Агент из подземелья

— Что вы хотите, капитан? — процедил Рунг сквозь зубы. — Мы не имеем никаких дел с вашим ведомством. Не представляю, чем могу быть вам полезен.

— Понимаю вашу занятость, господин подполковник, — учтиво отозвался Алексей. — Имеются основания предполагать, что вашим объектом интересовалась разведка русских. С какой целью, мы пока не знаем. Я должен осмотреть ваш объект хотя бы поверхностно.

— Так осматривайте, — Рунг махнул рукой. — Только не рассчитывайте, что я предоставлю вам гида.

— Это не понадобится. Позвольте вопрос. Какова численность гарнизона крепости?

— Два усиленных батальона вермахта. — Рунг нетерпеливо посмотрел на часы. — А также дополнительные подразделения с тяжелым вооружением.

— Не маловато для столь протяженного участка?

— А вы военный человек, капитан? — Рунг пренебрежительно усмехнулся. — Разбираетесь в вопросах фортификации и материального обеспечения? Впрочем, отчасти вы правы. Этот вопрос рассматривался командованием. Примерно через час с востока сюда подойдет полк РОА под командованием полковника Вахновского. Это больше тысячи человек. Часть отходила с боями от Пшенице, неплохо проявила себя, сохранила боеспособность. Есть приказ разместить ее на нашем участке для усиления гарнизона. Теперь вы удовлетворены, капитан?

— Это хорошая новость, — сказал Уваров. — Не хочу вас больше задерживать, подполковник. С вашего разрешения, я пройдусь, осмотрюсь.

Новость была отвратительная. В груди у Алексея похолодело, но он смог сохранить спокойствие.

Формирование частей Русской освободительной армии предателя Власова началось в сорок третьем году. Там были люди оступившиеся, выбравшие по незнанию и растерянности неверный путь, трясущиеся за свою жизнь. Однако большинство все же шло туда по убеждению.

То, что эти части слабые, морально неустойчивы, разбегаются при первом же взрыве снаряда — выдумка советских пропагандистов. Бывшие военнопленные, гражданские лица остро ненавидели коммунистов и все, что было связано с советским строем. Кто-то в боях дезертировал, проявлял трусость, но основная масса держалась до последнего, зная, что выбора нет и снисхождения к ним советская власть не проявит. Обреченные, злые, они бросались в бой, дрались отчаянно. Им нередко удавалось останавливать и даже принуждать к отходу части Красной армии. Этот рубеж будет для них последним. Биться они будут, как бешеные быки, за себя, а не за великую Германию, на которую им плевать.

В расстроенных чувствах Уваров прошел через кордоны охраны, поднялся на вал. По его гребню проходила траншея, залитая бетоном. Пулеметные гнезда располагались через пятнадцать метров. На всем ее протяжении виднелись аварийные выходы из шахт, механические подъемники. Прохаживались часовые, косо поглядывали на визитера.

С вала открывался превосходный вид на восток. Уваров закурил, мрачно разглядывал окрестности, всматривался в синюю дымку. Начинало смеркаться, но видимость пока сохранялась.

То, что снизу представлялось равниной, с высоты приобрело несколько иной вид. Местность рассекали овраги, что было выгодно для наступающих частей. В нескольких километрах синел лес, неплохое местечко для размещения дальнобойной артиллерии.

Равнина утопала в снегу, и все же озера различались. Их опоясывали заросли голого кустарника. Напротив объекта тянулся перешеек. Местность на этом участке была приподнята. Вода после взрыва плотин сюда не дойдет. Несколько сотен метров свободного пространства, провалы лощин, кое-где скопления кустарника, минные поля, стальные «зубы дракона», призванные остановить танковую армаду Катукова.

Он спустился в шахту по подрагивающей винтовой лестнице. Яйцеобразные бетонные проходы, тяжелые двустворчатые бронедвери, ведущие в арсеналы и другие объекты военного назначения. Шахта впечатляющих размеров тянулась вдоль объекта. Вентиляция была хорошо продумана, воздух тут не застаивался.

Под землей кипела жизнь. В тусклом электрическом свете сновали вагонетки, пустые и с грузом. Рабочие в черных комбинезонах разгружали подъемник, заставленный цинковыми контейнерами. Вдоль полотна узкоколейки прошло подразделение солдат с бледными лицами. У всех на поясах висели противогазы. Беспрерывно что-то гремело и лязгало. Подрагивал пол, на нижнем уровне работала дизельная электростанция. Боковые тоннели отходили от основной шахты. Они вели в казармы, к складам боеприпасов.

Алексей медленно двигался по тоннелю, заходил в боковые ответвления, все запоминал. На него никто не обращал внимания. Скрипели подъемники, гоняли вверх-вниз грузы, солдат и обслуживающий персонал. Он снова удивлялся. Это же целый подземный город! Здесь наверняка есть убежища, в которых можно спрятать целые части с продуктами, боеприпасами и всем необходимым вооружением.

Уваров прошел весь объект с юга на север, пустился в обратную дорогу. Боковые тоннели хитроумно переплетались, приводили в тупик, другие упирались в запертые двери.

Проход в электростанцию находился в средней части объекта. Подрагивали трубчатые перила, винтовая лестница спускалась в полумрак. Уваров погрузился в каменный мешок и через минуту оказался в сумрачном машинном зале, где работали дизельные генераторы. Тут царил страшный шум, сновали личности в комбинезонах. Кабели тянулись по стенам, убегали за пределы станции.

Задерживаться здесь не было смысла. Алексей получил представление об объекте. Дальнейшее присутствие здесь становилось опасным. Тут имелась своя служба безопасности. Рано или поздно она должна была заинтересоваться им.

Уваров поднялся на поверхность. Сумерки уплотнялись, но темнота еще не пала. Из полумрака доносилась песня на русском языке. Сначала он не поверил своим ушам, потом разобрался.

На объект с востока через распахнутые ворота между холмами вливалась крупная воинская часть. Солдаты в немецких касках и шинелях грузно двигались в колонну по три. Поблескивали шевроны на рукавах, синий крест на белом фоне.

«Мы идем широкими полями На восходе утренних лучей. Мы идем на бой с большевиками За свободу Родины своей»,

— разносилось по морозному воздуху.

Да, часть действительно была боеспособной. А гимн РОА был написан еще в сорок третьем году. Он стал визитной карточкой армии предателей, в которой, невзирая на потери, к началу сорок пятого года скопилось больше ста тысяч вооруженных головорезов.

Колонна с песней входила в укрепрайон. Солдаты двигались грузно, но уверенно, бренчала амуниция. Они проходили мимо и даже не смотрели по сторонам. Угрюмые небритые лица, кто-то прихрамывал, но держал строй.

Суровый боевой марш надрывал барабанные перепонки.

«Марш вперед, железными рядами, В бой за Родину, за наш народ! Только вера двигает горами, Только смелость города берет!»

Полк разворачивался на пустыре между рядами колючей проволоки. В нем было не меньше тысячи штыков. По окрику командиров песня прервалась, бойцы выстраивались побатальонно. Вспыхнули прожекторы по краям плаца, высвечивались мучнистые лица.

Сквозь ворота ползли трофейные советские «Т‑34», украшенные нацистской символикой, несколько грузовиков. Тягачи тащили полевые орудия. Из штаба выходили офицеры. К ним устремился рослый военный в немецкой шинели и казацкой папахе, лихо вздернул руку в нацистском приветствии, стал докладывать.

Смотреть на это было противно. Эти мерзавцы будут стоять до конца, терять им нечего.

Алексей прошел через КПП и заспешил к своему «Даймлеру», тоскующему на краю стоянки.





Глава 10





Фрау Циммер еще не закончила работу, с усталым видом раскладывала инструменты.

— Герр Коффман? — Она подняла удивленные глаза. — Разве мы договаривались о встрече? Впрочем, вы плохо выглядите. Боюсь, мы имеем дело с новым рецидивом. Присаживайтесь, посмотрим, что с вами можно сделать.

Визит к дантисту не затянулся. Медсестры в кабинете не было, она уже убежала домой. Уваров передал радистке все, что смог собрать, сунул под десну кусок ваты и с миной стоика удалился.

Слежки за ним не было. Очевидно, контролирующие органы окончательно уверовали в его благонадежность.

В управлении было тихо, но штурмбаннфюрер Охман еще не ушел. Он сидел мрачнее тучи у себя в кабинете и мелкими глотками пил коньяк из фигуристой бронзовой стопки, украшенной готическим барельефом.

— Проходите, Коффман. — Штурмбаннфюрер отставил стопку. — Выпить не желаете?

— Благодарю, штурмбаннфюрер, но нет. Надышался на объекте, до сих пор голова трещит, алкоголь это только усилит. Предпочитаю выспаться. Плохие новости?

— Других в последние месяцы не бывает, — сказал Охман. — Честно говоря, не припомню, когда нас преследовали хорошие новости. Всем понятно, что дальше Мозерских укреплений русские не пройдут, но все равно неприятно. Танковый корпус Катукова вырвался вперед и продолжает взламывать нашу оборону. Вопреки прогнозам русские не выдыхаются. Если бы не препятствия, преграждающие им путь, они достигли бы города меньше чем за сутки.

«А так дойдут за трое», — прикинул Уваров.

— Ладно, это не имеет отношения к нашей работе, — сказал Охман. — Пусть военные выкручиваются. Я ценю, что вы нашли минутку, смогли забежать после работы в управление. О том, что вы наделали у поляков, Вакслер уже доложил. А на Айзевице вы тоже побывали?

— Да, штурмбаннфюрер. — Уваров лаконично описал ситуацию, сложившуюся на объекте, и закончил оптимистичной нотой: — Не понимаю, что там вынюхивала русская разведка. Эти укрепления ничем не отличаются от прочих. Возможно, мы ошиблись, и Беккера интересовало что-то другое. Или кто-то другой. Гарнизон был слабоват, но сейчас подошел целый полк Вахновского, так что…

Выражение его лица не укрылось от внимательного ока начальства.

— Не доверяете военным из Русской освободительной армии? — осведомился штурмбаннфюрер.

— Не доверяю, — признался Алексей. — И по праву считаю эту, с позволения сказать, армию сборищем ненадежных бандитов и мародеров, которые при первой возможности сбегут к неприятелю или поднимут мятеж в нашем тылу. Многие из них пошли к нам в услужение, боясь за свою шкуру. Это не секрет. Преданных и надежных людей там немного. Представьте, что будет, если полк откажется выполнять приказы, разоружит наши батальоны и беспрепятственно пропустит русских. Это же катастрофа, штурмбаннфюрер!

— Вы сгущаете краски, Коффман, — отмахнулся шеф. — Далеко не все русские части склонны к разложению. Насколько нам известно, Вахновский ведет свой полк от восточных границ Польши, уберег его от серьезных потерь, ни разу не пускался в бегство. Да и к их командующему Власову у ОКВ нет серьезных претензий.

— Возможно, я не прав. Прошу меня простить. А что касается генерала Власова, то, уж извините, штурмбаннфюрер, предатель есть предатель. Неважно, на чьей он стороне. Власов хорош у микрофона, когда поливает помоями СССР, где, кстати, дослужился до генерала. Эффективно руководить войсками он не умеет или не хочет, я не знаю. Вспомните, кто такой этот Власов. Обласканный судьбой генерал, избежал репрессий, в сущности, не без талантов. Вспомните, благодаря кому мы не взяли Москву в сорок первом. Как ни крути, это был Власов. Именно его Двадцатая армия под деревней Красная Поляна остановила наш танковый корпус. Его войска заставили нас отступить от Солнечногорска и Волоколамска, когда Москва уже была почти наша. Власов получил уйму наград, пользовался расположением Сталина. Потом судьба от него отвернулась, и он застрял со своей Второй ударной армией в волховских болотах. Перебежал к нам, стал ярым противником большевизма. — Алексей брезгливо поморщился. — Не мне выносить оценки, герр штурмбаннфюрер, но сами понимаете. Предавший раз, предаст и вторично. Русские Власова, понятное дело, расстреляют, а вот англичане с американцами могут и пощадить. Где уверенность в этих людях? Кто такой Вахновский? Мы про него ничего не знаем. Как случилось, что он провел свой полк через мясорубку и обошелся без больших потерь? Понимаю, что у нас небогатый выбор, мы полагаемся только на то, что есть.

— Ладно, не сгущайте краски. — Охман поморщился. — В принципе, я с вами согласен. Завтра соберите все, что сможете, по Вахновскому.

— Слушаюсь! — не меняясь в лице, отчеканил Алексей.

На душе у него стало как-то тоскливо. Война неудержимо подходила к концу, финал был неизбежен. Гитлера не спасут ни чудо-оружие, ни повальная мобилизация, ни закулисные переговоры с Западом.

Но майора СМЕРШ терзала тоска. Он словно предчувствовал что-то недоброе. Объяснения этому не было. Он снова был в фаворе. Начальство доверяло ему, прислушивалось к его мнению, причем по обе стороны линии фронта.

Эрика встретила Алексея в подавленном настроении, грустно смотрела, как он с жадностью ест. В постели она прижималась к нему всем телом, не могла оторваться, словно он куда-то уходил.

— Сегодня в хлебном магазине говорили, что на востоке слышали канонаду, — прошептала женщина. — Еще вчера ее не было, а сегодня уже доносилась. Говорят, что бои идут где-то рядом. Я боюсь просыпаться по утрам.

— Не верь этим лживым слухам, Эрика. — Алексей машинально погладил ее по спине. — Возможно, люди просто врут. Или это было что-то другое. Фронт далеко, он не может сюда прийти. Это полностью исключено.

— А вдруг тебя отправят на фронт, Мартин? — Женщина не могла успокоиться. — Такое ведь может случиться?

— Глупости, не выдумывай. На фронте достаточно солдат, чтобы остановить русских. У нашего командования есть четкий план, как не допустить их в Германию.

— Ты так неуверенно это говоришь, Мартин. Мне страшно. А если прилетят русские самолеты и станут нас бомбить?

— Не понимаю, откуда у тебя такие сведения. Русские самолеты сюда не пустит наша система ПВО. Да и зачем им бомбить Майнсдорф, в котором расположены преимущественно гражданские объекты, небольшой гарнизон и пара-тройка военных и полицейских учреждений? Это нелогично. Русские никогда так не делают.

Это было почти правдой. В отличие от авиации союзников, стирающей в прах немецкие города, советские пилоты предпочитали бомбить военные объекты, а в их число входила только Мозерская линия обороны. Но у советского командования еще не дотянулись до нее руки. Скоро это произойдет. Тогда под раздачу действительно могут попасть мирные люди, проживающие на окраинах Майнсдорфа.

— Как себя чувствует твой коллега? — продолжала донимать его вопросами Эрика. — Ну, тот, с которым вы ушли в бар, а вернулся ты один, грязный и в царапинах?

— Отто прекрасно себя чувствует. Он ни на что не жалуется, доволен жизнью и с оптимизмом смотрит в будущее. Сегодня мы пили с ним кофе. Почему ты спрашиваешь? Все, дорогая, хватит, пора спать. Мне рано вставать. Не спрашивай больше ни о чем, если не хочешь накликать беду.

Она что-то чувствовала, делала свои смешные женские выводы, но вряд ли подозревала самое страшное. Да и что это такое теперь? Все запуталось, небо и земля менялись местами.

Утром он вывел «Даймлер» из полутемной подворотни, ехал осторожно, очень медленно. Местные жители имели привычку топать по тротуару, не посмотрев в арочный проезд.

Так оно и случилось. Он выезжал на улицу, и какая-то женщина, не глядя на него, сошла с бордюра. Алексею пришлось ударить по тормозам и надавить на клаксон. Дама встрепенулась и резво прыгнула обратно.

Это была фрау Циммер! Уваров не поверил своим глазам. Она самая, в сером пальто с темным меховым воротником, в какой-то странной шапочке, украшенной лисьим хвостом. Докторша возмущенно что-то бросила, прижала сумочку к груди. Надо же, бывалая конспираторша!

Алексей все понял, повертел головой, выехал на Бихтерштрассе, повернул направо и медленно двинулся вперед, прижимаясь к тротуару. Взгляд его скользил от боковых стекол к зеркалу заднего вида. Уваров был уверен в том, что никто за ним не пристроился. Он свернул в первый переулок, проехал метров пятьдесят и встал.

Ждать ему пришлось минуты три. Женщина шла неспешно, помахивая сумочкой. Она открыла заднюю дверь и села в его машину, как в свою, вся исполненная грации и достоинства.

— Могли бы и раньше остановиться, Мартин, — заявила докторша. — За вашим домом слежки не было, я проверила. Вы заставляете бегать немолодую женщину.