Акт возмездия

Но спазм сдавивший горло помешал это сделать, вместо слов изо рта выплеснулся лишь железисто-соленый кровяной сгусток. Карен попытался еще, но сознание уже двоилось, уплывало, теряясь в сером тумане, исчезая, становясь его частью… Последним ощущением, что он еще успел испытать в этом мире, была обида на себя, на то что не смог, не успел…

Правда и это последнее чувство длилось недолго, наползавший туман поглотил его, растворил в себе, сделав таким же глупым и неважным как и все земное бытие человечка носившего когда-то имя Карен…

Варяг аккуратно поддержал под мышки заваливающееся набок тело, прислонил его бережно спиной к памятнику, придавая устойчивое сидячее положение, и только потом осторожно извлек из раны нож. Крови вытекло совсем немного, да и агония продолжалась всего несколько секунд. Он ухмыльнулся, вспомнив, как смертельно раненый ара все тянулся к нему, будто пытаясь сказать что-то важное по секрету на ухо. Забавно получилось.

Но хорошего помаленьку, пора было уходить, пока вроде все складывалось отлично, так что не будем лишний раз испытывать удачу и гневить покровительствующие воинам высшие силы. Быстрым движением вытерев нож об одежду убитого, Варяг отправил его обратно в ножны и скорыми шагами спешащего по делам человека двинулся к перрону противоположного направления. Там как раз притормаживал только что подошедший поезд. Уже у края платформы он чуть было не столкнулся с бритым наголо здоровяком. Тот куда-то рвался с совершенно безумным взглядом, расталкивая людей литыми плечами и не обращая внимания на возмущенные крики и ругательства волной несшиеся ему вслед. Варяг вовремя заметил опасность и ловко извернувшись, сумел избежать чувствительного удара локтем, от активно прокладывающего себе путь через толпу незнакомца. Осуждающе покачав головой, Варяг проводил его взглядом, решая, стоит ли призвать нахала к порядку. Подумал с сожалением, что сейчас все же не до того, и уже через минуту раздвижные двери вагона захлопнулись за его спиной, а станция с прислоненным к памятнику трупом, все ускоряясь, поползла назад, пока не исчезла совсем, сменившись привычной темнотой тоннеля.



После поминок они, не сговариваясь, направились в кафе. Здесь студенты обычно собирались перекусить между лекциями, обсудить с товарищами дела, или просто провести свободное время, а заодно познакомиться с клеевыми девчонками. Место было привычное и достаточно шумное, чтобы разговаривать на любые темы, совершенно свободно не опасаясь случайных ушей. Сегодня тема была одна. Слишком тягостное впечатление оставили в юных душах только что прошедшие похороны, ничему другому пока там места не было.

– Ему даже не исполнилось восемнадцати, – тяжело выговорил бывший здесь самым старшим Вахид. – Он совсем ничего не успел в жизни…

Остальные согласно закивали, стараясь не поднимать друг на друга глаз. Они чувствовали в происшедшем немалую долю своей вины. Ведь были рядом, специально для того, чтобы защитить, прикрыть друга, а в итоге, только что вернулись с его похорон. Живые и здоровые, даже не видевшие в лицо врага, нанесшего подлый предательский удар.

– Давайте выпьем, – щедро плеснул из водочной бутылки Вахид. – Чтобы душа Карена попала в рай. Он не верил в Аллаха, но в остальном был хорошим, достойным человеком и погиб, как настоящий воин.

Выпили не чокаясь. То, что Аллах вряд ли одобрил бы подобную процедуру, собравшихся не смущало. Это было молодое поколение, считавшее веру, чем-то вроде молодежной субкультуры, средством показать свою инакость, индикатором для определения своих и чужих, но уж никак не целостным учением об организации повседневной жизни, требующим неукоснительного соблюдения всех канонов. Особенно в части тех запретов, что касались особо приятных благ цивилизации – спиртного и доступных женщин.

– Армяне все-таки не совсем наши братья, – глубокомысленно изрек, продышавшись после опрокинутой без закуски стопки Султан. – Вот и бог у них другой, и Карабах они у нас оттяпать хотели…

– Заткнись, – грубо оборвал разговорившегося Вахид. – Это там, на карабахском фронте армянин тебе был не брат. А здесь в России дело другое. Если их точно так же убивают и ненавидят те люди, которые ненавидят и хотят убить тебя, разве этого мало, чтобы стать с ними братьями?

– Но все-таки мы азербайджанцы, гораздо лучше армян… – нерешительно продолжил свою мысль Султан.

– Да пусть, лучше, хоть в тысячу раз, я же с тобой не спорю, – с видом предельного долготерпения принялся объяснять Вахид. – Я тебе сейчас о другом говорю. Мы и армяне вместе живем в России. А здесь не наша страна, не Азербайджан и не Армения, но мы с вами тут выросли, да? А некоторые даже родились…

Вахид сделал эффектную паузу, глянув на самого младшего члена компании по имени Салман. Он действительно родился в этом же городе и даже никогда не видел родину своих родителей – Азербайджан. Все вслед за Вахидом тоже обернулись посмотреть на Салмана, так будто в первый раз его увидели. Почувствовав себя центром всеобщего внимания, тот смутился и низко опустил голову, даже слегка покраснев.

– Так вот. Живем мы здесь. Наши отцы добились успеха и признания здесь. Так спрашивается, нужно ли нам держаться за эту строну, делать свою дальнейшую жизнь именно здесь, идя по стопам отцов, или надо уехать обратно в Азербайджан и там начинать все с нуля?

Сидящие за столом недобро загомонили, при одной только мысли о такой безрадостной перспективе, как возвращение на историческую родину. А недавно гостивший у родственников в Баку Рашид, вслух озвучил общую мысль:

– В Азербайджане сейчас трудно жить. Трудно даже тем, кто там родился и вырос. А уж если вдруг туда приедут люди из России, то вряд ли им найдется место у общего пирога. Там давно все поделено и чужих, пусть они будут хоть друзья, хоть родня не очень-то привечают.

– Вот, – Вахид поднял вверх указательный палец. – Значит, все понимают, что устраивать свою жизнь мы должны здесь, а не там, так?

Невнятный, но явно одобрительный гул был ему ответом.

– Тогда слушайте главное. На этой земле нас живет очень мало…

– Ну да, мало! Скажешь тоже… – весело хохотнул недалекий Султан. – Только в нашем поселке несколько кварталов коттеджей одни азербайджанцы!

Вахид строго посмотрел на младшего товарища и тот осекся под его взглядом, подавившись собственным смехом.

– На самом деле нас очень мало, брат, – дождавшись пока он окончательно прекратит веселиться, проникновенно проговорил Вахид. – На каждого азербайджанца, армянина, кавказца, азиата, грузина на этой земле приходится десятка полтора "борщей" не меньше… И большинство из них не очень-то нас обожает…

– Эка важность! – вновь хохотнул Султан. – Всего полтора десятка! Да эти трусливые твари разбегутся при одном виде настоящего мужчины!

– Мы идем сейчас с похорон нашего брата, которого прямо посреди города убила такая вот "трусливая тварь", – кротко напомнил Вахид. – И убила она его похоже один на один…

Остальные сидящие за столом лишь осуждающе качнули головами, показав свое отношение к словам слишком несерьезного товарища.

– Ему просто не повезло! – не захотел так легко сдаваться Султан. – Вы посмотрите на "борщей", это же просто трусливое быдло! Да, и среди них попадаются воины, но это очень редко. К тому же все их шакалы, которые должны были защищать это стадо, давно уже куплены на деньги наших родителей и едят у них с рук. Нет причин для беспокойства!

– Послушай, Султан, неужели ты не можешь понять, что деньги и подкупленные менты это очень хорошо. Но есть такие угрозы, от которых они оградить не в силах. И тут уже мы сами должны принимать меры! – Вахид еле сдерживался, самоуверенная глупость собеседника изрядно действовала ему на нервы.

Но тому все было нипочем.

– Вай! Что это за угрозы, от которых нельзя спастись, имея деньги?!

– Скинхеды денег не берут, – глядя куда-то поверх головы Султана, проговорил, ни к кому вроде бы напрямую не обращаясь, Рашид. – Зато они убили и Карена, и его отца…

– Вот именно! – поддержал Вахид. – Среди "борщей" появились такие которых нельзя купить и с которыми нельзя договориться, появились те, кто готовы нас убивать. Пока их еще мало, но если сейчас не дать жесткий ответ, то завтра станет много, а послезавтра нам придется уезжать отсюда…

– Но почему, за что они нас так ненавидят? – слезы искренней обиды звенели в голосе Салмана.

– За что? – Вахид горько усмехнулся. – А откуда твой отец взял деньги, чтобы платить за обучение сына в самом престижном ВУЗе? Продавал "борщам" паленую водку? Или это не так?

Салман молчал, лишь понуро опустил вниз голову.

– А от этой водки они умирали, болели, сходили с ума… Знаешь, как их дети проклинали твоего отца? Вот теперь они выросли, так за что им тебя любить?


– Но ведь мой отец никого не заставлял пить эту отраву! Они сами хотели! Сами! – запальчиво выкрикнул Салман.

Кровь бросилась к его щекам, а в глазах стояли слезы, казалось он готов броситься на Вахида с кулаками. И тот, почувствовав настрой друга, тут же пошел на попятную.

– Сами, конечно, сами… Вот только "борщи" не умеют искать причины своих несчастий в себе… Им проще обвинить кого-нибудь другого и вместо того, чтобы исправлять ситуацию, начать его ненавидеть. Такой уж это народ по своей сути, трусливые, но злобные и жестокие рабы…

– Так что же делать? Я имею в виду, что можем сделать лично мы с вами? – Рашид, как всегда был самым конструктивным из всей компании.

– Что делать? – Вахид обнажил в злой усмешке крепкие белые зубы. – То же что делал Карен. Бороться!

– Предлагаешь всем скопом пойти стучать в ФСБ? – скептически скривился Рашид.

– Зачем же, – еще шире расплылся в зловещей улыбке Вахид. – Мы только что видели, чем это кончается… Большинство "акабов" тоже "борщи", так что верить им нельзя ни на грош… Кто знает, может быть, они сами и сдали Карена? Я лично такому раскладу не удивлюсь.

– Тогда что ты имел в виду?

– Я имел в виду то, что делал сам Карен. Надо продолжать вытягивать на живца скинхедов, только не сдавать их ментам, а решать проблему самим…

– Это что, убивать их что ли? – у Султана даже челюсть отвисла от такого предложения.

– Они же нас убивают… – безразлично пожал плечами Вахид. – Значит и нам можно. Только так мы их остановим, только преподав урок страха, чтобы каждый ублюдок прежде чем побрить себе дурную башку подумал, что только за это его уже могут убить. Тогда это безумие остановится само собой, "борщи" трусливы, как только реальность наказания дойдет до каждого, они все забьются по щелям и не посмеют больше высунуть нос.

– И как мы будем их выманивать? – Рашид снова предпочел обсуждать практические детали, не занимаясь лишним теоретизированием.

– Просто. Начнем на студенческих форумах жаловаться на притеснения со стороны кавказцев, просить помощи. Естественно под русскими именами. Потом будем ждать, кто отзовется. Таких станем вытягивать на встречу и там уже мочить.

– А если это будут не скинхеды?

– А кто же?

– Ну не знаю, ты же будешь просить помощи, вот кто-нибудь и захочет тебе просто помочь…

– Сам-то понял, что сказал? Это если бы я просил помощи, то откликнулся бы любой азербайджанец, потому что мы сплоченный народ, помнящий себя и стоящий друг за друга. А "борщи" все сами по себе. Просто так помогать другому никто не ринется.

– Ну, тогда и скинхеды тоже не клюнут, на фиг им это?

– То-то и оно, что скинхеды как раз клюнут! Они же нас ненавидят, а тут такой случай! То есть они не помогать своему приедут, а мочить кавказцев, чувствуешь разницу?

– Вроде бы, – Рашид нерешительно пожал плечами. – В принципе план хорош, но надо тщательно продумать детали, чтобы вышло что-то реальное…

– Вот и продумай, – легко согласился Вахид. – Ты же у нас по этой части голова!



Когда на двери камеры лязгнули, открываясь, засовы, Максим даже головы не повернул. Демонстративно решил не проявлять любопытства. С другой стороны и в самом деле, чего там могло быть нового? До кормежки еще далеко, адвокат был вчера, родственникам свидания запрещены, значит, вызов на очередной бессмысленный допрос. Только и всего. Есть из-за чего дергаться! К тому же ему не хотелось отрываться от весьма увлекательного занятия. По примеру, пожалуй, всех российских заключенных Максим занят был лепкой из жеванного хлебного мякиша. Что поделать, российская тюремная система не слишком печется о заполнении вынужденного досуга арестантов культурной программой. Так что приходится развлекать себя самостоятельно. А хлебный мякиш вообще обладает весьма интересными свойствами, умелые руки способны придать ему размятому со слюной практически любую форму. От весьма реалистично вылепленного фаллоса, до нательного крестика, или четок. Можно еще окрашивать поделки в разные цвета, используя для этого подручные материалы – побелку и цемент со стен, сигаретный пепел, а порой и капельку собственной крови… В общем громадный простор для самовыражения!

Максим мастерил кубики для игры в кости. Всего требовалось пять более-менее одинаковых по размеру кубиков. Казалось бы, чего проще, но не тут-то было! Основная сложность заключалась в том, чтобы сделать грани будущих костей достаточно ровными и параллельными друг другу. Если из всех инструментов в вашем распоряжении лишь собственные неуклюжие пальцы, то, можете поверить, задача становится вовсе не такой простой, как кажется на первый взгляд.

Когда противно завизжала несмазанными петлями открывшаяся дверь в камеру, у Максима как раз начало что-то получаться. "Тем больше оснований не отвлекаться от работы, – справедливо рассудил он, не поднимая головы и даже высунув от старания язык. – Ничего, перебьются вертухаи и без лишних знаков внимания". Дверь между тем вновь взвизгнула истошно и с грохотом хлопнула закрываясь. Это было необычно. Чего приходили-то, раз даже не сказали ничего?

– День добрый, бродяга.

Прозвучавший в воцарившейся тишине голос заставил-таки оторваться от создаваемого шедевра. Максим с удивлением воззрился на добродушно улыбающегося круглолицего мужичка замершего на пороге камеры в обнимку с полосатым казенным матрасом.

– Был добрый, пока ты не пришел…

– А чего так не ласково? – мужик улыбнулся от уха до уха, сверкнув золотой фиксой на месте одного из передних зубов.

– А ты что, баба, чтоб я к тебе ласкался?

Вообще по тюремным понятиям Максим вел себя сейчас неправильно, можно сказать вызывающе. Вновь прибывшего в камеру, на тюрьме называемую "хатой" полагается встречать иначе, гораздо доброжелательнее. Следует вежливо пояснить ему принятые в хате порядки, объяснить, кто за хатой смотрит, показать его спальное место, ну и расспросить, конечно, в рамках приличия, выяснив, как вновь прибывший отзывается, и номер статьи, которую ему вменяют. Этот минимальный набор сведений новичок обязан о себе сообщить, просто для того, чтобы остальные хотя бы в общих чертах представляли, с кем имеют дело. Все остальное он уже рассказывает, или замалчивает по своему личному желанию.

Максим же своим резким обращением с новичком нарушал все правила. Но тут имелись и свои оправдывающие его действия мотивы. Во-первых, Макс никогда себя к миру блатных не причислял, зоновской романтикой не страдал даже в детстве, потому не видел особой необходимости для себя соблюдать неписаные законы тюрьмы. Во-вторых, и это было определяющим, Максим, как несовершеннолетний, не мог по всем нормам и правилам сидеть в одной камере с взрослыми арестантами, потому и коротал до сих пор заключение в одиночку, хотя тюрьма была традиционно переполнена сидельцами, гораздо больше, чем позволяли нормы "посадочных" мест. Товарищ, застывший на пороге в обнимку с полосатым матрасом, на ровесника никак не тянул. Судя по обильно пробивающейся на затылке лысине, уже лет тридцать, как в пионерах перехаживает. Вряд ли за время короткой отсидки Максима изменились тюремные правила. Так что по всем законам не должно было этого товарища быть в хате. Никак не должно. Но он-то здесь! А раз так, значит кто он? А ну-ка, кто угадает с первого раза? Правильно, прокладка мусорская, и никак иначе. Наседка, проще говоря, камерный барабанщик, специально подсаженный, чтобы войти в доверие, влезть в душу и выведать имеющуюся у арестанта информацию о подельниках.

– Ну, баба, не баба… А какое-то время, вместе нам перекантоваться придется, – не теряя улыбчивой жизнерадостности заявил мужик, закидывая матрас на шконку. – Жрать хочешь? Есть у меня кое-что…

– Нет, спасибо, в Вашем заведении кормят просто на убой. Так что сыт, – вложив в голос весь отпущенный ему от природы сарказм, сообщил наседке Максим, возвращаясь к прерванному занятию.

– Хозяин-барин, – вновь легко согласился новичок и зашуршал чем-то в объемистом пакете. – А я перекушу с твоего разрешения… Тебя как звать, кстати?

Максим помедлил секунду, раздумывая, стоит ли вообще отвечать. Решил, в конце концов, что так или иначе, а познакомиться им все же придется, надо же как-то друг друга называть… Все же здесь тюрьма, от неприятного человека никуда не уйдешь, все равно общаться придется…

– Максим…

– А меня Паша… Павел Петрович, то есть… Ну, или можешь звать просто Петровичем…