Безумно богатые азиаты

Что за чушь? Кто ей такое прислал? Астрид с удивлением уставилась на незнакомый номер. Похоже, из Гонконга. Очередная шутка Эдди? Она перечитала сообщение и внезапно поняла, что в руках у нее айфон мужа.





10

Эдисон Чэн





Шанхай


Все дело в зеркале, которое висит в гардеробной. Гардеробная в новом трехуровневом пентхаусе Лео Мина в районе Хуанпу вывела Эдди из себя. После того как Шанхай провозгласили азиатской столицей вечеринок, Эдди все больше времени проводил здесь с последней своей пассией, старлеткой из Пекина, контракт которой он перекупил у китайской кинокомпании за девятнадцать миллионов (по миллиону за каждый год ее жизни). Друзья прилетели буквально на денек, чтобы осмотреть новые суперлюксовые апартаменты Лео, и сейчас стояли в гардеробной площадью в две тысячи квадратных футов. Не гардеробная, а целый ангар. Окно от пола до потолка, занимающее всю стену, шкафы из макасарского эбенового дерева и ряд зеркальных дверей, которые автоматически раздвигались, открывая взору вешалки из кедра.

— Здесь стоит климат-контроль, — сообщил Лео. — С этой стороны в шкафах поддерживается температура в районе пятидесяти пяти градусов[47] специально для моих итальянских кашемировых костюмов, твида и мехов. В отделении для обуви температура держится на уровне семидесяти градусов[48], что оптимально для кожи, а влажность отрегулирована так, чтобы всегда было тридцать пять процентов, иначе мои ботиночки «Берлути» и «Кортэй» покроются испариной. За этими малышами нужно правильно ухаживать, правда?

Эдди кивнул, с тоской подумав, что пришло время переоборудовать и собственную гардеробную.

— А сейчас я покажу тебе «pièce de résistance»[49], — сказал Лео, коверкая французские слова.

Он с размаху провел большим пальцем по зеркальной панели, и ее поверхность мгновенно превратилась в экран высокой четкости, на который проецировалось изображение мужчины-модели в двубортном костюме в натуральный рост. Над правым плечом значились названия брендов каждого предмета туалета, а дальше перечислялись даты и места, куда хозяин уже ходил в таком наряде. Лео махнул пальцем перед экраном, как будто перелистывал страницу, и теперь молодой человек появился в вельветовых брюках и свитере крупной вязки.

— В это зеркало встроена камера, которая фотографирует и сохраняет снимок, поэтому можно видеть все, что ты когда-либо носил, отсортированное по дате и месту. Тогда наряды не будут повторяться!

Эдди уставился на зеркало в изумлении.

— Да, я уже такое видел, — промямлил он, а по венам уже побежала зависть.

Внезапно Эдди охватило желание разбить лицо друга об эту зеркальную стену. Лео снова хвастался очередной новой игрушкой, которая досталась ему за то, что он ни хрена не делает. Так было с детства. Когда Лео исполнилось семь, отец подарил ему титановый велосипед, который под его жирный зад специально спроектировали бывшие инженеры НАСА (через три дня велосипед украли). В шестнадцать лет Лео загорелся идеей исполнять хип-хоп, и отец построил для него высококлассную звукозаписывающую студию и спонсировал первый альбом (диски все еще можно найти на eBay). В 1999-м отец дал деньги Лео на стартап в Интернете, а тот умудрился пустить на ветер больше девяноста миллионов долларов и прогореть в разгар интернет-бума. А теперь еще и это — последнее приобретение в бесчисленной коллекции домов по всей планете, которую пополняет любящий папаша. Да, Лео Мин, один из почетных членов гонконгского Клуба счастливой спермы, получал все, что ни пожелает, на блюдечке с бриллиантовой каемочкой. А вот Эдди «повезло» родиться в семье, где родители не дают ни цента.

В этом, пожалуй, самом материалистическом городе на земле, где ключевая мантра — «престиж», сплетники высшего света Гонконга сошлись бы во мнении, что жизни Эдисона Чэна можно позавидовать. Они признали бы, что Эдди родился в хорошей семье (хотя его ветвь, если честно, немного простовата), учился в престижных заведениях (конечно, ничто не перевесит Кембридж… кроме Оксфорда), а теперь работал в самом престижном инвестиционном банке Гонконга (жаль, конечно, что не пошел по стопам отца и не стал врачом). В тридцать шесть Эдди все еще выглядел очень молодо (да, немного потолстел, но ничего страшного, так он выглядит более преуспевающим), удачно женился на Фионе Тан (старая финансовая аристократия; правда, отец запятнал свое имя в скандале с акциями — но это все дато Тай То Луй, не надо было с ним связываться), его дети Константин, Каллиста и Августин всегда хорошо одеты и прилично себя ведут (хотя младшенький, кажется, аутист или что-то вроде того).

Эдди и Фиона жили в двухуровневом пентхаусе в небоскребе «Триумфальные башни», самом популярном на горе Виктория-Пик (пять спален, шесть ванных комнат, больше четырех тысяч квадратных футов, не считая террасы площадью восемьсот квадратных футов). На них работают две филиппинки и две китаянки из материкового Китая (китаянки лучше справляются с уборкой, а филиппинки замечательно ладят с детьми). Их квартиру в стиле бидермейер декорировал известный австро-немецкий дизайнер Каспар фон Моргенлатт, интерьеры вызывали ассоциации с охотничьим замком Габсбургов. Недавно фотографии квартиры появились в «Гонконг татл». Эдди запечатлели у подножия мраморной винтовой лестницы, он в зеленой тирольской куртке, с зачесанными назад волосами, в то время как Фиона, неудобно растянувшаяся у его ног, одета в бордовое платье от Оскара де ла Рента.

На парковке дома супругам принадлежало сразу пять мест (по двести пятьдесят тысяч каждое), где стояла их «автоколонна»: «Бентли Континенталь ГТ» (автомобиль Эдди по будням), «Астон-Мартин Вэнкуиш» (автомобиль Эдди по выходным), «Вольво S40» (автомобиль Фионы), «Мерседес S550» (семейный автомобиль) и «порше-кайен» (семейный спортивный внедорожник). В клубе «Абердин Марина» покачивался на причале «Кайзер» — шестидесятифутовая яхта Эдди. Также у него была квартира в Уистлере, Британская Колумбия (единственное место, где можно кататься на лыжах, так как в Ванкувере в часе езды подавали почти приличную кантонскую еду). Эдди был членом Китайской спортивной ассоциации, Гонконгского гольф-клуба, Китайского клуба, Гонконгского клуба, Крикет-клуба, клуба «Династия», Американского клуба, Жокей-клуба, Королевского гонконгского яхт-клуба, а также частных клубов в бессчетном количестве. Как и большинство гонконгцев из высшего света, Эдди также обладал тем, что можно считать членским билетов всех членских билетов, — видом на жительство в Канаде для всей семьи (безопасное убежище на случай, если власти Пекина снова выведут танки на Тяньаньмэнь). Эдди собирал часы, и теперь у него в коллекции насчитывалось более семидесяти экземпляров от самых уважаемых мастеров (конечно, швейцарцев, за исключением нескольких старинных «Картье»). Эта коллекция красовалась в гардеробной в специально спроектированной витрине из серебристого клена. К слову сказать, у жены Эдди не было собственной гардеробной. Четыре года подряд он входил в «Список наиболее часто приглашаемых знаменитостей», публикуемый в «Гонконг татл», и, как подобает человеку его положения, успел сменить трех любовниц, с тех пор как женился тринадцать лет назад на Фионе.

Несмотря на такое богатство, Эдди чувствовал себя крайне обделенным по сравнению с большинством своих друзей. У него не было особняка на Виктория-Пик. У него не было своего самолета. На яхте, слишком маленькой, чтобы разместить с комфортом больше десяти гостей на бранче, не было штатной команды. У него не было картин Ротко, Поллока или других вошедших в историю американских художников, которые необходимо повесить на стену, чтобы в наши дни считаться по-настоящему богатым. В отличие от семьи Лео, родители Эдди были старомодными: они настояли, чтобы сын сам себя обеспечивал с момента выпуска из университета.

Это чертовски несправедливо! Родители при деньгах, а мать должна унаследовать неприлично большую сумму, когда сингапурская бабушка сыграет в ящик. (А-ма уже перенесла два сердечных приступа за последнее десятилетие, но у нее был дефибриллятор, и она может коптить небо еще бог знает сколько.)

К несчастью, здоровье у родителей Эдди прекрасное, а к моменту, когда они окочурятся, деньги придется делить между ним, его стервозной сестрицей и никчемным братом, так что будет не особо-то много. Эдди пытался прикинуть размер состояния родителей, большей частью по обрывкам информации от своих приятелей, занятых в торговле недвижимостью. Это превратилось в навязчивую идею, Эдди даже вел на домашнем компьютере электронную таблицу, которую старательно обновлял каждую неделю, исходя из оценок имущества. Но как бы он ни крутил эти цифры, было ясно, что, скорее всего, ему никогда не попасть в список десяти богатейших людей Гонконга от «Фортьюн Азия», пока родители управляют своим состоянием.

Его мать с отцом слишком эгоистичны. Ну да, они его воспитали, заплатили за обучение и купили первую квартиру, но подвели в действительно важных вещах — они не умели афишировать собственное богатство должным образом. Его отец, несмотря на всю свою известность, рос в семье, принадлежащей к среднему классу, и у него остались вкусы среднего класса. Ему достаточно было считаться уважаемым доктором, ездить в постыдно устаревшем «роллс-ройсе», носить ржавые часы «Одемар Пиге» и посещать свои клубы. А мать! Настоящая скупердяйка, считает каждое пенни. Она могла бы стать королевой высшего света, если бы просто вспомнила о своем аристократическом происхождении, носила бы дизайнерские платья или уехала из этой замшелой квартиры в Мид-Левелс[50]. Чертова квартира! Эдди терпеть не мог ходить к родителям в гости. Он ненавидел вестибюль с дешевыми черными гранитными полами и старой консьержкой, которая вечно жевала вонючий тофу из пластиковой коробки. В самой квартире его бесили кожаный секционный диван персикового цвета и белые лакированные консоли (купленные в середине 1980-х на распродаже в старом универмаге «Лэйн Кроуфорд» на Куинс-роуд), стеклянная галька на дне каждой вазы с искусственными цветами. Отвращение вызывала и случайная коллекция свитков с китайской каллиграфией (подарки пациентов отца), развешенных по стенам, почетные грамоты и знаки, расставленные на полке, что тянулась по периметру гостиной. Эдди коробило, когда он проходил мимо старой детской, которую был вынужден делить с младшим братом, — две одинаковые кровати и темно-синий шкаф из «ИКЕА» стояли на прежнем месте даже спустя все эти годы. Но больше всего Эдди выводил из себя огромный семейный портрет в рамке орехового дерева, выглядывающий из-за большого телевизора, — кошмар с отвратительным коричневым задником и позолоченным логотипом фотостудии в правом нижнем углу. Эдди не нравилось, как он получился на снимке. Ему тогда было девятнадцать, он только-только окончил первый курс в Кембридже, носил волосы до плеч, выстриженные перьями, и твидовый пиджак от Пола Смита — неимоверно крутой, как он считал в то время. На фото Эдди небрежно опирался локтем на материнское плечо. Почему у его матери, родившейся в такой аристократической семье, напрочь отсутствовал вкус? Много лет Эдди умолял ее переснять фотографию или вообще убрать, но мать упорно отказывалась: она была «не готова расстаться со счастливыми воспоминаниями о том, как здесь подрастали дети». Какие еще счастливые воспоминания? Единственным детским воспоминанием был стыд. Эдди стыдился пригласить к себе в гости друзей, хотя и знал, что они живут в куда менее престижных домах. Подростковые годы он, можно сказать, провел в тесном туалете, мастурбируя практически под раковиной и упираясь обеими ногами в дверь (она не запиралась).

Сейчас, стоя в новой гардеробной Лео в Шанхае и глядя через видовое окно на финансовый район Пудун, переливающийся огнями за рекой, словно рай на земле, Эдди поклялся: в один прекрасный день у него будет такая прекрасная гардеробная, что эта в сравнении с ней покажется маленьким свинарником. А пока у него есть кое-что, чего не купишь даже за хрустящие новенькие банкноты Лео, — приглашение на свадьбу Колина Ху в Сингапуре, отпечатанное на плотной тисненой бумаге.





11

Рейчел





По дороге из Нью-Йорка в Сингапур


— Ты же шутишь, правда? — спросила Рейчел, когда Ник ради прикола потянул ее на красную ковровую дорожку к стойке регистрации первого класса «Сингапур эйрлайнс» в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди.

Ник заговорщицки улыбнулся, наслаждаясь удивлением Рейчел:

— Я решил, что, раз ты собираешься лететь со мной через половину земного шара, надо хотя бы попытаться сделать перелет по максимуму комфортным.

— Но это же стоит целое состояние! Тебе ведь не пришлось продать почку?!

— Не волнуйся, у меня накопился целый миллион авиамиль по программе для часто летающих пассажиров.


Рейчел все равно было неловко оттого, что Ник потратил мили на эти билеты. Кто вообще сейчас летает первым классом?! Второй сюрприз ожидал ее, когда они вошли в громадный двухэтажный «Эйрбас А380» и их тут же приветствовала прекрасная стюардесса, которая, казалось, сошла прямо с рекламы с мягким фокусом в глянцевом журнале для путешественников.

— Мистер Янг, мисс Чу, добро пожаловать на борт. Позвольте мне проводить вас на ваши места.

Стюардесса в элегантном длинном облегающем платье[51] двинулась по проходу и провела их к носовой части самолета, где расположились двенадцать отдельных апартаментов.

У Рейчел было ощущение, будто она попала в зал роскошного лофта Трайбеки[52]. В этом отсеке стояли два самых широких кресла, которые ей доводилось видеть, они были обиты простеганной вручную кожей от «Полтроны Фрау»; на стенке висели два больших телевизора с плоским экраном; настоящий шкаф в полный рост был изобретательно спрятан за отъезжающей панелью орехового дерева. Кашемировый плед «Живанши» был искусно задрапирован над сиденьями, призывая пассажиров обняться и устроиться поудобнее. Стюардесса показала на коктейли, ожидавшие на центральном столике:

— Аперитив перед взлетом? Мистер Янг, для вас джин с тоником, как обычно. Мисс Чу, а для вас «Кир Рояль», чтобы вы чувствовали себя как дома.

Она протянула Рейчел бокал на длинной ножке. Охлажденный пенящийся напиток, казалось, смешали пару секунд назад. Ну разумеется, здесь уже знали название ее любимого коктейля!

— Вы хотите посидеть до ужина или же прямо после взлета переоборудовать ваш отсек в спальню?

— Думаю, мы пока оставим все как есть, — ответил Ник.

Когда стюардесса удалилась, Рейчел воскликнула:

— Господь мой Иисус! Да мне доводилось жить в квартирах меньше, чем этот «отсек»!

— Надеюсь, ты не станешь возражать, — по стандартам азиатского гостеприимства все довольно скромно, — поддразнил Ник.

— Как-нибудь справлюсь. — Рейчел свернулась в своем роскошном кресле и начала переключать кнопки на пульте дистанционного управления. — Ох, тут больше каналов, чем я могу сосчитать. Ты будешь смотреть один из твоих унылых шведских триллеров? Ой! «Английский пациент»! Хочу посмотреть. Погоди-ка минутку. Наверное, плохо смотреть фильм об авиакатастрофе в полете?

— Это был крошечный одномоторный самолет — и вроде бы его сбили нацисты? Я думаю, что с нашим все должно быть хорошо, — сказал Ник, приобняв девушку.

Огромный аэробус начал выруливать к взлетно-посадочной полосе, и Рейчел посмотрела в иллюминатор на другие самолеты, выстроившиеся в линию на взлетном поле: на концах их крыльев вспыхивали огни, каждый ждал своей очереди, чтобы взмыть в небо.

— Знаешь, до меня наконец стало доходить, что мы отправляемся в путешествие.

— Волнуешься?

— Немного. Думаю, самый волнующий момент — спать на настоящей кровати в самолете.

— А потом все пойдет по наклонной?

— Разумеется. На самом деле все идет по наклонной с самого дня знакомства. — Рейчел подмигнула, переплетая свои пальцы с пальцами Ника.





Нью-Йорк



Осень 2008 года


Для справки: Рейчел Чу не почувствовала пресловутого электрического разряда, когда впервые увидела Николаса Янга во внутреннем дворике пиццерии «Ла Лантерна ди Витторио». Конечно, этот Янг был ужасно красив, но Рейчел всегда с подозрением относилась к красавчикам, особенно к тем, что говорили с псевдобританским акцентом. Первые несколько минут она молча оценивала Николаса, задаваясь вопросом, во что Сильвия втянула ее на этот раз.

Сильвия Ван-Шварц, коллега Рейчел по экономическому факультету Нью-Йоркского университета, вошла как-то раз в их кабинет и заявила:

— Я только что провела утро с твоим будущим мужем.

Рейчел пропустила мимо ушей это странное заявление, очередную бредовую задумку Сильвии, и даже не оторвалась от экрана ноутбука.

— Нет, правда. Я нашла тебе мужа. Он был вместе со мной на встрече студенческого совета. Мы виделись в третий раз, и я уверена: он подходящая для тебя пара!

— Итак, мой будущий муж — студент? Вот спасибо. Ты же знаешь, как я люблю несовершеннолетних!

— Нет же! Он блестящий новый профессор с факультета истории, а еще консультант факультетского Общества любителей истории.

— Ты же знаешь, я не встречаюсь с профессорами. Особенно с факультета истории.

— Но этот парень не такой, как все, говорю же тебе. Впервые за долгие годы встречаю такого интересного молодого человека! Просто душка. И очень сексуальный. Я бы уже через секунду приударила за ним, не будь я замужем.

— А как его зовут? Может, мы уже знакомы?

— Николас Янг. Он начал работать в этом семестре, перевелся из Оксфорда.

— Англичанин? — Рейчел подняла голову, испытав укол любопытства.

— Нет-нет. — Сильвия положила папки, села и сделала глубокий вдох. — Я сейчас кое-что тебе скажу, но обещай меня выслушать, прежде чем дашь от ворот поворот.