Агент из подземелья

Наверху побитое войско встречали автоматчики с брезгливо поджатыми губами. Отходчива русская душа. Пленных почти не били и не унижали. Только тех, кто тормозил, хватали за шиворот и пинками отправляли дальше.

Алексей зажмурился от яркого света. Было утро. Это значило, что он провел в подземелье больше суток.

— И чего мы тут природой наслаждаемся? — осведомился чубатый паренек с автоматом «ППШ» на груди. — Не задерживай, а то пинка получишь! — Он засмеялся, когда Алексей засеменил прочь. — Смотри-ка, братцы, понял!

С севера доносилась канонада. В районе Майнсдорфа было тихо. Наверное, немцы сдали город без боя. На запад, обтекая возвышенности, шли танки с пехотой на броне, рычали полуторки и вездеходы. Советские войска развивали успех, входили на территорию Германии.

Пленные были поделены на две кучки. В маленькую красноармейцы сгоняли офицеров, в большую — всех прочих. Мялись побитые военные, прятали глаза, уже начинали подмерзать.

— Давай, чего стоишь, как будто сказать что-то хочешь? — заявил рослый сержант, спроваживая Уварова в офицерскую кучку, где он, к своему удивлению, обнаружил начальника укрепрайона оберст-лейтенанта Рунга.

Тот не погиб, не покончил с собой, выполнил до конца свой солдатский долг и теперь покорно ждал своей участи.

— Вы? — Он покосился на Уварова. — Почему же не сбежали? Вы же вроде не из наших. Вас ничто не держало.

— А это как сказать, господин подполковник, — уклончиво ответил Уваров. — Раз остался, значит, что-то держало. Но надеюсь, что в этой компании не задержусь.

— Что вы хотите сказать?

— Да ладно, не обращайте внимания, — отмахнулся Алексей.

Он отыскал глазами молодого офицера, видимо командира взвода. Повезло мальчишке. Обычно такие пацаны, выпускники ускоренных офицерских курсов, погибают в первом же бою. Тот курил в сторонке, мрачно созерцал пленных, жмущихся друг к дружке.

Алексей поманил его пальцем. Тот не сразу понял, кому это адресовано, нахмурился. Уваров продолжал звать его к себе. Тот как-то растерялся, посмотрел по сторонам, но все же подошел, намеренно тормозя и косолапя.

— Чего тебе надо? — проворчал лейтенант.

— Офицеры покрупнее тебя в округе есть? Например, из особого отдела. Сбегай, глянь.

Лейтенант вспыхнул. Какая наглость! Но в глазах плененного гауптмана не было насмешки, он смотрел серьезно.

— Не говори ничего, — заявил Уваров. — Потом скажешь. Это важно, делай, что говорю. Да не смотри ты волком, все в порядке, свой я, зови особиста.

Лейтенант поколебался, фыркнул, демонстрируя неуместную невозмутимость, и все же неспешно отправился прочь.

— Вы знаете русский язык, гауптман? — спросил Рунг. — Что вы ему сказали?

«Любопытной Варваре…» — подумал Алексей.

— Ничего особенного, просто обменялись приветствиями.

К нему вразвалку подошел офицер в фуражке и шинели. На его погонах красовались капитанские звезды. Он досадливо морщился, прижимал носовой платок к расцарапанной щеке. Офицера сопровождали два подтянутых автоматчика в телогрейках.

— Доброе утро, капитан, — поздоровался с ним Алексей. — Майор Уваров, контрразведка СМЕРШ, выполнял задание командования в тылу противника. Да ладно вам, капитан. — Досадливо сморщился Алексей. — Прошу доставить меня в штаб вашей части и обеспечить доступ к телефону.

— Ни хрена себе, товарищ капитан! — протянул один из автоматчиков. — Во как наблатыкался по-нашему, немчура проклятая!

— Ага, совсем без акцента поет соловей фашистский, — поддержал второй. — Товарищ капитан, а давайте мы его в качестве профилактики прикладом отоварим? А то борзая нынче немчура пошла.

Капитан проигнорировал эти комментарии, пристально посмотрел в глаза немецкого офицера и спросил:

— Позвольте уточнить, кому вы собираетесь звонить из штаба, любезный?

Алексей вздохнул и ответил:

— Отдел контрразведки, подполковник Осадчий, полковник Крылов, генерал-майор Топорков Иван Семенович. Надеюсь, хоть кто-то подойдет. Капитан, мы теряем время. Я прекрасно понимаю ваше удивление, но соображайте, пожалуйста, побыстрее.

— Пойдемте. — Капитан сделал ему знак, косо глянул на подчиненных. — А вы, товарищи бойцы, присматривайте за ним, только руки не распускайте. Мало ли что.

Качнулась земля под ногами. Алексей, пошатываясь, отделился от группы офицеров, заложил руки за спину. Окаменел оберст-лейтенант Рунг, впился в него глазами. Он, кажется, обо всем догадался. Вытянулась от изумления физиономия гауптмана, которому не посчастливилось сегодня свести счеты с жизнью.

Представители фронтового отдела контрразведки СМЕРШ прибыли через три часа. Час из этого времени ушел на установление и подтверждение личности, остальное — на сон. Сто двадцать минут — большая роскошь.

Полковник Крылов сиял от радости, хлопал по плечу и постоянно повторял:

— Дорогой мой человек. Дорогой мой человек.

Сведения, добытые майором Уваровым, позволили ценой умеренных потерь прорвать Мозерецкий укрепрайон и завладеть крупным городом Майнсдорф. Некоторые узлы обороны на сорокакилометровом участке пока держались, но их часы были сочтены. Советские войска наступали во фланги, обходили с тыла, отрезали коммуникации немецких войск.

Майнсдорф был взят без боя. Немцы отступили, обосновались на новом рубеже в пятнадцати километрах от города. Там спешно формировался бронетанковый кулак, гитлеровское командование стягивало последние резервы, не гнушалось стариками из фольксштурма и оболваненными мальчишками из гитлерюгенда.

— Это подвиг, дорогой мой человек! — твердил, как заезженная пластинка, полковник Крылов. — Ты даже не представляешь, какой совершил подвиг.

— Прекращайте, Василий Иванович, — отбивался из последних сил Уваров. — Никакой это не подвиг. Я просто делал свое дело. Пехоте было куда труднее.


В итоге они сошлись на том, что это не подвиг, а поступок, что тоже неплохо.

— Ладно, отдыхай, — заявил Крылов. — Ты уже качаешься, как былинка на ветру.

Однако Уваров не мог себе позволить гробить время на сон.

Вскоре «Виллис», полученный от союзников по ленд-лизу, остановился у тех самых ворот, за которыми гауптман Коффман верой и правдой служил великой Германии. У караульной будки теперь дежурили советские автоматчики. Это стало реальностью, и ничего другого уже не будет.

Алексей поднялся по знакомому крыльцу, кивнул вытянувшемуся часовому, остановился, как-то растерянно посмотрел по сторонам. Старый мир канул в Лету, новый еще не родился. Он стоял где-то между ними.

Уваров бродил по знакомым помещениям. Повсюду валялись мусор, канцелярские принадлежности, пустые папки из-под документов. Ящики столов выдвинуты, их содержимое разбросано, шкафы опустошены.

Начальник управления штандартенфюрер СС Хайнц фон Райхенбах застрелился у себя в кабинете, когда узнал по телефону о прорыве Мозерских укреплений. Он пустил себе пулю в висок, сидя за столом. На шторе еще виднелись пятна крови и следы мозговой жидкости.

Штурмбаннфюрер Охман стреляться не стал, сделал ноги. Вероятно, у него в голове имелся план «Б».

Задерживаться в управлении не имело смысла. Алексей считал себя уволенным по собственному желанию. «Виллис» бежал по знакомым улицам, забитым советскими полуторками и двухтонными «ГАЗ-ААА», въехал в подворотню. Ходить в одиночку вне центральных улиц было опасно, и все же Уваров рискнул.

Во дворе дома на Бихтерштрассе не было никого, кроме знакомой собаки. Она узнала бывшего жильца и приветливо помахала ему хвостом. Ей было без разницы, во что он одет.

Алексей поднялся по лестнице, толкнул дверь. Квартира была не заперта. Тоскливый ком подкрался к его горлу.

В комнатах царил беспорядок. Эрика отсутствовала. Гестаповцы тут явно не церемонились. Они схватили женщину и все перевернули вверх дном.

Уваров стоял на пороге спальни, погружался в оцепенение. Что он чувствовал к этой женщине? Раньше ему казалось, что ничего, просто было приятно, когда тебя любят, ждут, пусть и происходит это на далекой чужбине. А вот сейчас душа его металась, больно щемило в груди.

Алексей встрепенулся. Возможно, еще не все потеряно. Секретный изолятор тайной полиции находился на Остерлиц, в шести кварталах от Бихтерштрассе.

Он покинул квартиру, скатился по ступеням и вышел из подъезда. Испуганно охнула и отпрянула пожилая женщина в клетчатом пальто. Она хотела войти в подъезд.

— Добрый день, фрау Рюстов, — машинально поздоровался Алексей.

Женщина проживала на втором этаже, была очень стара, но имела ясный ум и трижды в день выходила на прогулки, уверяла, что это способствует долголетию. Сегодняшний день, как ни странно, не стал исключением.

— Ой, господин Коффман, это вы? — удивилась старушка. — Позвольте… — Она как-то зябко повела плечами. — А в чем это вы?

— Так надо, фрау Рюстов. Приятного вам дня. — Он улыбнулся и заспешил к машине.

Заведение на Остерлиц окружал высокий кирпичный забор. У стальных ворот дежурили солдаты войск НКВД по охране тыла действующей армии. Майор предъявил удостоверение сотрудника СМЕРШа, часовой помялся и отошел от двери.

— Известно, что с заключенными, ефрейтор? — В горле у Алексея внезапно пересохло.

— Здесь обширные подвалы, товарищ майор. Они держали в заключении человек шестьдесят. Видно, перед эвакуацией получили приказ ликвидировать всех. Половину вывели во двор и расстреляли. Остальных не успели, бросили в камерах. Наши их открыли, вывели, сейчас держат в вестибюле. Не решили пока, что с ними делать.

Уваров решительно отстранил ефрейтора, миновал пост и вышел во двор. В углу лежали тела, прикрытые мешковиной. Их было много. Но Алексей одернул себя. Надо искать среди живых! Он прошел в мрачноватое каменное здание, оцепленное бойцами в легких полушубках, в фойе стал осматриваться.

На полу сидели мужчины и женщины, оборванные, в ссадинах и гематомах. Они кутались в тряпье, одни дремали, другие что-то жевали — красноармейцы делились с ними хлебом, — третьи отрешенно смотрели в пространство.

Сердце Уварова забилось, земля вдруг поплыла из-под ног. Эрика сидела в углу, сжавшись в комочек, терла воспаленные глаза. Меньше суток она провела в застенках гестапо, но даже это время наложило на нее отпечаток. Лицо стало серым, волосы безжизненно висели, синяк на правой стороне лица расплылся на всю щеку.

Женщина не узнала его. Когда он подошел к ней, она забеспокоилась, лицо ее задрожало. Эрика поднялась, оступилась, схватилась за стену. Она смотрела на него с каким-то ужасом. Может, ошиблась, галлюцинации начались?

— Мартин! — Женщина прижала руки к груди. — Я думала, ты погиб.

— Я тоже так думал. — Алексей улыбнулся и спросил: — Ты в порядке?

— Да. Меня несколько раз били. Они просто не успели сделать что-то еще. Ты пришел сюда…

— За тобой.

— Но как же?.. — Она начинала что-то понимать, кусала губы, стала усердно тереть лоб.

— То, что ты сейчас увидела и узнала, имеет для тебя какое-то значение? — Вопрос был важный, от ответа на него зависело очень многое.

— Я не знаю, Мартин. — Ее лицо сморщилось, она готова была заплакать. — Это то, о чем я никогда не думала.

— Ты любишь меня?

— Да, Мартин, сильно.

— Тогда все в порядке. Иди ко мне.

Она прижалась к нему. Алексей обнял ее за худые плечи. Тихо стало в фойе, на них смотрели люди. О чем они думали? Это не имело значения. Жизнь и в самом деле весьма странная штука. Попробуй разберись в ее поворотах.