Архивариус

– А что жизнь после смерти? Как оказалось, вера в нее у человечества была сильна лишь тогда, когда люди были смертны. Она играла, так сказать, психотерапевтическую функцию. Тысячелетие за тысячелетием. А кроме того… О, да ты ведь еще не знаешь! – воскликнул Голос. – Еще в 19 веке ученые выяснили, что человек – это вообще-то не что иное, как проэволюционировавшая обезьяна.

Ингви уже давно перестал чему-либо удивляться, но на всякий случай переспросил:

– Обезьяна?

– Ага. Палеонтологические и генетические доказательства появились еще в 20 веке. Но после изобретения путешествий в прошлое эта научная теория стала уже простым эмпирическим фактом. Летательные аппараты, засланные на миллион лет назад, два миллиона, пять миллионов и так далее, дали подробнейшие видеоотчеты о постепенном превращении обезьяны в человека.

Ингви даже не стал говорить: «Какие миллионы, если миру шесть тысяч лет?»

– Ну, если быть точным, – поправился Голос, – не обезьяна, а обезьяноподобное существо. Но это не важно. От шимпанзе ты бы нашего с тобой прапрапра-… и так очень много раз… прадеда вряд ли отличил бы. А этот наш предок, в свою очередь, развился из зверька, которого ты скорее всего принял бы за белку.

– Выходит, что в какой-то момент, – рассуждал Ингви вслух сам с собой, – Творец вложил в проэволюционировавшую обезьяну бессмертную душу. И тогда она стала человеком.

– Католическая церковь провозгласила это еще в 20 веке… Теперь ты понимаешь? Никакие научные открытия и изобретения не способны опровергнуть христианскую веру. Даже если кажется, что они идут вразрез с тем, чему учили и во что верили тысячелетиями, просто изменяется толкование Библии. Однако после открытия животного происхождения человека – еще в 19 веке – всё больше и больше людей переставали верить в присутствие в них некой «души». Они вообще переставали быть религиозными. До 22 века такие люди оставались в подавляющем меньшинстве – хотя в отдельных странах, например в твоей Дании, их было около половины. Но после обретения человечеством вечной молодости неверующих на Земле стало даже больше, чем верующих.

Неожиданно Ингви заулыбался:

– А у меня тогда есть вопрос.

– Задавай. До встречи с посетителями еще есть несколько минут.

– Целью этого вашего Проекта является воскрешение всех когда-либо живших людей, так?

– Так.

– Но если ученые не пользуются понятием «душа», то как вы определите, что цель Проекта достигнута? На какой именно «обезьяне» или, может быть, «полуобезьяне» вы остановитесь? Если Бог в один прекрасный день – пускай даже миллион лет назад – стал вкладывать в животные тела бессмертные души, то тогда существует некий четкий момент появления первого в истории человека. Другой вопрос, как этот день вычислить… Но по крайней мере он есть. А вот если…

– Не продолжай, я понял, – ответил Голос. – Это действительно интересный вопрос. «Архивариус» был отправлен на двести тысяч лет назад. В случайно выбранный день. Люди, анатомически подобные нам, то есть Homo sapiens, появились в эту эпоху. Да, ты прав, рано или поздно человечеству придется абсолютно произвольно решить, на ком конкретно завершить Проект. Самим решить, кто станет нашим «Адамом».

– Но ведь он непременно будет тосковать по своим родителям! – запротестовал Ингви. – И потребует их воссоздания! Я бы, например, не хотел, чтобы остановились на мне.

– Хорошо, а первая обезьяна «с душой» не будет тосковать по матери, вскормившей ее?

– Ну-у-у, – протянул Ингви, – по-видимому, в тот момент, когда Творец вложил в нее бессмертную душу, она внезапно ощутила себя Дитём Божьим, а не животным.

– Что ж, – не стал спорить Голос, – многие здесь на Ремотусе верят, что так оно и было. Но если и ты из их числа, то тебе-то что переживать за такую обезьяну?

– Тоже верно.

– Я тебе могу даже больше сказать, – разоткровенничался Голос. – Помнишь, что «Архивариус» мониторит мозг человека с рождения?

– И?

– Соответственно, нерожденных младенцев воскрешать тоже никто не собирается.

– Ничего себе!

– По крайней мере согласно нынешнему Проекту. Кто знает, может, когда доберемся до этого «Адама», будет изыскан способ вернуть к жизни и миллиарды когда-либо существовавших эмбрионов? Чтобы потом вырастить их в лабораторных условиях.

Ингви был мрачен. Он напряженно думал о чем-то.

– Что такое? – спросил Голос. – У тебя был ребенок, умерший до рождения?

Ингви хмурил лоб и всё так же продолжал молча о чем-то думать.

– Можешь мне всё сказать, – продолжал любопытствовать Голос. – Через пару минут, когда ты уйдешь, я всё равно не буду помнить ни слова из того, что ты мне говорил.

– Как это?

– Таковы правила. Мне сотрут воспоминания о нашей беседе сразу после ее окончания. Как уже стирали много-много раз прежде. Это одно из условий работы в Архив-Службе. Человечество просто помешалось на тайне личной жизни, как это теперь называется.

– Ну хорошо. Просто дело в том, что я… – Ингви неожиданно для самого себя покраснел. – Я не знаю… Она вообще-то не должна была забеременеть после того случая в сарае. Мирослава, о которой я говорил. Но знать наверняка я этого не могу, понимаешь? На следующий день я был вынужден с ней разлучиться. И так и не смог вернуться из-за того ублюдка со стрелой.

– Понимаю.

– Я ведь совершенно ничего не знаю о том, что с ней было после моего отъезда! Может, у нее родился ребенок? Или она пошла к знахарке вытравливать плод. Сообщил ли ей вообще кто-нибудь о моей смерти? О боже… может быть… может быть, она всю свою жизнь думала, что я ее бросил!

Ингви зарыдал. К нему только сейчас начало приходить осознание всего произошедшего.

– Ну что ж, – ответил Голос. – В Сети, в разделе про воскрешения, год назад был размещен анонс: «Ингви, сын Аки. Датчанин. Погиб от руки неизвестного 15 сентября 1017 года на Иордане, близ Иерусалима». И фотка твоей физиономии, реконструированной по ДНК. Так что теперь-то она в курсе.

– А если она не видела анонса?


– Хм… а кстати… не исключено, что ты вообще зря переживаешь. Откуда тебе знать, что она сама от чего-нибудь не умерла вскоре после твоего отъезда?

Ингви эта мысль еще не приходила в голову.

– В таком случае, – продолжал успокаивать Голос, – получается вообще идеальная ситуация. Никто ни по кому особо не страдал. А здесь на Ремотусе тебе долго ждать ее воскрешения не придется.

– С другой стороны, – попытался сам себя подбодрить Ингви, – через минуту меня могут встретить мои внуки и правнуки.

– Тоже неплохой вариант, – согласился Голос. – А теперь вставай. Пора.

Ингви поднялся со скамейки. От волнения у него тряслись ноги.

– Видишь ту калитку? Посреди дощатого забора. Иди к ней и открывай.

Ингви медленно, стараясь еще хоть немного потянуть время, поплелся туда.

– Удачи тебе, – сказал Голос ему в спину.

Пересохшими губами Ингви пробормотал что-то вроде «спасибо, и тебе того же» и влажной рукой взялся за ручку калитки.

Вздохнув, он потянул дверцу на себя.





Глава 6




– Вы там что с Денисом творите? – орет на меня шеф с экрана полицейского жетона.

За окном мелькают стены подземных туннелей, соединяющих остановку «Белый водопад» с наземным выходом возле энергостанции.

– Ингви, ты в своем уме? Гоняться за человеком на территории, находящейся в юрисдикции чужого квартала!

– Как раз собирался предоставить тебе отчет, – оправдываюсь я. – Послушай, там у них на станции что-то нечисто. На энергостанции, где работал убитый Радислав. Иначе зачем бы ночной охранник стал убегать от полиции? А когда мы с Денисом его почти схватили на мосту, он прыгнул оттуда с высоты прямо в водопад! Ты когда-нибудь видел такое?

– Летальный исход?

– Пока не знаю. Денис был в андроиде, сразу бросился за ним. Может, еще удастся спасти. И поскорее вытрясти из него всё, что он скрывает!

– Вот уж нет. Никакого «вытрясти». Слышишь меня? Патруль Северного квартала уже едет туда, это их юрисдикция.

– Хорошо, хорошо, – успокаиваю я шефа, втайне надеясь, что Денис уже выбивает из Олега всё, что нужно. – А я сейчас быстренько переговорю с ночным техником. Он в нашем квартале, в одном из клубов.

– Ладно, но чтобы после этого сразу в участок! Кто тут иначе на вызовы ездить будет, пока вы с Денисом херней страдаете?

– Вот только заеду на стадион за свидетелем, и вместе с ним прямиком в участок, – обещаю я.

– Что еще за свидетель?!

– Мужик видел предполагаемого убийцу Радислава. Вместе с сообщницей. Долго сейчас объяснять, но нет сомнений, что это были именно они.

– Хочешь извлечь из мозга зрительные образы?

– Ну да.

– И свидетель добровольно согласился?

– Ага, сознательный попался, – киваю я. – Вот только сразу не мог, к сожалению. Участвует завтра в рыцарском турнире на Олимпиаде, готовится сейчас на стадионе.

– Ну, так и быть, – соглашается шеф. – Вези его в участок. Но чтобы больше никакой самодеятельности, слышишь меня?

– Непременно! До связи, шеф.

Уже спустя пять минут эскалатор доставляет меня на поверхность, и я подбегаю к нашему припаркованному поблизости автомобилю. Денис всё еще сидит там с нейрошлемом на голове.

Забравшись внутрь, я на всякий случай еще раз проверяю актуальное местонахождение ночного техника. Убедившись, что он по-прежнему в клубе, сообщаю адрес бортовому компьютеру, и машина трогается с места.

Денис снимает шлем.

– Ну как он? Выжил?