Батальон прорыва
Часть 15 из 29 Информация о книге
– Куда пойдем? Скоморохов, встал, надел полушубок, шапку, взял в руки трофейный немецкий автомат. – К деду Миколе. Ему надо срочно уходить. – Может, он уже ушел? Взрыв был слышен далеко. Скоморохов задумчиво сказал: – Вот это мы и проверим. * * * На остров пробрались благодаря Казимиру, которому не раз приходилось наведываться к лекарю. То, что они увидели, повергло их в уныние. Вместо дома деда Миколы они увидели пепелище. Рядом лежали убитые собаки. Тел деда Миколы и его жены они не нашли. Скоморохов сел на обгорелое бревно, обхватил руками голову. К нему подошел Казимир. – Это дело Веремейчика, он знал, как пройти на остров. Похоже, они взяли стариков с собой. Ербол огорченно спросил: – Почему не ушли? Зачем здесь остались? Казимир посмотрел на болото. – С острова путь один, по нему эти нелюди сюда и пришли. Деду Миколе деваться некуда было. Да и куда ему с больной женой? Опять же, характер у него. – Казимир вновь обратился к Скоморохову: – Что будем делать, командир? – Ночью пойдем в село. Надо поговорить с Ярыной, узнать, где находятся старики и остальные пленные, а также выяснить, где расположился этот паскудник Макар со своими ублюдками. Надеюсь, что они еще в селе. Казимир и Ербол согласились с решением Скоморохова. Ночью все трое подобрались к дому Ярыны. Женщина впустила их в жилище, со слезами рассказала, что стариков, жену комиссара и раненого партизана вечером повесили рядом с полицейским участком. Когда Скоморохов спросил: – Где Веремейчик? – Ярына ответила: – У пастарунку, ен цапер разам з палицаями, и тыя, што партызанами прыкидывалися, таксама там. Стараста Богдан да мяне прыходзиу, сказау, што пяцера з них партызаны учора забили. Выяснилось также, что днем на железной дороге у моста взорвался поезд, а потому людей Макара оставили в селе, чтобы найти виновных. На помощь им в село прислали грузовик с немецкими солдатами. Скоморохов посмотрел на Казимира: – Помнится, ты хотел отомстить за Дануту. – Хотел. – Тогда веди. Темными улицами села подобрались к участку. Свет в окнах одноэтажного деревянного здания бывшего сельсовета был погашен. Полицаи и люди Макара спали. У дверей, кутаясь в тулуп, стоял часовой с винтовкой. Ясная луна освещала его сутулую фигуру. Казимир взял полицая на прицел. За углом соседнего дома с немецким автоматом в руках притаился Скоморохов. Он внимательно наблюдал, как Ербол подбирается к зданию с другой стороны. Еще минута, и его силуэт мелькнул у одного из окон. Удар прикладом, звон разбитого стекла, взрыв гранаты. Полуодетые полицаи и бойцы Макара с криками выбегают на улицу, выпрыгивают из окон и тут же падают на снег, сраженные выстрелами партизан. Скоморохов снова и снова давит указательным пальцем на спусковой крючок автомата. «За убитых товарищей! За Дануту! За комиссара!» Быстро меняет опустевший магазин и снова стреляет: «За Двужильного! За деда Миколу!» На другом конце улицы появляются бегущие силуэты немецких солдат. Скоморохов громко свистнул. Пора уходить… Уходили вдвоем. Ербол, убитый пулей в голову, остался лежать рядом со зданием полицейского участка. Дворами и проулками выбрались на окраину села, побежали к лесу. Вслед раздались выстрелы, но спасительные деревья были уже близко. Скоморохов подбежал к одному из них, прислонился к шершавому стволу. Рядом на снег повалился Казимир. Передохнув несколько секунд, Андрей склонился над Казимиром, похлопал по спине. – Вставай. Надо уходить. Ладонь наткнулась на что-то липкое и теплое. Это была кровь. Скоморохов перевернул Казимира на спину. Он попытался что-то сказать, но вдруг дернулся и замер. Андрей пощупал пульс на шее, Казимир был мертв. Теперь из всего отряда остался только один… Сентябрь 1944 года. Специальный проверочно-фильтрационный лагерь НКВД Шилохвостов закурил очередную папиросу. – Интересная история получается. Значит, говоришь, из всего отряда только ты один остался? И кто же может подтвердить твое пребывание в партизанском отряде? Засланные немцами в отряд люди и предатель Веремейчик скорее всего погибли при вашем нападении на полицейский участок, а иных свидетелей, я так понимаю, нет? Скоморохов задумался, но вскоре обрадованно произнес: – Есть! Есть свидетели! Родственница старика-лекаря Ярына и её сын Юрась. Они меня видели. – Что ж, будем искать твоих Ярыну с Юрасем. А теперь расскажи, что было с тобой дальше. – А дальше вы слышали, когда пришли на допрос. Скитался некоторое время в лесу, потом решил пробираться к линии фронта. Думал, в расположение наших войск выйду или к партизанам попаду, а попал к немцам. А ведь до фронта рукой подать оставалось. Весной они меня, оголодавшего и обессилевшего, голыми руками взяли, когда я в стоге сена спал. Похоже, что кто-то из местных меня увидел и сообщил. Там неподалеку железнодорожная станция была, где в это время наших военнопленных в вагоны грузили и в лагеря отправляли, наверное, это сборно-пересыльный пункт был. За день до моей поимки некоторые из пленных бежали, вот меня за одного из них и приняли, из-за военной формы. Потом лагерь для военнопленных под Гродно. Условия скотские, думал, не выживу. В начале июля сорок четвертого узнал, что наши войска близко. Помогло знание немецкого языка. Охранники, не подозревая о моих способностях, между собой разговаривали, а я подслушал. Из их разговора понял, что часть из нас планируют отправить дальше, в Германию, а часть уничтожить. Я рассказал об этом товарищам. Мы решили бежать. Воспользовались тем, что нас время от времени задействовали для строительства оборонительных сооружений, а иногда и как сельскохозяйственных рабочих. Мы бежали, когда нас вывели для работы в поле. Лучшего случая могло не представиться. Мы решили рискнуть. Нас было восемь человек. – Скоморохов вопросительно посмотрел на Шилохвостова. – Фамилии называть? Старший лейтенант затушил папиросу в пепельнице, отрицательно покачал головой: – Не надо. Я слышал на допросе, да и стенографист всё, что ты говорил, на бумаге запечатлел. – В полдень, когда охранников разморило на солнце, мы решились. При побеге разбежались в разные стороны, чтобы сбить с толка погоню. Не знаю, удалось ли уйти другим, а мне повезло. На пути попался ручей, я по нему пошел, наверное, этим сбил со следа овчарок. Мне на границе приходилось с ними работать, я собачьи повадки хорошо изучил. Чтобы еще больше запутать преследователей, пошел не на восток, а на запад. Ночью добрел до какого-то хутора, день просидел в сене в коровнике, а следующей ночью пошел на восток. На этот раз мне повезло, через четыре дня мучений вышел в расположение одной из частей Красной армии. Теперь вот перед вами. Шилохвостов задумчиво произнес: – Понятно. С твоим делом крепко разбираться придется, когда что-то прояснится, я тебя вызову, а пока иди. Скоморохов попрощался, вышел из кабинета. Теперь ему оставалось покорно ждать своей участи. * * * Один за другим потянулись изматывающие душу дни ожидания. На смену сентябрю пришел октябрь. Деревья начали сбрасывать разноцветные наряды, осыпая листвой землю. Скоморохов все чаще смотрел в серое неласковое небо на стаи перелётных птиц, летящих на юг, туда, где находился его родной город. Короткие дождливые дни казались Андрею неимоверно длинными и тягучими. Он ждал, что Шилохвостов со дня на день вызовет его на допрос, но ожидания оказались тщетными. Долгожданный день пришел в ноябре. Как и в прошлый раз, за ним пришел усатый старшина. Старший лейтенант встретил его в хорошем расположении духа: – Садись, Скоморохов. Тут вот такое дело. Мне присвоено звание капитана… – Поздравляю. – Спасибо. В ближайшее время отбываю на фронт, но по твоему делу я кое-что еще могу сделать. Сведения о твоем пребывании в лагере военнопленных и побеге подтвердились, но с партизанским отрядом пока не всё ясно. Нет свидетелей. Немцы сожгли село, в котором проживали Ярына и Юрась, о которых ты говорил. Где они и живы ли – пока неизвестно. Так что достоверных сведений о том, что ты был в партизанском отряде, нет. Если бы они подтвердили твои показания, тогда дело пошло бы иначе, а теперь… Ты слышал про отдельные штурмовые стрелковые батальоны? – Шилохвостов взял со стола бумагу, протянул Андрею. – Если не слышал, то читай. Только никому не говори, что я тебе давал эту бумагу в руки. Это всё, что я могу для тебя сделать. Думаю, так будет лучше, чем ГУЛАГ или штрафной батальон. Скоморохов взял в руки листок, начал читать. Это был приказ народного комиссара обороны Иосифа Виссарионовича Сталина командующим войсками Московского, Приволжского и Сталинградского военных округов о формировании отдельных штурмовых стрелковых батальонов, от первого апреля сорок третьего года. Сердце лихорадочно забилось, ведь от того, что в нём написано, возможно, будет зависеть его дальнейшая судьба. Скоморохов стал жадно вчитываться в каждую строчку приказа: «В целях предоставления возможности командно-начальствующему составу, находившемуся длительное время на территории, оккупированной противником, и не принимавшему участия в партизанских отрядах, с оружием в руках доказать свою преданность Родине приказываю: 1. Сформировать к 25 августа сего года из контингентов командно-начальствующего состава, содержащегося в специальных лагерях НКВД: 1-й и 2-й отдельные штурмовые стрелковые батальоны – в Московском военном округе, 3-й отдельный штурмовой батальон – в Приволжском военном округе, 4-й отдельный штурмовой стрелковый батальон – в Сталинградском военном округе». Теперь глаза выхватывали из текста главное: «Батальоны предназначаются для использования на наиболее активных участках фронта. 2. Укомплектование формируемых штурмовых батальонов произвести: а) должностей командиров батальонов, заместителей командиров батальонов по политической части, начальников штабов, командиров рот – за счет лучшего, тщательно отобранного и хорошо подготовленного начальствующего состава, имеющего боевой опыт; б) рядового, младшего начальствующего и остального начальствующего состава – за счет среднего и старшего начальствующего состава спецконтингентов…». «Назначение на должности начальствующего состава как младшего, так и среднего произвести после тщательного отбора командиров из спецконтингентов…». Скоморохов утер ладонью выступившую на лбу от волнения испарину, его взгляд наткнулся на самое важное: «3. Срок пребывания личного состава в отдельных штурмовых стрелковых батальонах установить два месяца участия в боях либо до награждения орденом за проявленную доблесть в бою, до первого ранения, после чего личный состав при наличии хороших аттестаций может быть назначен в полевые войска на соответствующие должности командно-начальствующего состава». Далее следовало: «Всему личному составу, назначенному из спецлагерей НКВД, установить форму одежды соответственно занимаемым ими должностями в штурмовом батальоне». Скоморохов дочитал приказ, перевел взгляд на Шилохвостова. Теперь уже капитан указал на приказ. – Ну как? Все понятно? Или разъяснить? – Понятно. – Думаю, для тебя это выход. Скоро начнется формирование такого батальона. А значит, ты будешь снова в строю. Опять же оклады содержания по занимаемым должностям да плюс к тому семьям личного состава, назначенного в батальоны из спецлагерей, предоставляются все права и преимущества, определенные законом для семей начальствующего состава. – Я из детдома, и семьи у меня нет. Шилохвостов вздохнул, понимающе кивнул. – Но самое главное, что, пробыв в батальоне два месяца, ты, как и раньше, будешь командиром Красной армии, восстановленным в правах офицером. Если, конечно, останешься живым. В таких батальонах больше месяца наступлений мало кто выживает. Впрочем, и в других частях бойца в лучшем случае на два-три хороших боя хватает. С августа сорок третьего штурмовых батальонов, мне думается, не один десяток сформировано. Но у тебя есть хороший боевой опыт, в том числе и уличных боев в Перемышле и Львове, а это сейчас необходимо. Мы наступаем, всё чаще приходится брать крупные населенные пункты, а молодое пополнение зачастую к этому не готово. Так что твои навыки могут очень пригодиться, а потому постарайся остаться живым. – Шилохвостов встал. Андрей тоже поднялся. Капитан протянул руку, крепко пожал ладонь Скоморохова. – Ну, бывай, младший лейтенант. Меня направляют в ту же дивизию, куда и штурмовой батальон, в котором тебе предстоит служить. Так что, надеюсь, вскоре опять увидимся.