Башня шутов

Глава восемнадцатая,





в которой в рыцарские традиции и обычаи врывается – с гулом – современность, а Рейневан, стремясь доказать, что книга названа правильно, изображает из себя шута. И вынужден в этом признаться. Перед всей природой


У Рейневана были основания стыдиться и злиться, потому что, увидев въезжающих в Кромолин Стерчей, он всполошился, а охвативший его бессмысленный и глупый страх тут же бессмысленно и глупо принялся управлять его действиями. Стыд был особенно велик еще и потому, что Рейневан полностью отдавал себе в этом отчет. Вместо того чтобы трезво оценить ситуацию и действовать более или менее разумно, он прореагировал как спугнутый и преследуемый зверь.

Выскочил из окна эркера и принялся петлять между сараями и шалашами, направляясь в сторону густого приречного ивняка, сулящего, как ему казалось, безопасное и темное убежище.

Выручило его счастье и насморк, уже несколько дней мучивший Стефана Роткирха.

Стерчи четко запланировали охоту. Они въехали в Кромолин втроем. Остальные же трое, то есть Роткирх, Дитер Гакст и Филин фон Кнобельсдорф, прибыли в поселение раньше и незаметно разместились у наиболее вероятных путей бегства. Рейневан обязательно наткнулся бы на затаившегося за сараем Роткирха, если б простуженный Роткирх не чихнул, причем так могуче, что испуганный его чихом конь замолотил по доскам копытами. Рейневан, хоть и вконец запаниковавший и почти утративший власть над ногами, вовремя остановился, развернулся, промчался мимо шалаша, рядом с навозной кучей, на четвереньках прополз под плетнем и скрылся за сухим кустарником. При этом он дрожал так, что ему казалось, будто кустарник дергается под порывом ветра.

– Пст! Пст!

Рядом, за плетнем, стоял мальчик лет, может, шести, в фетровой шапке и перехваченной вожжой рубахе, доходящей до середины грязных икр.

– Пст! В сырню, господин… В сырню… Тудай!

Рейневан глянул в указанном направлении. На расстоянии броска камнем стояла деревянная конструкция, четырехугольное, покрытое островерхой крышей строение на четырех солидных столбах, возвышающееся почти на три сажени над землей. То, что мальчик назвал сырней, больше смахивало на большую голубятню. А еще больше на безвыходную ловушку.

– В сырню, – торопился малец. – Быстрее… Тамочки упрячетесь…

– Там…

– А то! Мы завсегда тама прячемся.

Рейневан не стал спорить, тем более что совсем неподалеку кто-то свистнул, а громкий чих и топот копыт известили о приближении простуженного Роткирха. К счастью, Роткирх свернул между шалашами, выехал прямо на гусятник, а гуси подняли дикий, все заглушающий гогот. Рейневан понял: сейчас либо никогда. Наклонившись, он бегом пустился по краю кустарника, подбежал к сырне. И помертвел. Лестницы не было, а о том, чтобы взобраться по гладким столбам, нечего было и думать.

Кляня свою глупость, он уже собрался бежать дальше, когда услышал тихое шипение, а сверху из черного отверстия змеей опустился канат с узлами. Рейневан ухватился за него руками и ногами и мгновенно оказался наверху в мраморном, душном и заполненном запахом старого сыра чреве. Спустил веревку и помог ему залезть не кто иной, как голиард в красном кабате и рогатом колпаке. Тот самый, который только что читал в корчме гуситскую либеллу.

– Пст, – прошипел он, положив палец на губы. – Тихо, господин!

– А здесь…

– Безопасно? Да. Мы всегда тут прячемся.

Рейневан, может, попробовал бы выяснить, почему в таком случае столь регулярно прятавшихся никто так же регулярно не находит, но времени на это не было. Совсем рядом с сырней проехал Роткирх. Чихнул и направился дальше, не удостоив «голубятню» на столбах даже взглядом.

– Вы, – проговорил в темноте голиард, – Рейнмар из Белявы. Брат Петра. Убитого в Бальбинове.

– Верно, – сразу же подтвердил Рейневан. – А ты спрятался здесь, спасаясь от Инквизиции.

– Тоже верно, – почти тут же подтвердил голиард. – То, что я читал в корчме… Догмы…

– Я знаю, что это были за догмы. Но приехавшие конники – не инквизиторы.

– Кто их знает. Сразу-то…

– Верно. Но, похоже, у тебя здесь есть покровители. И все же ты спрятался.

– А вы – нет?





* * *


В стенах сырни были проделаны многочисленные отверстия, через которые к случившимся Гомулкам[283] поступал воздух. Они же позволяли вести круговое наблюдение. Рейневан прижался глазом к отверстию, выходящему на корчму и освещенный мазницами майдан. Видеть, что там происходило, он не мог. Слышать же не позволяло расстояние. Но догадаться было совсем не трудно.



Военный совет в корчме еще продолжался, ушли лишь немногие. Так что Стерчей на майдане приветствовали в основном собаки, ну да еще армигеры и пара-другая раубриттеров, в том числе Куно Виттрам и Джон фон Шёнфельд с перевязанной головой. Впрочем, сказать «приветствовали» значит сильно преувеличивать. Мало кто из рыцарей вообще поднял голову. Виттрам и еще двое все внимание посвятили скелету барана, с ребер которого сдирали и запихивали в рот остатки мяса, Шёнфельд утолял жажду малмазией, потягивая ее через просунутую сквозь перевязку соломинку. Кузнецы и купцы отправились спать, девки, монахи, ваганты и цыгане куда-то предусмотрительно запрятались, слуги делали вид, что невероятно заняты. В результате Вольфгеру Стерче пришлось повторить вопрос.

– Я спрашивал, – загремел он с высоты седла, – видели ли вы парня, соответствующего описанию? Был ли он – и находится ли сейчас здесь? Может, кто-нибудь наконец соблаговолит ответить? А? Вы что, побей вас зараза, вконец оглохли?


Куно Виттрам выплюнул баранью косточку прямо под копыта стерчева коня. Второй рыцарь отер пальцы о вапенрок, взглянул на Вольфгера и многозначительно передернул на живот пояс с мечем. Шёнфельд, не поднимая глаз, забулькал через соломинку.

Подъехал Роткирх, через минуту присоединился Дитер Гакст. Оба в ответ на вопросительные взгляды Вольфгера и Морольда отрицательно покрутили головами. Виттих выругался.

– Кто видел человека, которого я описал? – повторил Вольфгер. – Кто? Может, ты? Нет? А может, ты? Да, ты, вельгух,[284] к тебе обращаюсь! Видел?

– Нет, – ответил стоящий у корчмы Самсон Медок. – Не видел.

– Кто видел и укажет, – Вольфгер оперся о луку, – получит дукат. Ну? Вот дукат, чтобы не думали, будто я вру. Достаточно указать человека, которого я ищу. Подтвердить, что он сейчас здесь или был тут. Кто это сделает – дукат его! Ну! Кто хочет заработать? Ты? Или, может, ты?

Один из слуг неуверенно приблизился, робко осматриваясь.

– Я, господин, видел… – начал он, но не докончил, потому что Джон фон Шёнфельд крепко дал ему под зад. Слуга упал на четвереньки. Потом вскочил и убежал, припадая на одну ногу.

Шёнфельд подбоченился, взглянул на Вольфгера и невнятно что-то пробубнил из-под повязки.

– Э? – Стерча свесился с седла. – Чего? Что он сказал?

– Я не уверен, – спокойно ответил Самсон, – но мне показалось, что-то о засранных иудах.

– И мне так показалось, – подтвердил Куно Виттрам. – Клянусь бочкой святого Вилиброда! Не любим мы здесь, в Кромолине, иуд.

Вольфгер покраснел, потом побледнел, сжимая пятерней рукоять нагайки. Виттих тронул коня, а Морольд потянулся к мечу.

– Не советую, – сказал стоявший в дверях кормы Ноткер фон Вейрах, по одну сторону которого стоял де Тресков, по другую – Вольдан из Осин, а за спиной – Рымбаба и Боживой де Лоссов. – Не советую начинать, господа Стерчи. Потому что, клянусь Богом, то, что вы начнете, то мы докончим.



– Они убили моего брата, – прошипел Рейневан, все еще не отрывая глаз от отверстия в стене сырни. – Стерчи заказали это убийство. Если вдруг начнется драчка… И раубриттеры их порубят, Петерлин будет отмщен…

– Я бы на это не рассчитывал.

Рейневан обернулся. Глаза голиарда светились во мраке. «На что он намекает? – подумал Рейневан. – На что не надо рассчитывать? На драку или на месть? Или ни на то, ни на другое?»



– Я не хочу ссоры, – проговорил, сбавляя тон, Вольфгер Стерча. – И не ищу себе дополнительных хлопот. А спрашиваю вежливо. Человек, которого я преследую, убил моего брата и опозорил невестку. Мое право требовать удовлетворения.

– Ой, господа Стерчи, – покачал головой Маркварт фон Штольберг, когда утих смех. – Неудачно же вы со своей болячкой в Кромолин наведались. Поезжайте, советую, куда-нибудь в другое место удовлетворения искать. К примеру, в суд.

Вейрах фыркнул. Де Лоссов хохотнул. Стерча побледнел, понимая, что смеются над ним, Морольд и Виттих скрежетали зубами так, что едва искры не сыпались. Вольфгер несколько раз пытался открыть рот, но не успел ничего сказать, как на майдан галопом влетел Иенч фон Кнобельсдорф по прозвищу Филин.



– Мерзавцы, – сквозь зубы проговорил Рейневан. – Неужто нет на них управы… Неужто не выстегает их Господь своим бичом, неужто не нашлет на них одного из своих ангелов…

– Как знать? – вздохнул в заполненной запахами сыра тьме голиард. – Как знать?



Филин подъехал к Вольфгеру, возбужденный, с покрасневшим лицом, что-то быстро проговорил, указывая в сторону мельницы и моста. Долго говорить ему не пришлось. Братья Стерчи дали лошадям шпоры и галопом помчались через майдан в противоположную мосту сторону, между шалашами, к броду на реке. За ними, не оглядываясь, последовали Филин, Гекст и не переставающий чихать Роткирх.

– Крест вам на дорогу! – плюнул вслед им Пашко Рымбаба.

– Учуяли мыши кота! – сухо рассмеялся Вольдлан из Осин.

– Тигра, – многозначительно поправил Маркварт фон Штольберг. Он стоял ближе и расслышал, что Филин сказал Вольфгеру.



– Я, – проговорил из тьмы голиард, – пока не стал бы выходить.

Рейневан, уже почти висевший на узловатой веревке, задержался.

– Мне больше ничего не угрожает, – заверил он. – Но ты поберегись. За то, что ты читал, сжигают на костре.

– Есть вещи, – голиард пододвинулся ближе – так, чтобы сочащийся сквозь отверстие лунный свет попал ему на лицо, – есть вещи, стоящие того, чтобы ради них жертвовать жизнью. Вы и сами прекрасно знаете, господин Рейневан.

– Вы же понимаете, о чем речь.

– О чем это ты?

– Я тебя знаю, – вздохнул Рейневан. – Я тебя уже видел.

– Конечно, видели. У брата в Повоевицах. Но с этим поосторожней. Лучше не говорить. В наше время болтливость – большой недостаток. Уж не один болтун собственным своим языком глотку себе перерезал, как говаривали…