и мне сделалось мерзко. Сара веселилась, издеваясь над всеми нами. Крис был зол, но прикосновение Сары напоминало якорь, вернувший его на дно. Он снова сделался податливым, усмиренным, и лишь заскрежетал зубами, не в состоянии противиться ее дару.

– Ты хотел уйти с Джейми, но это слишком рискованно, и ты со мной солидарен: зима, банши, голод. Здесь безопаснее, – продолжила уговаривать его Сара, не убирая руки, и Крис осторожно кивал, поддакивая. – А предательство моего сына – очередное, надо заметить – печальный проступок. За него, как и положено, я преподам своему непутевому чаду урок. Спасибо, мой кшатрий, что предупредил… Или я должна благодарить твою болтливую Джейми?

Все взгляды устремились ко мне, и я почувствовала себя меньше того самого рулета, что лежал на тарелке, – крошечная и никчемная. Меня вот-вот прожуют и выплюнут. Крис решил, что мое откровение – отличный ключ к нашему с ним освобождению. На что он рассчитывал? А на что рассчитывала я?

Я самый глупый человек на Земле.

Себастьян смахнул рукой тарелку и встал из-за стола.

– Пошли вы к черту. Вставайте кто хочет – мы уходим!

– Шон, – позвала Сара, и вся комната пришла в движение.

Себастьян знал, что Сара не любит его, но какой сын – даже нелюбимый сын – поверит, что родная мать способна причинить ему вред? Однако Сара умела удивлять. Секунда – и Шон ударил Себастьяна под дых, а затем еще раз и еще, пока Флейта не бросила ему в затылок стеклянный фужер.

Прайдеры, которые прежде выносили тарелки с закусками, перекрыли единственную дверь и начали наступать. Тото вспрыгнул на стул и, подбросив винтовку, рассек ею пространство вокруг себя, отбрасывая официантов назад. Он выстрелил в того, что почти подобрался к Флей, а затем прицелился снова.

Один из коренастых мужчин, облаченный в кремовый сюртук, схватил Барби за запястье. Грейс едва не перевернул стол, рванув к ней, но та справилась и сама: она коленом ударила мужчину в пах, а затем разбила ему фарфоровой тарелкой лицо. Кровь забрызгала светлые скатерти, и Сара брезгливо поморщилась, отодвигаясь подальше вместе с бокалом мартини.

Сжав между пальцами десертный нож, я привстала со стула, но Крис одной рукой вернул меня на место и буквально впечатал в спинку.

– Нет, – приказал он. – Сиди.

Слезы сдавили горло. Все наперекосяк. Моя вина – и его тоже. Ну уж нет!

Я замахнулась, но Крис перехватил нож второй рукой, с легкостью выбив его из дрожащих пальцев. Прибор покатился по полу, и Роуз невольно проследил за ним взглядом. Воспользовавшись моментом, я схватила вилку и всадила ее в ладонь, прокушенную волком.

Крис закричал, пока бинты окрашивались в пурпур, ударивший струей из новой раны. Я соскользнула под скатерть и, пробравшись под столом, вылезла с другой стороны. Рядом со мной рухнул переломанный стул, которым Тото расшиб голову одной из марионеток Сары.

Мадам Дурашка кинулась на защиту Грейса, которого удерживал Шон: щенок вцепился зубами в его штанину, с остервенением дергая из стороны в сторону. Хватило одного сильного пинка, чтобы собака отлетела и, впечатавшись в стену, зашлась скулежом.

– Дурашка! – взревел Грейс, и отчаяние прибавило ему сил: он вырвался и ударил Шона локтем в солнечное сплетение.

Тао поперхнулся. Грейс, семнадцатилетний тощий мальчишка, даже со своим эмоциональным преимуществом не мог сравниться с ним по силе. Их драка представляла собой жалкое зрелище и, что еще хуже, справедливостью там и не пахло. Снова схватив Грейса, Шон накрыл ладонью его лоб, и что-то произошло. Что-то неуловимое, быстрое и всепоглощающее, что заставило колени Грейса подогнуться. Он упал без сознания навзничь, расшибаясь носом о ножку стула.

Закончив, Шон обернулся и проделал то же самое с Эшли, пытающимся оттащить от Тото прислугу, что пыталась отобрать у него винтовку. Стоило ладоням Шона обхватить голову моего брата, как и его глаза закатились. Шон скинул Эшли на пол следом за Грейсом и, переступив через них обоих, двинулся дальше – к Барби.

Гвалт заглушил пронзительный визг:

– Захария!

Я обернулась на Флейту, и все застыли, взирая на Сару. Прежде спокойная и безмятежная, она с кошачьей скоростью и такой же грацией оказалась позади Тото и просто накрыла рукой его плечо. Одно прикосновение – один судьбоносный ход. Ее победа.

– Посмотрите, что вы устроили, – зацокала она языком, выделив укоризненным взглядом своего сына, что сидел в углу и еще не оклемался от ударов Шона, чтобы снова встать на ноги.

В этой комнате, обшитой малиновым бархатом, кровь казалась почти незаметной. Она угодила Саре на зеленое платье, на скатерть, на еду и даже на стены. Удерживая рядом Тото, сжимающего в руках винтовку, Сара вздохнула.

– Я приютила вас. Я позволила вам считаться лучше, чем вы есть на самом деле. Неблагодарные дети! Элис, – она погладила Тото по спине, не сводя со всхлипывающей Флейты разномастных глаз, – ты так и не сыграла мне… Что же, придется развлекать гостей самой. Тото никогда не промахивается. Проверим?

Сара приподнялась к его уху и что-то произнесла. Тото выглядел остекленевшим – безучастный, обездвиженный. Каменное изваяние, в которое Медуза горгона обращала людей. Несколько слов, похожих на змеиное шипение, – и он, вертикально повернув винтовку, прицелился куда-то в потолок.

– Пусть пуля сама сделает выбор. Это будет тот, кого Флейта любит больше, – улыбнулась Сара, и Тото нажал на курок.

Пуля просвистела в воздухе, отрикошетила от лампы и, прорвав навесной потолок, скрылась из виду на несколько мгновений. Все выглядело так, будто Тото просто пальнул в воздух, но это был обратный отсчет.

Раз. Два. Три…

Изящный трюк перед тем, как поразить свою мишень, ведь это истина – Тото никогда не попадает мимо цели, даже если сам не знает наверняка, кто именно этой целью должен быть.

Обессиленному Себастьяну в углу хватило сил лишь на бросок вперед: в несколько шагов он, едва стоя на ногах, очутился возле загипнотизированного Тото. Со стороны это походило на объятия: Себ оттолкнул от него свою мать и повис на его шее, закрывая собой как живым щитом. Он хотел защитить его. Он хотел спасти того, кого Флейта любит больше. Кого она должна была любить больше.

Флейта кинулась Себу наперерез, ведь уже знала, кому достанется эта пуля. Ему некого было спасать – разве что самого себя.

Над головой снова пронесся свист, а затем раздался нечеловеческий визг Флейты. Она подхватила под руки Себа, оседающего на пол с сочным алым пятном, растекающимся по спине между лопаток.

– Вот так это происходит, – шепнула Сара на ухо Тото, устало положив голову ему на плечо, пока Флейта гладила неподвижно лежащего Себастьяна и надрывно рыдала. – Вот так те, кому мы отдали свое сердце, предают нас и выбирают других.

Меня окатило волной, а затем и всех присутствующих тоже. Барби склонилась к полу, ища, где бы укрыться от того, что сверлило череп изнутри, затмевая взор иллюзией почти физической боли.

Почему я никому не сказала?

Флейта стерла с побелевшего лица Себастьяна собственные слезы, целуя его в лоб под завивающейся челкой.

Почему я не стала играть?


Почему это не Тото?

Флейте не нужен был музыкальный инструмент, чтобы передать то, что она чувствует. Боль настолько сильная, нестерпимая, чтобы не поделиться ею. Флей излучала эту боль, и ею смело всю комнату; даже Сара пошатнулась, ошеломленная ее чувствами. Ее волей.

Сумев доползли до Флей, съежившейся в крови Себастьяна, Шон стиснул зубы и, поборов поток ее сознания, дотронулся до ее затылка. Жест милосердия: я готова поклясться, что Флейта посмотрела на него с благодарностью. Она охотно приняла его дар, чтобы сбежать от этого мира и расколотой на части души туда, где ее можно было бы склеить из этих осколков заново.

Шон погладил ее по волосам, и Флейта закрыла глаза, а в следующую секунду упала рядом с Себастьяном. Поток боли, отражающийся от стен и выбивающий из тебя твои собственные мысли, прекратился.

– Беги!

В ушах у меня еще гудело. Контуженная, я, как и все, долго не могла пошевелиться. Крису потребовалось встряхнуть меня за шкирку несколько раз, чтобы я наконец-то пришла в себя и услышала:

– Беги! Сейчас же, Джейми!

Смерть – нечто леденящее, отчего Крис всегда получал особое удовольствие, но только не в этот раз. Даже таким образом Себастьян спас его снова, вырвав из-под веяния Сары: Крис протрезвел, очнулся, словно пробужденный ото сна. Лицо его исказил секундный ужас, а затем Роуз толкнул меня к двери.

– Убегай, Джем!

Барби схватила меня за руку, и вместе мы вылетели в коридор. Себастьян, Сара, Крис и Шон – все на свете осталось позади. Мы бежали быстро, и я давно бы потерялась в извилинах аэропорта, если бы не Барби, знающая их на зубок.

– Туда, – указала она в сторону арки. – Хватаем куртки и…

Что-то обрушилось на нас сзади. Я упала, прокатившись по полу до самого эскалатора, и из расшибленного лба потекла кровь. Привстав на локтях, я увидела, как Барби лупит Шона ногами по груди, пытаясь отбиться, пока он не навалился на нее всем своим весом и не обхватил пальцами ее подбородок. Барби обмякла, а Шон поднялся, готовый продолжить.

Осталась только я.

– Не трогай ее! – закричал Крис.

Он рванул ко мне через коридор, но опоздал: Шон встал между нами, разъединяя, и раскинул в разные стороны руки – одну к моему лицу, а вторую к его. На губах Шона я впервые лицезрела улыбку – мстительную и кривую, не обещающую мне ничего, кроме дальнейших кошмаров.

– Джейми, – успел выкрикнуть Крис, пытаясь обойти его. – Он связывает сны, чтобы ему было проще! Никогда не берет поодиночке. Помни об этом! Помни, кто ты такая… Разбуди нас!

Крис замолк, когда Шон опередил его выпад, хватая за шею. Голубые глаза потускнели и скрылись под угольными ресницами. Мой лоб накрыло чужой рукой, и мир, горящий в агонии, затопило блаженным беспамятством – все вокруг погасло.





34. До глубины души




Фэрбенкс. Виски с колой. По будням – шорты и кеды Converse, а по выходным – короткая юбка и матовая помада от Nyx. Верити, говорящая по сотовому телефону так громко, что в курсе ее личной жизни даже вахтерша с первого этажа, и Стеф, чопорно отмывающая душевую кабину от наших волос.

– Где смесь? – раздался голос, и я заворочалась на сатиновых простынях, сонно пробормотав:

– Выкурили же вчера с Кэмероном, чтобы легавые не спалили.

– Чего? – голос внезапно оказался глубоким, мужским, а теперь еще и взволнованным. – Ты выкурила молочную смесь? Это как?

– Почему молочную?

Я открыла глаза и села на постели так резко, что от головы отхлынула кровь. Растерянное лицо Криса находилось в нескольких сантиметрах от моего. Он сидел на постели рядом с прозрачной емкостью в руках.

– Джейми, ты о чем? – нахмурился он. – Где молочная смесь Дэйна?

Молча взирая на Криса, я приоткрыла рот, затем закрыла его обратно… И опять приоткрыла. Так продолжалось несколько раз, пока я обводила взглядом уютную спальню с розовыми занавесками и развешанными коллажами из фото.

– А кто такой Кэмерон? – спросил Крис. – И ты что, назвала меня «легавым»?

На нем были синие брюки из непромокаемой ткани и облегающее черное поло, выделяющее рельефность рук, груди и живота. Сбоку на воротнике был прицеплен полицейский значок; одно из остриев золотой звезды почти подпирало его подбородок.

– Нет, серьезно, если ты втихаря куришь травку с каким-то Кэмероном, то давай обсудим это, но сначала скажи мне, куда ты переложила детскую смесь, иначе к нам скоро вызовут органы опеки.

– Чьи органы?

Лицо Криса вмиг выцвело и вытянулось. Он придвинулся ближе, и постель прогнулась под его тяжестью.

– Джейми, что происходит? – испуганно прошептал он, а затем приложил широкую ладонь к моему лбу и застыл так на несколько секунд, измеряя температуру. – Наверно, доктор был прав. Тебе надо чаще бывать на свежем воздухе и проводить время с друзьями, – вздохнул он и пригладил мои волосы, растрепанные после сна. – Давай выберемся сегодня в город. Позовем Элис с Себастьяном, может, Барб подъедет… А я попрошу Мэгги посидеть с Дэйном. Она как раз заканчивает в три. К семи я буду уже дома.

– Крис, – я сглотнула и сжала губы, тронув пальцами его щеку.

Теплая, чуть колкая от проглядывающей щетины. Он непроизвольно прикрыл глаза, целуя меня в кисть. В груди защемило: как я могу расстроить его тем, что не помню даже тех имен, что он сейчас произнес? Да что там: я не помню и дома, в котором очнулась! Я должна была признаться и рассказать ему, но раздавшийся звук расставил все на свои места.