Акт возмездия

Подружки и сестры замерли рядом, не решаясь ничего сказать, не смея увести ее отсюда… А она все стояла и повторяла раз за разом бессмысленные проникнутые детской обидой фразы… А по щекам ее прозрачными каплями текли слезы… Крупные и медленные… Как у несправедливо наказанного ребенка…



Скинхед, приехавший на стрелку, оказался какой-то несерьезный. Пока Рашид, достаточно схожий внешним видом на славянина, парил ему мозги, остальные скептически рассматривали прибывшего стоя поодаль, чтобы раньше времени не насторожить. Это была первая поклевка, и мстители изрядно волновались, чтобы не запороть с самого начала все дело. Им еще не хватало опыта, но как раз этот момент, они и собирались сегодня наверстать.

Скинхеда звали Паша Сергеев, и учился он в выпускном классе восемнадцатой средней школы. Все эти сведения выманил у жертвы Рашид, нашедший его по переписке в интернете. Клюнуло кстати, совсем не там где ожидалось, на студенческом форуме юридического института. Исполняя разработанный всей компанией план, Рашид, под именем Андрея Казакова, заслал на несколько студенческих говорилок сообщения о том, что его простого русского парня притесняют в институте кавказцы, давил на жалость, просил помощи… Честно говоря особо бурной реакции не наблюдалось, несколько анонимов посочувствовали, кто-то посмеялся, посоветовав вести себя как мужчина и не позволять обидчикам садиться на голову. Но на практике никто впрягаться в проблему не спешил. На хрена кому чужие траблы?! Дни шли за днями, а защитники русского народа все не появлялись на горизонте. Вахид уже начал было подумывать, что они неправильно выбрали форумы, на которых открыли темы, собирался поискать по сети другие варианты. И тут материализовался этот самый Паша.

Что общаются с настоящим скинхедом, друзья поняли сразу. С первого поста новый знакомый завел непонятные речи о проблемах национальности, напирая на то, что имеющий российское гражданство должен считать себя в первую очередь русским человеком, а уж потом вспоминать о своем чеченском, ингушском или азербайджанском происхождении. Ну, вылитый скинхед, кто же еще? Националист, сука!

Рашид дисциплинированно отвечал, что полностью поддерживает и разделяет идеи нового знакомого, но вот эти зловредные кавказцы, они не желают, как объяснял Паша жить по законам толерантности, и всячески его третируют. К немалому удивлению мстителей бритоголовый не спешил лично принять участие в восстановлении справедливости, ограничиваясь лишь интернетовской болтовней и непонятными лозунгами. Видно скинхед попался опытный и очень острожный. С огромным трудом "Андрею Казакову" удалось вытянуть нового друга на встречу, где можно было бы пообщаться лично. Стрелку назначили на станции метро, с прицелом на то, что уже там решат в каком месте им удобнее будет поговорить. На метро в качестве места встречи настоял Вахид. Он же выбрал ту самую Ахматовскую, на которой был убит Карен. "Это месть за нашего погибшего брата, и будет правильно, если мы совершим ее в том же месте, где он был убит фашистской свиньей!" – пояснил он друзьям. Что ж, метро, так метро… Ахматовская, значит Ахматовская…

Готовились долго и тщательно: точили ножи, Вахид подзарядил и проверил шокер, а Султан даже умудрился потихоньку стащить отцовский травматический пистолет с двумя обоймами патронов. Мало ли, скинхед ведь мог приехать и не один. Сложнее всего было самому Рашиду, ведь ему придется разговаривать с прибывшим, вести себя так, чтобы тот ничего не заподозрил, благо молодой азербайджанец родился в России и всю сознательную жизнь говорил только по-русски, потому мог объясняться без малейшего акцента.

План, разработанный компанией, был прост. Рашид должен под любым предлогом заманить скинхеда в вагон. Остальные, вроде бы совершенно случайно заходят следом. А там, до ближайшей станции почти пятиминутный перегон, Вахид специально ездил, засекал. Хватит времени на то, чтобы убить десяток человек, не то что одного! Убив врага, они просто выйдут на станции из вагона и растворятся в толпе. Главное выйти из метро, а там уже никто никогда не найдет. Не нашли же до сих пор убийцу Карена! И их тоже никто не отыщет, все просто и надежно.

Теперь Вахид стоя за колонной, тискал в кармане потной ладонью пластиковую рукоять шокера, нервничал, глядя, как Рашид весело улыбаясь, заговаривает зубы скинхеду. Скинхед тоже скалился в ответ, тряс восторженно кудрявой головой. Это поначалу несколько насторожило будущих убийц, по их мнению, скинхеду полагалось быть наголо выбритым, а этот обладал шикарно уложенными в кажущемся беспорядке кудрявыми локонами чуть ли не до плеч. Однако Рашид в первые же минуты общения подал условный знак, несколько раз дотронулся в разговоре ладонью до лба. Значит прибывший на встречу и есть тот самый Павел Сергеев, с которым он переписывался в интернете. Что ж, бритый или нет, особой роли не играет, скинхед есть скинхед, пусть он хоть весь волосами зарастет.

Вахид оглядел замерших рядом в напряженных позах друзей. Султан безразлично перекатывал во рту жевательную резинку, стараясь подражать героям импортных боевиков и усиленно делая вид, что ему на все наплевать. Можно было даже в это поверить если бы не закаменевшая, застывшая слишком прямо спина и ощутимо подрагивающее колено левой ноги. Салман же и вовсе откровенно трусил, поминутно вздрагивал и воровато оглядывался по сторонам. В нем Вахид был неуверен больше всего. Слишком уж он был мягкосердечен, жалостлив… Убийство человека должно стать для него серьезным испытанием. В себе самом Вахид не сомневался вовсе, давно обдумав и решив для себя этот вопрос, твердо самому себе ответив: "Да, могу! Не тварь дрожащая! Право имею!". Лишь много позже он сообразит, что произнесенные полушепотом во мрак бессонной ночи слова, казавшиеся тогда искренним, идущим от самого сердца откровением, задолго до него вложил в уста своего героя Раскольникова русский писатель Достоевский.

Момент истины стремительно приближался. Вновь чему-то радостно рассмеявшись, Рашид хлопнул собеседника по плечу и направился к перрону. Сергеев улыбаясь от уха до уха, двинулся следом.

– Пора! – почти беззвучно выдохнул Вахид.

Все трое неспешно зашагали к перрону, поглядывая на табло, отсчитывающее время от убытия последнего поезда. По всему выходило, что очередной будет здесь уже через минуту. Людей вокруг было немного, и мстители из осторожности остановились метрах в пятнадцати от Рашида, продолжавшего беззаботно болтать с ничего не подозревающим скинхедом. Вовремя добежать до нужного вагона с этой позиции они в любом случае успевали.

Взвыл, вылетая из темной пасти тоннеля, ослепил мельканием яркого света поезд. Вахид неожиданно почувствовал, как ослабли вдруг, стали ватными ноги. Мучительно захотелось все переиграть, отменить… Но Рашид уже заходил в залитый светом вагон, а следом за ним шагал предназначенный в жертву в память Карена скинхед. Обратной дороги не было!

– Бежим!

В вагон они влетели уже под предупреждающий женский голос: "Осторожно! Двери закрываются!" Обстановка внутри как нельзя более благоприятствовала исполнению задуманного. Пассажиров практически не было. О чем-то щебечущие между собой девчонки лет семнадцати на диванчике в дальнем углу, дремлющий старик с зажатой между ног деревянной клюкой, да две усталые тетки потрепанного вида. Рашид, ухмыльнувшись, оглянулся на них, приглашающее так, с торжеством во взгляде, вот мол, пожалуйста, можете приступать, я свое дело сделал. А вот сам скинхед на появление мстителей вообще никак не прореагировал, стоял себе и улыбался чему-то своему скинхедовскому, весело и беззаботно, словно и не чувствовал, что в лице толпы смуглых подростков ввалилась сейчас в вагон его смерть.

Что ж нужно было начинать. Время на все действие ограничено коротким перегоном между станциями. Вахид, набрав в грудь побольше воздуха вплотную подступил к продолжавшему спокойно и доброжелательно улыбаться скинхеду. Просто ударить его показалось азербайджанцу неправильным, надо было что-то произнести, как-то обосновать нападение. Чтобы жертва тоже знала и понимала почему умирает, за что последовала расплата.

– Кавказцев значит, не любишь, свинья?! Скинхед, значит, да?! – злобно прошипел в лицо врагу Вахид, спиной ощущая, как придвинулись, нависли вслед за ним над скинхедом, тяжело дыша остальные.

Улыбка медленно угасала на губах Сергеева, растворялась, окончательно сходя на нет.

– Вы что, ребята? Какой скинхед? Вы о чем? – жалко лепетал он, пытаясь заглянуть в глаза окружающим его с недвусмысленными намерениями парням. – Андрей, кто это?

Но Рашид к которому был обращен последний вопрос, лишь продолжал торжествующе ухмыляться.

– Попался, урод! – выдохнул, лихорадочно накручивая, концентрируя внутри себя необходимую для первого удара ненависть, Вахид.

Оказалось это невероятно трудно вот так вот взять и ударить стоящего перед тобой насмерть перепуганного человека с дрожащим лицом. Человека, который не то что напасть на тебя, но даже сопротивляться не в силах. Который настолько жалок, что вообще не помышляет о защите. Нет, не такой представлял себя встречу с сильным и опасным врагом Вахид, совсем не такой…

– Слушайте, а может правда он не скинхед? – подал голос откуда-то сзади жалостливый Салман. – Не признается же…

– Да-да… – заторопился, захлопотал Сергеев. – Не скинхед я, не скинхед… С чего вы взяли?

– Ага, не признается! – саркастически усмехнулся Рашид. – Ты бы на его месте признался? Самый натуральный скинхед, можешь не сомневаться!

Вахид почти физически ощущал, как утекает, словно песок сквозь пальцы, отпущенное им время. Понимал, что друзья ждут от него, признанного лидера компании каких-то действий, принятия решения. Понимал, но ничего не мог с собой поделать, ударить этого жалкого, чуть не плачущего от страха "борща" было выше его сил. Пауза затягивалась, становясь все более неудобной и глупой.

– Да чего вы вообще разговариваете с этой свиньей? – неожиданно для всех презрительно скривился Султан, шумно отплюнувшись мешавшей говорить жвачкой.

А в следующую секунду прямо над плечом Вахида к скинхеду протянулась его рука удлиненная тупорылым стволом травматического "Макарыча".

– Аллах акбар!

Громкий крик слился с грохотом выстрела, прозвучавшим в замкнутом пространстве вагона с силой гранатного взрыва. Резиновые пули в упор ударили в голову скинхеду, сбивая того с ног.

– Аллах акбар! Бей русских свиней!

Выстрел и крики словно сняли с Вахида тяжелый мутный морок, дали сигнал к действию. К тому же теперь действовать и впрямь следовало максимально жестко, спасая пошатнувшийся благодаря позорному замешательству авторитет. Скинхед еще не успел завалиться на пол вагона, а Вахид уже влепил ему прямо в падении ногой в бок. Русский вскрикнул от боли, тонко, по-заячьи!

– На, гад! На, свинья! Аллах акбар!

Удары посыпались градом. Багровое безумие заполнило мозг, заливая все вокруг густым туманом ярости. Теперь хотелось убить, разорвать в клочья корчащееся на грязном вагонном полу, пытающееся закрываться руками тело. От недавней жалости и неуверенности не осталось и следа.

– Аллах акбар!

Краем глаза он заметил, как Султан, спрятав пистолет, тычет прямо ему в лицо мобильник. Ага, снимает бойню на телефон, молодец, хорошо придумал! Потом и сами посмотрим, и друзьям покажем, да и перед знакомыми девчонками лишний раз козырнуть пригодится!


Оказавшийся сзади всех невысокий Салман, все пытался протиснуться к завалившемуся в проходе между сидений русскому, все хотел тоже достать его ногой и никак не мог, от того все больше суетясь и отчаянно ругаясь по-азербайджански.

– Аллах акбар! Режь русских!

Рашид с кривой, будто приклеенной на лицо застывшей улыбкой, опускается перед упавшим на колено, в руке блестит любовно заточенный нож. Удар! Неудачно лезвие скользит по ребру и распоров куртку путается в складках одежды где-то под мышкой. Еще удар! На этот раз точнее, нож косо входит в грудь на треть своей длины, почему-то Рашид не проталкивает его дальше, а высовывает наружу, медленно подносит к лицу и с интересом изучает почти идеально чистую поверхность.

Русский уже не кричит под ударами, а лишь утробно всхлипывает. Зато верещат отчаянно, почти на пределе слышимости в дальнем конце вагона тетки. Визжат им в унисон молоденькие девчонки.

– Аллах акбар!

– Все хватит! Оставь его! Станция!

Единственный из всех сохранивший полнейшее хладнокровье Султан, дергает Вахида за плечо, трясет ожесточенно, пытаясь оттащить от истекающего кровью русака.

– Добить надо! Он живой еще! – хрипит, вырываясь Вахид.

Он уже видит мелькающий сбоку станционный перрон, замерших в ожидании остановки поезда людей, понимает умом, что Султан прав, пора уходить, но не в силах заставить себя прервать кровавую забаву.

– Добить надо!

– Джаляб! – выплевывает сквозь сжатые губы Султан.

В руке его снова пистолет. Выстрел, другой, третий… Голова русского залитая кровью конвульсивно дергается в такт.

– Все! Пошли, пошли…

– Да, брат… Все, уже все… – бормочет Вахид, позволяя вывести себя из остановившегося вагона.

– Так, быстро все в разные стороны и уходим по одному. Ну, бегом! – окончательно берет на себя руководство операцией Султан.

Его слушаются беспрекословно, опасливо косясь на все еще зажатый в ладони, сочащийся дымом недавней стрельбы "Макарыч".



В кабинете начальника отдела Железяка всегда чувствовал себя неуютно. То ли сознательно подобранная мебель и вся обстановка обладали каким-то давящим на психику эффектом, то ли сам кабинет находился в неизученной до конца учеными-альтернативщиками геопатогенной зоне, то ли еще что необъяснимое действовало… Только едва переступив начальственный порог, делался капитан Лымарь каким-то беззащитным, бестолковым и заранее виноватым во всех мыслимых и немыслимых грехах. Может быть, конечно, дело было вовсе и не в кабинете, а в самой личности занимавшего его начальника. Может слишком уж авторитарным, подавляющим волю сотрудников был избранный тем стиль руководства. Вообще, если задуматься, то… Но таким крамольным мыслям Железяка старался воли не давать, этак и до нарушения субординации и прямого неподчинения додуматься можно… А такого в Системе не прощали никогда и никому, будь ты хоть семи пядей во лбу весь из себя профессионал.

Начальник отдела по борьбе с экстремизмом полковник Залесский, был невысок, лысоват, но при этом силен, подвижен и крепок. Неопределенные, меняющие и цвет, и выражение с легкостью хамелеона глаза всегда смотрели на собеседника прямо и испытующе, вообще при общении с полковником как-то невольно создавалось впечатление, что ты должен ему крупную сумму денег и уже давным-давно просрочил все положенные платежи по кредиту. Именно с таким выражением на лице Залесский всегда обращался к подчиненным оперативникам. Неподготовленные к подобному люди потом долго не могли прийти в себя, усиленно вспоминая, когда же и что именно они ему задолжали. Однако был полковник по-своему справедлив и даже заботлив, правда именно что по-своему, то есть в рамках того, как сам понимал справедливость и заботливость. А надо сказать понятия эти у начальников и подчиненных зачастую имеют прямо противоположные значения.

Железяка отчего-то был абсолютно уверен в том, что начальник его недолюбливает. Хотя каких-либо материальных оснований для подобных выводов, вроде как и не существовало, полковник со всеми своими сотрудниками был исключительно ровен и напоказ справедлив. Равноудален, как любил говорить один наш президент. Однако подспудное впечатление никуда не девалось, изрядно портя Лымарю и жизнь, и карьеру. Именно благодаря этой повседневно жившей в нем уверенности в предвзятости лично к нему полковника, едва попав под грозный начальственный взор, и сразу не ожидая от этого для себя ничего хорошего, он терялся, начинал запинаться и мямлить, пытаясь спасти положение нес уже и вовсе какую-то ерунду… В общем собственноручно создавал себе имидж бестолкового и недалекого человека…

Вот и сегодня, стоило Залесскому пристально посмотреть на него в своей откровенно недоброжелательной манере, и словно комок подкатил к горлу, заставив оперативника блеять что-то жалкое, вместо тщательно подготовленной и отрепетированной речи. Он сам понимал, что говорит сейчас крайне неубедительно и вообще не о том, о чем нужно бы, но ничего не мог с собой поделать. А полковник слушал, вертя в руках карандаш и продолжая буравить его своим фирменным взглядом. Здесь стоит отдать Залесскому должное, он всегда, не перебивая, выслушивал подчиненных до конца, какую бы околесицу они ни несли. Выслушивал, только для того, чтобы после, тремя-четырьмя короткими емкими фразами вытянуть напоказ все ошибки и неточности докладчика, тыкая его в эти огрехи, словно строгий хозяин нагадившего, где не надо, котенка.

– Итак, подытожим, – полковник отложил в сторону ручку, которую теребил в пальцах все время рассказа. – Пункт первый – арестованный по делу о взрыве торговой палатки Перегуда, поддавшись на открытую провокацию камерного агента, воспользовался возможностью позвонить по мобильному телефону и якобы ошибившись номером, попал вместо матери на телефон некоего мужчины, с которым и обменялся несколькими фразами, после чего перезванивать матери не стал, заявив, что не помнит точно ее номер…

– Да, так точно… При этом разговор получился странный и не типичный для простой ошибки. Перегуда явно пытался скрыть в обычных фразах какое-то шифрованное сообщение…

– Это ваше личное мнение, или вы консультировались у эксперта-лингвиста? – холодно поинтересовался Залесский, пронзив посмевшего перебить его подчиненного неприязненным взглядом.

– Я… Но… Там и так понятно было… – Железяка привычно растерявшись лишь мял за спиной ладони.

Ну, вот действовал на него так именно этот человек, заставляя потеть, краснеть и чувствовать себя нашкодившим школьником. И ни на что не влияли тут ни устоявшаяся и вполне заслуженная репутация крутого оперативника, ни личное участие в боевых операциях и силовых задержаниях, ни суровая мужская комплекция и жесткий характер… Чудеса, да и только! Какие-то глубинные психологические комплексы неизвестной науке природы!

– Ясно, – с видом крайнего долготерпения кивнул головой полковник. – Значит ничем не подкрепленные личные выводы, на основании которых вы решили провести самостоятельную опять же, несогласованную с руководством, проверку лица с которым разговаривал Перегуда. Воспользовались для этого оперативными возможностями и, установив личность абонента, без всякой подготовки прибыли к нему в адрес. Что называется, решили взять на хапок, ошарашить лобовой атакой…

Полковник сделал паузу, явно ожидая каких-то оправданий или возражений, но Железяка виновато молчал, уставясь в полированную столешницу, и ничего говорить в свою защиту не собирался, по опыту зная, что ни к чему хорошему это не приведет.

– Ладно, продолжим… В адресе вы не нашли ничего лучше, как устроить банальную пьянку с бывшим сослуживцем, капитаном запаса Мещеряковым, в надежде, что тот по пьяной лавочке даст вам какие-либо относящиеся к делу сведения. Так?

Железяка, не поднимая глаз от столешницы, покорно кивнул, подтверждая сказанное. Он давно уже на собственном опыте убедился, что при разносах начальства, самая беспроигрышная тактика заключается именно в такой вот молчаливой внешней покорности. Про себя можешь посылать начальника в самые заповедные дали, приводить ему кучу контраргументов и оправданий, но при этом молчи, молчи и кивай, только тогда есть шанс, что в итоге все сойдет благополучно.

– Разумеется, о том, что Мещеряков бывший ваш коллега и имеет немалый опыт практической оперативной работы, вы при этом не подумали, – издевательски пришпилил его полковник. – Рассчитывали развести стреляного воробья на мякине… И что же вам удалось узнать? Ну? Не молчите, озвучьте еще раз вашу версию. Я с наслаждением выслушаю это вновь.

Железяка почувствовал, как к щекам приливает горячая кровь, однако вскипевшее внутри раздражение ни в коем случае нельзя было показывать, нельзя было дать ему вырваться наружу. Глубоко вздохнув и недюжинным усилием воли совладав-таки с собой, он принялся рассказывать нарочито ровным, бесстрастным голосом. Вот только глазами все так же напряженно сверлил тени на полированной поверхности стола, не в силах поднять их и глянуть в лицо полковнику.

– В разговоре удалось выяснить, что Мещеряков Илья Станиславович, уволен из Федеральной Службы Безопасности по состоянию здоровья, хотя имеются прецеденты, когда таких же как он инвалидов обеспечивали местами в кадрах службы не требующими особой физической подготовленности.

Железяка старательно выдерживал официальный протокольный тон, пытаясь таким образом попасть в унисон Залесскому, вообще предпочитавшему при общении с подчиненными тщательное соблюдение официоза.

– Все вышеизложенное позволяет предположить наличие у Мещерякова обид и претензий, направленных как против лиц кавказской национальности, так и против руководства Федеральной Службы Безопасности и страны в целом. Учитывая деятельный характер последнего и полученные в процессе прохождения службы специальные знания и навыки, считаю вполне вероятным, что с целью мести означенным лицам и институтам власти Мещеряков мог создать устойчивую организованную группу, которая и несет ответственность за взрывы в салоне черной магии, зале игровых автоматов и арт-студии. Косвенно это подтверждается и фактом проживания у него на квартире некоего Андрея Гринева, ученика выпускного класса той самой школы, где преподает Мещеряков…

– Стоп! – ладонь полковника шлепнула по столу, заставив Железяку невольно вздрогнуть. – С этого момента подробнее. Причем здесь Гринев, кто он такой и какое отношение имеет к Мещерякову.

– Гринев Андрей Валентинович, шестнадцать лет, учащийся школы №18… – послушно забормотал скороговоркой Железяка.

– Да нет! Не надо мне его биографию пересказывать! Давай конкретнее. Почему он проживает у Мещерякова? Тут что, любовная связь?