2:36 по Аляске

– Н-не ш-шевелись, – прошипела банши, клацнув остатками выпадающих зубов, и я похолодела от этого голоса, скрипучего, как несмазанные петли. – Б-больно бу-удет.

Салли была второй банши в моей жизни, которая умела говорить. Верити звучала так же невнятно и обрывисто, но ее слова не несли смысла. Салли же говорила так, будто до сих пор… понимала? Она распростерла надо мной костлявые пальцы и взялась за трубку катетера. Руку мучительно обожгло, когда та натянулась. Игла царапнула вену где-то изнутри. Я зажмурилась и затаила дыхание, стараясь не втягивать в себя исходящий от банши кислый смрад.

Одним рывком выдернув из меня катетер, Салли зажала пальцем прокол и застыла так на какое-то время, не давая фонтанчику крови прорваться. Я покрылась мурашками от контраста между ее и моей кожей – смерть и жизнь соприкоснулись во плоти.

– В-все.

Салли убрала палец и отошла, оставив меня сидеть в смятении и растерянности. Стараясь перестать пялиться на нее, я взглянула на свои руки и чудом сдержала рвотный позыв: трубки, пролившие на пол остатки моей крови, скрутились в кольца под кроватью, напоминая змей с отрубленными головами.

Оливий услужливо протянул мне моток ткани, которым я обвязала рану, а затем предложил и горсть зеленых виноградин, зажатую в крошечной ладошке.

– Извини.

Ливви потупился, шкрябая пяткой половицы.

– Ничего страшного, – ошеломленно сказала я, но тут же замолчала, ужаснувшись.

Мой голос был в сто крат хуже, чем голос Салли! Она притаилась у постели Эшли, покачиваясь, и, кажется, даже усмехнулась, будто услышав мои мысли. Откашлявшись, я проглотила виноград и запила его водой из бутылки, которую подал Ливви. Похоже, к моему пробуждению он приготовил целый бойскаутский набор.

– Тебе снился интересный сон, – задумчиво протянул он. – Мне понравился момент с волком.

Я осушила бутыль до дна и вопросительно взглянула на Ливви.

– Ты видел мой сон?

Оливий смущенно улыбнулся.

– Иногда я могу подсматривать, когда сам засыпаю… Это происходит само по себе. Чаще всего, когда сильно скучаю по Крису. Сара каждый день повторяла, что он скоро вернется и мы снова будем играть вместе, но… Она врала. Все взрослые врут.

– Не все, – осторожно поспорила я. – Но Сара – да. Сара постоянно всем врет.

– Крис говорил, что взрослым ты становишься тогда, когда берешь на себя ответственность за кого-то, – пробормотал Ливви, и глаза, подернутые бельмом, снова впились в мое лицо. – Он заботился о тебе, а я хотел, чтобы он заботился только обо мне. Крис взрослый… И я хочу быть взрослым. Извини.

– Так ты просишь у меня прощение за это?

Ливви кивнул.

– Еще я видел, как ты сделала так, чтобы проснуться. Ты наказала Сару. Это было красиво.

Красиво. Я невольно ухмыльнулась. Вряд ли это именно то слово, которым можно было бы описать произошедшее. Голова загудела, и я сжала ее в ладонях, склонившись. Мозг вновь разрывался, путая явь и былые сны – ферма, ребенок, Мэгги, тюрьма, бар, сияние, больница. Мозаика, которую надо было склеить воедино. Для этого требовалось время.

Я сделала это. Я смогла.

Прохладная ладошка Ливви опустилась на мой затылок, и вдруг сделалось легче. Я не поняла почему – очередной дар, которых у него и так было бесчисленное множество, или же детская наивность, располагающая к себе. Я ответила на его прикосновение улыбкой, и Ливви погладил меня по спутанным волосам.

– Теперь я знаю, как ты выглядишь. Видел во сне Криса, – поделился Оливий радостно. – Ты милая. Я проведу тебя к Крису. Наверно, он уже ищет тебя.

– Через портал?

– Не могу, – стушевался мальчик. – Салли говорит, это навредит тебе. Нельзя путешествовать, пока ты такая слабая.

Я с признательностью взглянула на Оливия, растроганная его заботой, которая сейчас была лишней.

– Все будет хорошо. Сейчас очень важно найти Криса как можно скорее, понимаешь? Если ты сможешь перенести меня к нему и остальным, это здорово сэкономит нам время. Пожалуйста…

Ливви зажевал щеку и несмело поинтересовался:

– А Крис не разозлится? Он бы запретил мне так рисковать, если бы знал.

– Крис поймет. Это ради его же блага. Ты ведь не хочешь, чтобы Сара нашла его первой?

Оливий обреченно вздохнул и протянул мне руку, но отдернул ее за миг до того, как я успела бы ухватиться. Мне захотелось насупиться от обиды, но Ливви вдруг вытащил из кармана записку, пожелтевшую и испещренную пятнами томатного супа.

– Кажется, это твое. Дмитрий нашел у тебя в джинсах и выкинул в мусорку, а я подобрал.

Исписанная идеальным почерком Эшли, передо мной красовалась ныне бесполезная инструкция, где перечислялись пункты нашего плана. Ни с одним из них я, конечно же, не справилась. Номер один, номер два, номер три…

– Там еще кое-что. Сзади, – Ливви кивнул на обратную сторону записки и почему-то густо покраснел.

Съедаемая любопытством, что же я не успела заметить в прошлый раз, я перевернула листок. Всего несколько слов – одна короткая фраза, согревшая меня изнутри лучше вина со специями; одна фраза, и я снова готова кинуться в любой бой, забыв об изнеможении. На другом конце аэропорта меня ждали люди, ставшие мне семьей, и прямо сейчас на них надвигалась опасность.



P.S. Я люблю свою сестренку Джейми.




– Веди меня, – сказала я Оливию и сложила листок пополам, пряча обратно в карман. – Скорее!

Он кивнул, и я встала, опираясь на стол. Коленки – растаявший пластилин, не выдерживающий моего собственного веса. Я взялась за плечо Ливви, чтобы устоять, и приготовилась к отправлению.

Запертая дверь приоткрылась, впуская внутрь узкий луч света. В расщелине показалось вытянутое лицо Дмитрия, застывшего с новой емкостью для сбора крови под мышкой.

– Что за…

– Салли, – позвал свою подружку Ливви и стиснул тонкими пальчиками мою ладонь.

Хватило двух секунд, чтобы я потерялась в смешении бликов от открывшегося портала. Но я все равно увидела сцену, вырезанную будто из передачи с «Дискавери» о смертоносных хищниках: прежде медленная и заторможенная начавшимся разложением, Салли бросилась на Дмитрия одним прыжком и достигла его раньше, чем он успел захлопнуть перед ней дверь.

Бесцветная плотная рама замерцала в воздухе, приглашая войти. На ощупь портал снова напоминал тугую сахарную вату. Ливви потянул меня к нему, не оборачиваясь, а затем раздался фирменный визг банши. Мы успели скрыться в портале за миг до того, как кровь из ушей Дмитрия залила бы нашу одежду.

Мы вышли, и на миг мне почудилось, что земля под ногами проваливается. Оливий ловко удержал меня за рукав кофты, когда я покатилась вниз со ступенек застывшего эскалатора, на котором мы вдруг очутились.

– Упс, – виновато изрек Ливви, вернув мне равновесие. – Не туда. Я… Отвлекся, потому что испугался, что Дмитрий может навредить Салли. Надеюсь, с ней все хорошо.

– Мне кажется, – начала я, – за Дмитрия стоит беспокоиться куда больше. Ты в курсе, что банши убивают людей?

– Салли не такая, – буркнул Оливий, и я не рискнула переубеждать его. – Пошли… Мы уже близко, дойдем пешком. Тебе ведь не стало хуже, правда?

Я вдруг поняла все, о чем предупреждал меня Ливви: нет, это было не просто «хуже», это было омерзительно. Но я только упрямо затрясла головой, сдерживаясь изо всех сил, и потянула Ливви дальше.

– Нам сюда, – сказал он, не дав мне завернуть не в тот коридор.

Вокруг было пусто. Бездействовали даже охранные посты. Ни одного жителя, ни одного звука. Разве Сара была недостаточно напугана, чтобы в аэропорту уже выли сирены? Но, невзирая на тишину, атмосфера стояла угнетающая. Каждая клеточка моего изнуренного тела вопила в предчувствии угрозы.

– Сейчас ночь? – спросила я Ливви, пытаясь найти взглядом хоть одно окно, чтобы проверить это. – Почему никого нет?

– Теперь здесь живут только сновидцы, а простые рабочие обитают вместе со спящими в Северном терминале. Многих, кто не приносит пользы и плохо работает, Сара выгнала, – объяснил Оливий, и я едва сдержалась, чтобы не уточнить вслух, действительно ли она просто выгнала их. – Теперь, когда у нее есть твоя кровь, она берет только тех, чей дар ей нравится.

– Сколько человек прибавилось к Прайду? – Ливви призадумался, принявшись загибать пальцы, и я решила упростить ему задачу: – Кто-нибудь особенный есть? Интересный или сильный, как я или Крис.

Я увидела в застывшем лице Оливия тревогу. Он затравленно оглянулся по сторонам и незаметно прижался к моему боку теснее.

– Кшатрий, – шепнул Ливви, и мне пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать его. – Новый кшатрий Сары. При нем всегда снайперская винтовка, и он никогда не промахивается.

Сердце у меня в груди замерло. Я не могла поверить, что знаю того, о ком Ливви отзывался таким напуганным, дребезжащим стоном.

– Сара зовет его Захарием, – добавил Ливви чуть погодя. – Он очень злой. Пытался убить Салли…

Я промолчала. Свидетель убийства родной матери, преданный своей единственной любовью и оставленный на растерзание Сары – имел ли он право на то, чтобы злиться? Еще как! Другой вопрос – как унять эту его злость… Но справляться с этим предстояло уже точно не мне.

– Сидеть!

Я действительно чуть не села. Схватив Ливви за шиворот и остановив перед поворотом, я с опаской выглянула из-за угла. Оттуда доносился звонкий, высокий голос, похожий на перезвон колокольчиков.

– Молодец! Хорошая девочка!

Убедившись, что это адресовано не мне, я бесшумно вышла. За тонкой стенкой, отгораживающей от холла старую кушетку, стояла тоненькая девушка. На вид ей было не больше пятнадцати лет. Кучерявые темные волосы падали ей на лоб, закрывая серые глаза. Одетая в розовый спортивный костюм, она игралась с каким-то животным на полу.

Сначала из-за перегородки показалась длинная острая морда, затем – два больших коричневых глаза. Девушка заметила нас с Оливием, но не закричала. Гигантская собака, растянувшаяся у нее в ногах, резко встала. В холке она превосходила даже сенбернара или мастифа, а шкура ее будто была вышита из разноцветных заплаток – рыжий с белым, белый с серым. Пес навострил уши и заскулил, приближаясь. Мой инстинкт самосохранения завопил в неистовой панике.

Собака обошла свою кормилицу, держащую в руках раскрытую пачку печенья, и залаяла. Я только ахнула, когда она вцепилась зубами в край моей кофты и буквально потащила вперед. Я попыталась уцепиться за перегородку, вырываясь, но пес швырнул меня на кушетку. Под пальцами зашелестела чья-то одежда, и я резко села прямо на спящего юношу. Он заворочался, открывая глаза, и посмотрел на меня тем самым брезгливым взглядом, не узнать который было невозможно.

– Грейс?

– Фу! – вскричал он и задергался, пытаясь стряхнуть меня с себя и кушетки. – Слезь с меня, чудовище!

Я закатила глаза и соскользнула вниз, намеренно пнув Грейса коленкой в живот. Его короткий ежик на голове сильно отрос и вился у шеи. Вот почему я не узнала его сразу. Длинные волосы, щетина… Грейс зачесал назад челку, достающую ему до носа, и пришел в ужас от того же самого, что и я:

– Твою мать! Что это?! Откуда? На моей голове сдох бобер?

В ладонь мне ткнулось что-то мокрое и холодное. Я опустила глаза: собака радовалась, виляя хвостом. Стоило Грейсу встать, как та бросилась к нему. Вскрикнув, он забрался назад на кушетку и поджал под себя ноги.

– Мадам Дурашка? – недоверчиво спросил он то, что даже не пришло мне на ум. Мохнатая туша залаяла и попыталась взобраться к нему на ручки, подтверждая смелое предположение. – Что с тобой стало?! Ты… Ты огромная!

Я принялась ощупывать себя. Волосы… Раньше они спускались мне на плечи, а теперь почти щекотали лопатки. Я пропустила их сквозь пальцы, расчесывая, и с каждой секундой мне все меньше хотелось верить в безумие этого мира.

«А ведь в реальности время течет по-другому…» – говорил нам Другой. Несколько суток там – месяц здесь? Или больше? Сколько же времени длилась наша кома?