50 оттенков свободы

— Ана! — Кристиан колотит в дверь. Я включаю душ. Дверь грохочет. — Ана, открой эту чертову дверь!
— Уходи!
— Я никуда не уйду.
— Как хочешь.
— Ана, пожалуйста.
Я захожу в душ, чтобы не слышать. Ох, как тепло! Исцеляющая вода каскадом стекает по мне, смывая с кожи изнеможение прошедшей ночи. О боже, как же хорошо. На миг, на один краткий миг я притворяюсь, что все прекрасно. Я мою голову и к тому времени, когда заканчиваю эту процедуру, чувствую себя лучше, сильнее, готовой смело встретить товарняк по имени Кристиан Грей. Оборачиваю голову полотенцем, быстро вытираюсь еще одним и заворачиваюсь в него.
Отпираю дверь и открываю ее. Кристиан подпирает стену напротив, сложив руки за спиной. Выражение его лица настороженное, как у преследуемого хищника. Я прохожу мимо него и вхожу в гардеробную.
— Ты игнорируешь меня? — ошеломленно спрашивает Кристиан, стоя на пороге гардеробной.
— Как ты догадался? — рассеянно бормочу я, выбирая, что надеть. Ах да, сливовое платье. Я снимаю его с «плечиков», выбираю высокие черные сапоги на «шпильках» и возвращаюсь в спальню. Приостанавливаюсь, ожидая, когда Кристиан отойдет с дороги, что он в конце концов и делает — хорошие манеры все же берут верх. Я чувствую, как он сверлит меня взглядом, когда я прохожу к своему комоду, и украдкой бросаю взгляд в зеркало — Кристиан стоит неподвижно и наблюдает за мной. Жестом, достойным обладательницы «Оскара», я даю полотенцу упасть на пол и делаю вид, что не замечаю своего обнаженного тела. Слышу, как он с шумом втягивает воздух, но остаюсь невозмутимой.
— Зачем ты это делаешь? — спрашивает он низким голосом.
— А ты как думаешь? — Голос мой мягкий, как бархат, я выуживаю из ящика красивые трусики из черного кружева.
— Ана… — Когда я натягиваю их, он замолкает.
— Пойди спроси свою миссис Робинсон. Уверена, у нее найдется для тебя объяснение, — бормочу я, ища бюстгальтер в пару.
— Ана, я же говорил тебе, она не моя…
— Не желаю ничего слышать, Кристиан, — небрежно отмахиваюсь я. — Время для разговоров было вчера, но вместо этого ты решил устроить скандал и напиться с женщиной, которая несколько лет тебя избивала. Позвони ей. Уверена, она сейчас с радостью выслушает тебя. — Я нахожу лифчик, медленно надеваю его и застегиваю. Кристиан проходит дальше в спальню и упирает руки в бока.
— А почему это ты копалась в моем телефоне? — вопрошает он.
Несмотря на свою решимость, я краснею.
— Вопрос не в этом, Кристиан, — огрызаюсь я. — Вопрос в том, что при первой же возникшей трудности ты побежал к ней.
Его рот складывается в угрюмую линию.
— Все было не так.
— Мне неинтересно. — Взяв пару черных чулок с кружевным верхом, я иду к кровати. Сажусь, вытягиваю ногу и мягко натягиваю на нее тонкий чулок.
— Где ты была? — спрашивает он, глазами следуя за моими руками, но я продолжаю игнорировать его и медленно натягиваю второй чулок. Встав, наклоняюсь, чтобы вытереть волосы насухо. Между раздвинутыми бедрами вижу его босые ноги и ощущаю напряженный взгляд. Вытершись, выпрямляюсь и возвращаюсь к комоду и беру фен.
— Ответь мне. — Голос Кристиана низкий и хриплый.
Я включаю фен, поэтому больше не слышу его и в зеркало наблюдаю за ним сквозь ресницы, пальцами приподнимая и высушивая волосы. Он сверлит меня взглядом, глаза суженные и холодные, даже ледяные. Я отвожу взгляд, сосредоточившись на своей непосредственной задаче, и пытаюсь подавить охвативший меня озноб. Я натужно сглатываю и продолжаю старательно сушить волосы. Он все еще зол как черт. Он бегал к этой проклятой ведьме и злится на меня? Да как он смеет? Когда мои волосы превращаются в буйную шевелюру, я останавливаюсь. Да… так мне нравится. Я выключаю фен.
— Где ты была? — шепчет он холодным арктическим тоном.
— А тебе не все равно?
— Ана, прекрати. Сейчас же.
Я пожимаю плечами, и Кристиан быстро направляется через комнату ко мне. Я разворачиваюсь, отступая назад, когда он протягивает руку.
— Не прикасайся ко мне, — шиплю я, и он цепенеет.
— Где ты была? — рычит он. Руки сжаты в кулаки.
— Уж точно не пила со своим бывшим, — огрызаюсь я. — Ты с ней спал?
Он резко втягивает воздух.
— Что? Нет! — Он потрясенно смотрит на меня, имея наглость выглядеть оскорбленным и разгневанным одновременно. Мое подсознание тихо облегченно выдыхает.
— Ты думаешь, я бы изменил тебе? — Тон у него возмущенный.
— Ты изменил, — рычу я, — тем, что побежал плакаться в жилетку к этой женщине, как бесхребетный слабак. Тем, что обсуждал с ней нашу личную жизнь.
У него отвисает челюсть.
— Бесхребетный. Вот как ты думаешь? — Глаза его сверкают.
— Кристиан, я видела сообщение. Вот то, что я знаю.
— То сообщение было предназначено не для тебя, — рычит он.
— Факт, что я увидела его, когда твой «блэкберри» выпал из кармана пиджака, когда я раздевала тебя, потому что ты был слишком пьян, чтобы раздеться самому. Ты хоть представляешь, какую боль мне причинил тем, что виделся с этой женщиной?
Он тут же бледнеет, но меня уже несет, внутренняя стерва вырвалась на волю.
— Ты помнишь прошлую ночь, когда пришел домой? Помнишь, что ты сказал?
Он тупо смотрит на меня с застывшим лицом.
— Что ж, ты был прав. Я действительно предпочитаю этого беззащитного ребенка тебе. Именно так поступает любой любящий родитель. Именно это должна была сделать твоя родная мать. И мне очень жаль, что она этого не сделала, — потому что, если бы сделала, сейчас мы бы не вели этот разговор. Но ты теперь взрослый — тебе надо вырасти и перестать вести себя как капризный подросток. Возможно, ты не испытываешь радости по поводу этого ребенка, я тоже не в восторге, учитывая выбор времени и твое такое откровенное неприятие новой жизни, этой плоти от плоти твоей. Но либо ты делаешь это со мной, либо я делаю это без тебя. Решение за тобой. Пока ты упиваешься жалостью и презрением к себе, я еду на работу. А когда вернусь, перенесу свои вещи в комнату наверху.
Он ошарашенно моргает.
— А теперь, с твоего позволения, я бы хотела одеться. — Я тяжело дышу.
Кристиан очень медленно отступает на шаг, выражение лица его ожесточается.
— Это то, чего ты хочешь? — шепчет он.
— Я уже больше не знаю, чего хочу. — Мой тон в точности отражает его, и требуются колоссальные усилия, чтобы изобразить безразличие, когда я небрежно окунаю кончики пальцев в увлажняющий крем и аккуратно наношу его на лицо. Вглядываюсь в отражение в зеркале. Голубые глаза широко открыты, лицо бледное, но щеки пылают. Ты отлично справляешься. Только не отступай. Не отступай.
— Ты не хочешь меня? — шепчет он.
Ну нет… даже и не думай, Грей.
— Я ведь все еще здесь, не так ли? — резко бросаю я. Взяв тушь, наношу вначале на правый глаз.
— Ты думала о том, чтобы уйти? — Его слова едва слышны.
— Когда твой муж предпочитает компанию своей бывшей любовницы, это обычно недобрый знак.
Я удерживаю презрение как раз на нужном уровне, уклоняясь от ответа на вопрос. Теперь — блеск для губ. Я выпячиваю свои блестящие губы и разглядываю их в зеркале. Оставайся сильной, Стил… то есть Грей. Проклятье, я даже не помню своего имени. Я беру сапоги, снова иду к кровати и быстро натягиваю их выше колен. Вот так. Знаю, что выгляжу чертовски сексуально в сапогах и одном белье. Встав, бесстрастно смотрю на него. Он моргает, и глаза его окидывают мое тело быстрым жадным взглядом.
— Я знаю, что ты делаешь, — бормочет он, и в голосе его появляются теплые соблазнительные нотки.
— Да? — Мой голос срывается. Нет, Ана… держись.
Он сглатывает и делает шаг вперед. Я отступаю назад и вскидываю руки.
— Даже не думай об этом, Грей, — предостерегающе шепчу я.
— Ты моя жена, — говорит он мягко, угрожающе.
— Я беременная женщина, которую ты вчера бросил, и если ты дотронешься до меня, я закричу на весь дом.
Его брови ошеломленно ползут вверх.
— Ты закричишь?
— Как резаная. — Я суживаю глаза.
— Никто тебя не услышит, — бормочет он; взгляд напряженный, и мне на миг вспоминается утро в Аспене. Нет. Нет. Нет.
— Ты пытаешься меня напугать? — отрывисто спрашиваю я, намеренно стараясь осадить его.
Это срабатывает. Он замирает и сглатывает.
— Я этого не хотел. — Он хмурится.
Я едва дышу. Если он дотронется до меня, я не устою. Мне известна власть, которую он имеет над моим предательским телом. Да, известна. Я цепляюсь за свой гнев.
— Я должен был выпить с кем-нибудь, с кем когда-то был близок. Мы выяснили отношения. Я больше не собираюсь с ней видеться.
— Ты искал ее?
— Вначале нет. Я пытался увидеться с Флинном. Но оказался в салоне, сам не знаю как.
— И ты ждешь, чтобы я поверила, что ты больше не будешь с ней видеться? — Я не могу сдержать злость и шиплю на него. — А как насчет следующего раза, когда я переступлю какую-нибудь воображаемую черту? Это тот самый спор, который мы ведем снова и снова, словно бегаем по кругу. Если я опять что-то напортачу, ты снова побежишь к ней?
— Я больше не собираюсь с ней видеться, — говорит он с пугающей категоричностью. — Она наконец поняла, что я чувствую.
Я недоуменно моргаю.

— И что это значит?
Он выпрямляется и приглаживает ладонью волосы, раздраженный, рассерженный и безмолвный. Я захожу с другой стороны.
— Почему ты можешь разговаривать с ней, но не со мной?
— Я был жутко зол на тебя. Как зол и сейчас.
— Да что ты говоришь! — огрызаюсь я. — Это я жутко зла на тебя. Зла за то, что был такой холодный и бесчувственный вчера, когда я нуждалась в тебе. Зла, что ты сказал, будто я забеременела нарочно, когда это неправда. Зла за то, что ты предал меня.
Мне удается сдержать всхлип. Рот его потрясенно открывается, и Кристиан на миг прикрывает глаза, как будто я его ударила. Я сглатываю. Спокойно, Анастейша.
— Мне надо было внимательнее отнестись к уколам, но я сделала это не нарочно. Эта беременность для меня тоже как гром среди ясного неба, — бормочу я, стараясь сохранять хоть каплю вежливости. — Возможно, укол оказался неэффективным.
Он сверлит меня взглядом и молчит.
— Ты вчера здорово накосячил, — шепчу я, кипя от гнева. — Мне очень нелегко было эти последние несколько недель.
— А ты здорово накосячила три или четыре недели назад. Или когда ты там забыла про свой укол.
— Да упаси меня бог быть такой идеальной, как ты!
Ох, остановись, остановись, остановись! Мы стоим, сверкая друг на друга глазами.
— Какое представление, миссис Грей, — говорит он.
— Что ж, рада, что, даже брюхатая, я тебя забавляю.
Он тупо глазеет на меня.
— Мне нужен душ, — бормочет он.
— А я уже достаточно развлекла тебя.
— Развлечение было что надо, — шепчет он. Шагает вперед, и я снова отступаю назад.
— Нет.
— Мне не нравится, что ты не позволяешь мне дотронуться до тебя.
— Смешно, а?
Глаза его снова превращаются в узкие щелки.
— Мы мало что решили, да?
— Я бы сказала, ничего. Не считая того, что я переезжаю из этой спальни.
Глаза его вспыхивают и на миг расширяются.
— Она ничего для меня не значит.
— Кроме тех случаев, когда нужна тебе.
— Она мне не нужна. Мне нужна ты.
— Вчера не была нужна. Эта женщина мне глубоко противна, Кристиан, ты же знаешь.
— Она ушла из моей жизни.
— Хотелось бы тебе верить.
— Бога ради, Ана.
— Пожалуйста, дай мне одеться.
Он вздыхает и вновь приглаживает рукой волосы.
— До вечера, — говорит он унылым, лишенным чувства голосом.
На краткий миг у меня возникает желание заключить его в объятия и утешить… но я не поддаюсь этому желанию, потому что слишком зла. Кристиан поворачивается и идет в ванную. Я стою как вкопанная, пока не слышу, что дверь закрылась.
Я тащусь к кровати и плюхаюсь на нее. И моя внутренняя богиня, и мое подсознание аплодируют мне стоя. Я не прибегла к слезам, крику или убийству и устояла перед его секс-мастерством. Я заслуживаю награды, но чувствую себя такой подавленной. Черт, мы ничего не решили. Мы на грани разрыва. Неужели наш брак под угрозой? Почему он не понимает, как глупо и подло повел себя, побежав к этой женщине? И что он имел в виду, когда сказал, что больше никогда не будет с ней видеться? Как, скажите на милость, я могу в это поверить? Я бросаю взгляд на будильник: половина девятого. Дьявольщина! Я не хочу опоздать. Я делаю глубокий вдох.
— Второй раунд был тупиковым, Маленький Комочек, — шепчу я, похлопывая себя по животу. — Возможно, папочка — дело проигранное, но я надеюсь, что нет. Зачем, ну зачем ты появился так рано, Маленький Комочек? Все только-только стало налаживаться. — Губа моя дрожит, но я делаю глубокий очищающий вдох и беру под контроль свои растрепанные чувства. — Пошли, ударно поработаем.
Я не говорю Кристиану «до свидания». Он все еще в душе, когда мы с Сойером уходим. В машине я смотрю через тонированное стекло, мое самообладание дает трещину, и на глазах выступают слезы. Настроение отражается в сером, сумрачном небе, и меня охватывает какое-то дурное предчувствие. Мы совсем не поговорили о ребенке. У меня было меньше суток, чтобы свыкнуться с новостью о ребенке, у Кристиана — и того меньше.
— Он даже не знает твоего имени. — Я глажу живот и вытираю слезы с лица.
— Миссис Грей. — Сойер прерывает мои мысли. — Мы приехали.
— А. Спасибо, Сойер.
— Я собираюсь сбегать в магазин, мэм. Принести вам чего-нибудь?
— Нет. Спасибо, не надо. Я не голодна.
Ханна уже приготовила для меня латте. Я делаю глоток, и меня начинает мутить.
— Э… можно мне чаю, пожалуйста? — смущенно бормочу я. Я знала, что не без причины никогда особенно не любила кофе. Черт, как отвратительно пахнет.
— Ты в порядке. Ана?
Я киваю и спешу укрыться в своем кабинете. Звонит мой «блэкберри». Это Кейт.
— Почему Кристиан тебя искал? — спрашивает она без предисловий.
— Доброе утро, Кейт. Как ты?
— Не увиливай, Стил. Что случилось? — Инквизиция Кэтрин Кавана начинается.
— Мы с Кристианом поссорились, вот и все.
— Он обидел тебя?
Я закатываю глаза.
— Да, но не так, как ты думаешь. — Сейчас я не могу говорить с Кейт. Я знаю, что расплачусь, а я ведь так горда собой за то, что утром не сломалась. — Кейт, у меня встреча. Я тебе перезвоню.
— Хорошо. Ты в порядке?
— Да. — Нет. — Я позвоню тебе позже, ладно?
— Ладно, Ана, пусть будет по-твоему. Я с тобой.
— Я знаю, — шепчу я, и глаза мои опять на мокром месте от ее добрых слов. Я не расплачусь. Не расплачусь.
— Рэй в порядке?
— Да, — выдавливаю я.
— Ох, Ана, — шепчет она.
— Не надо.
— Ладно. Потом поговорим.
— Да.
В течение утра я время от времени проверяю электронную почту, надеясь на веточку от Кристиана. Но ничего нет. К середине дня сознаю, что он не собирается связываться со мной вообще и что он все еще зол. Что ж, я тоже все еще зла. Я с головой ухожу в работу, делая перерыв лишь на ланч, чтобы съесть бутерброд с сыром и лососиной. Просто удивительно, насколько лучше я себя чувствую после того, как что-то съела.
В пять часов мы с Сойером едем в больницу навестить Рэя. Сойер еще более бдителен и даже чрезмерно заботлив. Это раздражает. Когда мы подходим к палате Рэя, он не отстает ни на шаг.
— Принести вам чаю, пока вы будете с отцом? — спрашивает он.
— Нет, спасибо, Сойер. Ничего не нужно.
— Я подожду на улице. — Он открывает передо мной дверь, и я рада, что на какое-то время от него избавлюсь.
Рэй сидит в кровати и читает журнал. Он выбрит, одет в пижамную куртку и выглядит совсем как прежде.
— Привет, Анни. — Он улыбается. И его лицо вытягивается.
— Ох, папа… — Я бросаюсь к нему, и совсем не характерным для него жестом он широко раскрывает объятия и обнимает меня.
— Анни? — шепчет он. — Что случилось? — Он крепко прижимает меня и целует в волосы.
В его руках я сознаю, какими редкими были такие моменты между нами. Но почему? Не потому ли я так люблю забираться к Кристиану на колени? Через минуту я отстраняюсь и сажусь на стул рядом с кроватью. Брови Рэя озабоченно сдвинуты.