Актеры затонувшего театра
Часть 13 из 34 Информация о книге
Софьин задумался. — Хорошо, — произнес он. — Но у нас нет никаких отношений, просто девушка зашла к Элеоноре, и то, что увидела там, ее настолько испугало, что она выскочила оттуда, рванула по коридору, проскочила поворот к лифту и начала стучать в мою дверь. Я не ложился, открыл, увидел ее в таком состоянии, начал успокаивать, а тут вы… Судя по всему, это была неправда, то есть наполовину правда, потому что, когда Вера подошла к его каюте, не было слышно, чтобы Софьин кого-то успокаивал и уж тем более чтобы кто-то рыдал или бился в истерике. — Это произошло минут десять назад? — Около того, я не смотрел на часы. Я хотел налить девушке коньяка, потому что другого средства успокоить ее у меня нет. А тут вы… — Почему она бросилась к вашей каюте, а не к каюте Гилберта Яновича? — Откуда же я знаю? Но могу предположить, что она просто побежала к лифту, а каюта худрука находится в другой стороне. Пробежала поворот и… Ну я же вам говорил, как это случилось. Кстати, кроме вас, кто-нибудь знает?.. И вообще откуда?.. Софьин замолчал, а потом отступил на шаг. — Вера, а может, это… Вера не дала ему договорить: — Начнем с того, что Элеонора Робертовна, с которой я не встречалась прежде, пригласила меня к себе. Я поднялась и обнаружила труп, после чего сообщила капитану и вам. — Значит, Шкалик знает уже? И что он намеревается предпринять? — Он собирается привести судно в петербургский морской терминал на Васильевском острове. Выставил у каюты, где произошло убийство, пост, чтобы не допускать никого внутрь. Больше от него ничего не требуется. Капитан по радиосвязи сообщит о произошедшем в пункт назначения, и нас встретит оперативно-следственная бригада. Никого на берег не выпустят, пока дело не будет раскрыто. — На сколько это может затянуться? — озабоченно поинтересовался Софьин. — Меня в Москве ждут важные переговоры, я нашел российского спонсора на тот Карибский проект, о котором я вам говорил. — Думаю, что максимум двое суток. На более длительный срок вас можно задерживать только по решению суда. — Меня? Вы, Верочка, при всем моем уважении к вам, думайте иногда, прежде чем сказать! — Простите, я не так выразилась. Я имела в виду, задержат всех находящихся на борту, в том числе и вас, и меня, разумеется. Но мы можем помочь следствию, если сами выясним, кто, где находился во время убийства, которое мы приблизительно знаем. — Я находился здесь с половины первого ночи. Время убийства мне неизвестно, но за тот срок, пока ко мне в каюту не начала ломиться, как вы догадались, Хорошавина, я успел поработать на компьютере с документами, касающимися Карибского проекта, сделать пару звонков в Штаты — могу предъявить мобильный телефон. Потом мне позвонили из Москвы, с тем чтобы уточнить время начала переговоров. — Среди ночи позвонили? — Для бизнеса не существует времени суток. Вот мой мобильный аппарат, я ищу «входящие»… Смотрите… Борис Борисович поднес свой телефон к самому лицу Веры, ей пришлось даже отстраниться, чтобы разглядеть имя вызывающего и время вызова. — Час пятнадцать, — подтвердила она. — Там даже написано, кто это вам звонил. — Кто это, если честно, не ваше дело, потому что это коммерческая тайна. Это просто имя моего спонсора. — Я прочитала его. Дезик, насколько мне известно, — это Дмитрий Захарович. И этот самый номер у меня тоже есть. Ваш друг и партнер тогда записал мне его на своей визитке, когда мы были в Мюнхене в транзитной зоне аэропорта имени Франца Иозефа Штрауса. — Исходящие будете проверять? — Не требуется. — Да! — вспомнил Софьин. — Еще я принимал душ, на это ушло около получаса. Собирался уже в скором времени укладываться спать, а тут как раз нагрянула Танечка. А потом уж и вы. Вот и все, что я могу сообщить вам, господин следователь. Простите, госпожа следовательница. Вы задаете столько вопросов, Верочка, как будто имеете право это делать. Вы не профессионал, вы просто начитались женских детективов и считаете, будто… Его тираду прервал стук в дверь. — Это еще кого черти носят? — удивился олигарх. — Борис Борисович, — прозвучал за дверью голос капитана. — Это Шкалик. Я принес морскую рацию для Веры Николаевны. — Значит вы, Верочка, уже подсуетились, — усмехнулся Софьин. — Надо же, сколько в вас энергии! Недооценил я вас. Только бы энергию вашу, да в мирных целях. Он открыл дверь. На пороге стоял капитан. — Вы уже в курсе происшествия? — спросил он судовладельца. — Уже доложили, — ответил Софьин. — Только к вам просьба: не сообщайте больше никому. Представляете, если пронюхают газетчики? Ведь убита не просто женщина, а видный чиновник Министерства культуры. — Я обязан… — начал капитан. — Представьте, что вам еще не доложили, а утром мы примем совместное решение, как нам жить дальше. Шкалик протянул Вере желтую рацию и сказал: — Возьмите! Это хорошая вещь, там литиево-кадмиевый аккумулятор: связь устойчивая и помех нет. Вера поблагодарила и поинтересовалась, возможно ли через час с небольшим после выхода из Стокгольма разговаривать по мобильному телефону. А то прежде он уверял, что нет зоны покрытия. — Часа два прием есть. Потом сигнал становится неустойчивым, а вскоре пропадает окончательно. — Ступайте, Григорий Михалыч, — махнул рукой Софьин. Он прикрыл дверь и скривился. — Вы что же, мои показания проверяли? Мог я позвонить или не мог. Но ведь я даже телефон показал. — Извините, так получилась. Вопросов больше к вам не будет. Теперь мне бы с Хорошавиной поговорить. — Зачем? — Но ведь она обнаружила тело и побежала именно к вам. — Сколько раз вам говорить, она побежала не ко мне, а вообще убежала оттуда в ужасе! Я не позволю вам травмировать девушку… Дверь спальни отворилась, и на пороге стояла Таня. Было видно, что она плакала, но выглядела спокойной. — Я готова ответить на вопросы. Только я ничего не знаю. Она посмотрела на Веру не мигая. Стараясь держать голову прямо, чтобы казаться уверенной в своих словах. — Мне удалиться? — спросил Софьин и усмехнулся: — На своем корабле, в своей каюте я должен спрашивать, что мне делать! Бред какой-то! — Так убийство произошло, Борис Борисович, — ответила Вера. — Кстати, вы не знаете, в каком районе Москвы живет… То есть проживала Герберова? — Почему я должен знать? — удивился олигарх. — Мы с ней в отношениях не состояли, большими друзьями не были, в гости она меня не приглашала, а я не напрашивался. Зачем мне знать такие подробности? И вообще я хочу спать: у меня с утра опять предстоит работа с документами. — Мы с Таней можем поговорить и у меня в каюте, — успокоила его Вера. Софьин пожал плечами: — Делайте, что хотите, только дайте мне отдохнуть. Он подошел к двери и распахнул ее. — Спокойной ночи! Первой вышла Хорошавина, за ней следом Вера. — Последний вопрос, — остановилась в дверях. — Опять двадцать пять! — всплеснул руками олигарх. — Сколько же можно?! Ну, ладно, только один, и я ухожу спать. — Почему вы отправились в эту поездку и не взяли со собой телохранителей? Сами понимаете, дело не во врагах, не в конкурентах, а в том, что просто какой-нибудь сумасшедший, узнав вас, может напасть прямо на улице. — На какой улице? В Стокгольме, что ли? Это тихая безопасная страна. А от телохранителей я устал. Надоели они мне! Вы понимаете? На-доели! В Швеции не убивают. — А вмонтированную в тротуарную плитку табличку с именем шведского премьер-министра помните? — Это вы про место, где убили Улофа Пальме говорите? Когда это было! Тридцать лет с лишним прошло! Спокойной ночи, госпожа следователь. Глава 11 Вера пропустила Таню Хорошавину в свою каюту и, прежде чем закрыть дверь, на всякий случай обернулась проверить, не наблюдает ли кто за ними. — Мы на «ты» или на «вы»? — уточнила Вера, кивком предлагая девушке присесть в кресло. — Как скажете, — ответила Таня. Она села в кресло, Вера заняла другое кресло, которое предварительно чуть отодвинула, чтобы не сидеть лицом к лицу и беседа даже в креслах не походила бы на допрос. — Правда, что в театре все на «ты»? — Правда, — ответила Таня. — Конечно, мы не обращаемся так к Скаудеру, к Волкову и к Ручьеву, но к Алексею Дмитриевичу Козленкову по-разному — то так, то этак. У нас еще Кудрявцева есть, тоже пожилая дама. Но она требует, чтобы к ней только на «ты». Правда, она неплохо выглядит для своих шестидесяти. Жалко ее и других, которые вместе с ней с чесом по Норвегии решили. Теперь их уволят.