Атлант расправил плечи

Она смотрела на него, пока он читал. Заметила, с каким профессионализмом он быстро окинул взглядом материалы, потом замер, сосредоточился, губы его сложились, словно он присвистнул или ахнул. Потом застыл на несколько минут, взгляд стал отсутствующим, Стэдлер как будто просматривал бесчисленные зацепки, не упуская ни одной, затем пролистал бумаги назад, остановился, вчитался. Казалось, он разрывается между готовностью впитать все перспективы, открывшиеся перед его немыслимой интуицией. Она чувствовала его молчаливое возбуждение, знала, что он позабыл о ее кабинете, о ее существовании, обо всем, кроме изобретения, и подумала, хорошо было бы, если бы ей нравился Роберт Стэдлер.

Они молчали почти целый час, когда он, наконец, закончил читать и взглянул на нее.

– Это потрясающе! – радостным и растерянным тоном объявил он, словно сообщая неожиданную новость, которой она не ожидала услышать.

Как бы ей хотелось улыбнуться в ответ и разделить с ним радость, но она просто кивнула и холодно ответила:

– Да.

– Но, мисс Таггерт, это великолепно!

– Да.

– И вы говорите, что это технический вопрос? Нет, много, много больше. Страницы, где он описывает конвертер… вы видите, какова его предпосылка. Он пришел к новой концепции энергии. Он разбивает в пух и прах все наши стандартные допущения, согласно которым его мотор было бы невозможно создать. Он формулирует новые, свои собственные принципы и раскрывает секрет преобразования потенциальной энергии в кинетическую. Знаете ли вы, что это означает? Вы понимаете, что за подвиг чистой, абстрактной науки он совершил, прежде чем создал свой мотор?

– Кто? – спокойно спросила она.

– Прошу прощения?

– Это первый из двух вопросов, которые я хотела вам задать, доктор Стэдлер: можете ли вы назвать мне молодого ученого, известного десять лет назад, который был бы способен на это?

Он растерянно замолчал; над этим он не успел подумать.

– Нет, – нахмурясь, медленно ответил Стэдлер. – Нет, я никого не могу вам назвать… И это странно… потому что человек с такими способностями не остался бы незамеченным… непременно кто-нибудь обратил бы на него мое внимание… Всех многообещающих физиков всегда присылают ко мне… Так, говорите, вы нашли это в исследовательской лаборатории рядового завода, изготавливавшего моторы?

– Да.

– Странно. Что он там делал?

– Проектировал мотор.

– Об этом я и говорю. Человек, отмеченный печатью гения, истинный ученый, предпочел создавать технические изобретения? Я считаю это возмутительным. Ему понадобился мотор, и он преспокойно производит фундаментальную революцию в науке об энергии и не удосуживается опубликовать свои открытия, а сразу изготавливает свой мотор. Зачем он захотел тратить свои мозги на практические предметы?

– Возможно, потому что ему нравилось жить на этой земле, – непроизвольно вырвалось у нее.

– Прошу прощения?

– Нет, извините, доктор Стэдлер. Я не намерена обсуждать… не относящееся к делу.

Он отвел взгляд, вернувшись к своим мыслям.

– Почему он не пришел ко мне? Почему не работал в крупном научном центре, как ему пристало? Если ему хватило разума создать это, уверен, что он понимал всю важность своего творения. Почему он не опубликовал статью о своей теории энергии? Я могу проследить общее направление его работы, но, черт его побери, самые важные страницы утеряны, вывод отсутствует! Уверен, что кто-то из его окружения знал достаточно, чтобы сообщить о его работе всему научному сообществу. Почему это не сделано? Как они могли отвергнуть, просто отвергнуть достижение такого рода?

– Здесь много вопросов, на которые я не нахожу ответа.

– И, кроме того, с практической точки зрения, почему этот мотор оказался в куче мусора? Любой жадный дурак из мира промышленности ухватился бы за него, чтобы сделать себе состояние. Не нужно обладать мощным разумом, чтобы увидеть его коммерческую ценность.

Она улыбнулась в первый раз, неприятной от горечи улыбкой, и ничего не сказала.

– Вам не удалось разыскать конструктора? – спросил он.

– Это совершенно невозможно.

– Вы думаете, он еще жив?

– У меня есть причины так думать. Но полной уверенности нет.

– Что, если я помещу объявление о нем?

– Нет. Не нужно.

– Но если я помещу объявление в научных изданиях и поручу мистеру Феррису… – он умолк. Он поймал ее быстрый взгляд. Дагни ничего не сказала и выдержала его ответный взгляд. Стэдлер отвел глаза и закончил фразу холодно и жестко:

– …и поручу мистеру Феррису объявить по радио, что я хочу его видеть, откажется ли он прийти?

– Да, мистер Стэдлер, я думаю, что он откажется.

Больше он не смотрел на нее. Его лицо слегка напряглось и тут же расслабилось. Она не могла бы сказать, что за свет погас у него внутри, как и о том, что заставило ее подумать именно о гаснущем свете.

Он бросил рукопись на стол привычным небрежным движением кисти.

– Люди, достаточно сообразительные, чтобы продавать свои мозги за деньги, должны были бы приобрести некоторые знания реальной жизни.

Он взглянул на нее с вызовом, словно ожидая услышать сердитый ответ. Но ее ответ оказался хуже, чем гнев: лицо Дагни осталось бесстрастным, словно правда или фальшь его умозаключений больше ее не интересовали. Она вежливо произнесла:


– Второй вопрос, который я хотела вам задать: не будете ли вы так добры назвать мне имя физика, который, по вашему мнению, способен реконструировать этот мотор?

Стэдлер хмыкнул; в его голосе звучала боль.

– Вас тоже терзает эта мысль, мисс Таггерт? О невозможности отыскать где-нибудь хоть сколь-нибудь интеллектуальную личность?

– Я встречалась с несколькими физиками, которых мне настоятельно рекомендовали, и сочла их совершенно безнадежными.

Он порывисто наклонился вперед.

– Мисс Таггерт, вы позвонили мне, потому что доверяете моему научному суждению?

В вопросе звучала откровенная мольба.

– Да, – ровно ответила она. – Я доверяю вашему научному суждению.

Он откинулся назад. Казалось, скрытая улыбка смыла напряжение с его лица.

– Я хотел бы вам помочь, – он говорил с ней, как с другом. – Помочь из эгоистических соображений, потому что, видите ли, это моя самая большая проблема – найти талантливых людей для моей собственной команды. Талант, черт возьми! Я удовлетворился бы даже его внешними признаками, но люди, которых мне присылают, по правде говоря, имеют потенциал, позволяющий дорасти разве что до приличного гаражного механика. Не знаю, может, я старею и становлюсь слишком требовательным, а может, человеческая раса вырождается, но в моей юности мир не был так беден интеллектуально. Если бы вы видели, из кого приходится сегодня выбирать, вы бы…

Он умолк, словно пораженный внезапным воспоминанием. Он помолчал, как будто обдумывая нечто, о чем не хотел говорить. Она убедилась в этом, когда он резко заключил, обиженным тоном, прикрывавшим отступление:

– Нет, я не знаю человека, которого мог бы порекомендовать вам.

– Это все, о чем я хотела спросить вас, доктор Стэдлер, – проговорила она. – Благодарю за то, что уделили мне время.

Мгновение он сидел молча, словно не мог заставить себя уйти.

– Мисс Таггерт, – попросил он. – Вы не могли бы показать мне сам мотор?

Она в растерянности посмотрела на него.

– Да… Но он находится в подземном хранилище, под туннелями Терминала.

– Я был бы рад, если бы вы пустили меня туда. У меня нет никакого особого мотива. Простое любопытство. Мне хотелось бы на него посмотреть, вот и все.

Когда они остановились в гранитном подземелье над стеклянным контейнером с изломанной металлической конструкцией внутри, он снял шляпу медленным рассеянным движением, и она не смогла сказать, было ли это автоматическим движением, ведь он находился в помещении рядом с женщиной, или жестом, каким обнажают голову, стоя над гробом.

Они молча стояли в свете одинокой лампочки, отражавшемся от стеклянной поверхности. В отдалении постукивали колеса поезда, и порой казалось, что внезапная резкая вибрация старалась исторгнуть ответ из останков, покоящихся в стеклянном саркофаге.

– Это так прекрасно, – негромко произнес Стэдлер. – Прекрасно видеть крупную, новую, ключевую идею, которая принадлежит не мне!

Она посмотрела на него, чтобы убедиться, правильно ли его понимает. Он заговорил со страстной уверенностью, отвергая условности, не заботясь о том, прилично ли позволять слышать его боль, не видя ничего, кроме лица женщины, способной его понять:

– Мисс Таггерт, вам известен критерий посредственности? Это злоба по отношению к чужому успеху. Эти трепетные бездарности, трясущиеся при мысли о том, что чужая работа окажется лучше, чем их собственная… Им не знакомо одиночество, которое приходит, когда достигаешь вершины. Одиночество из-за отсутствия равного, ума, который ты мог бы уважать, и открытия, которым ты мог бы восхищаться. Они ощеривают на тебя зубы из своих крысиных нор, уверенные в том, что ты получаешь удовольствие, затмевая их, в то время как ты отдал бы год жизни, лишь бы уловить среди них искру таланта. Они завидуют успеху, и в своих мечтах о величии рисуют мир, где все люди становятся их благодарными подчиненными. Им невдомек, что эта мечта – безошибочное доказательство их заурядности, потому что в таком мире талантливый человек не выживет. Им не дано узнать, что он чувствует, окруженный посредственностями. Ненависть? Нет, не ненависть, но скуку, ужасную, безнадежную, опустошающую, парализующую скуку. Чего стоят лесть и низкопоклонство тех, кого не уважаешь? Вы когда-нибудь ощущали желание узнать человека, которым вы можете восхищаться? На кого вы не будете смотреть сверху вниз, а только снизу вверх?

– Я чувствовала это всю свою жизнь, – ответила она. В этом ответе она не могла ему отказать.

– Я знаю, – в его голосе зазвучали нежные нотки. – Я знал это, впервые заговорив с вами. Вот почему я пришел сегодня… – он на секунду замолчал, но она ничего не ответила на призыв, и он договорил с прежней тихой нежностью: – Что ж, вот почему я хотел увидеть мотор.

– Понимаю, – мягко сказала она. Звук ее голоса – единственная благодарность, которую она могла даровать ему.

– Мисс Таггерт, – он опустил глаза, глядя на стеклянный ящик, – я знаю человека, который способен взяться за реконструкцию этого мотора. Он не работает на меня, поэтому он, возможно, тот самый человек, который вам нужен.

К тому времени, когда Стэдлер поднял голову – и прежде, чем успел заметить восхищение в ее открытом взгляде, о котором он молил, прощающем его взгляде, – он преодолел себя, добавив в голос сарказма:

– Совершенно очевидно, что молодой человек не хочет работать на благо общества или процветания науки. Он сказал мне, что не пойдет на государственную службу. Полагаю, что он захочет получить большее жалованье от частного работодателя.

– Да, – жестко ответила она. – Возможно, именно такой человек мне нужен.

– Это молодой физик из Технологического института штата Юта, – сухо сказал он. – Его зовут Квентин Дэниелс. Несколько месяцев назад его прислал ко мне мой друг. Он явился, чтобы увидеться со мной, но отказался от работы, которую я ему предложил. Я хотел взять его в свою команду. У него голова настоящего ученого. Не знаю, добьется ли он успеха с вашим мотором, но по крайней мере у него есть для этого способности. Надеюсь, вы сможете связаться с ним через упомянутый мною институт штата Юта. Я не знаю, чем он там сейчас занимается, – это учреждение год назад закрыли.

– Благодарю вас, доктор Стэдлер. Я свяжусь с ним.

– Если… если вы пожелаете, буду рад помочь ему с теоретической подготовкой. Я намерен сделать часть работы лично, начав с первых глав рукописи. Мне хотелось бы отыскать кардинальный секрет энергии, открытый автором. Мы должны рассекретить его базовый принцип. Если это нам удастся, мистер Дэниелс сможет закончить работу, связанную с вашим мотором.

– Я буду рада любой помощи, которую вы сможете мне оказать, доктор Стэдлер.

Они молча пошли через безжизненные туннели Терминала, вдоль ржавых рельсов под голубыми бусинами фонарей, к отдаленному свету платформ.

У выхода из туннеля они заметили человека, склонившегося к рельсам, неритмично и раздраженно ударявшего молотком по стрелке. Другой мужчина стоял рядом, нетерпеливо глядя на него.

– Ну, что там с этой проклятой штукой? – спросил смотревший.