Библиотека душ

— Преступники… наемники… изгнанники.

— Но в странном мире нет преступников! — воскликнула Эмма. — Любого странного, признанного виновным, наша охрана отправляет в петлю наказания!

— Как мало ты знаешь о своем собственном мире, — промолвил лодочник.

— Злоумышленника нельзя отправить за решетку, если он не пойман, — объяснил Эддисон. — Если он сбежит в петлю подобную этой: без закона, без правительства.

— Звучит как ад, — откликнулся я. — Почему кто-то захочет отправиться туда добровольно?

— Что ад для одного, — изрек лодочник, — рай для другого. Это последнее по настоящему свободное место. Место, где ты можешь купить что угодно, продать что угодно…

Он наклонился ко мне и понизил голос:

— Или спрятать что угодно.

— Вроде похищенных имбрин и странных детей? — спросил я. — Вы к этому клоните?

— Я ничего такого не говорил, — пожал плечами лодочник, занятый крысой, высунувшейся из-под подола его плаща. — Кыш отсюда, Перси, папочка работает.

Пока он осторожно убирал крысу в сторону, мы с Эммой и Эддисоном собрались в кружок.

— Что вы думаете? — прошептал я. — Может это… дьявольское место… и в самом деле быть тем, куда отвезли наших друзей?

— Ну, они должны держать своих пленников в петле, и довольно старой, — задумалась Эмма. — В противном случае, большинство из нас состарится и умрет через день или два…

— Но какая разница тварям, умрем мы или нет? — возразил я. — Они хотят лишь украсть наши души.

— Возможно, но они не могут позволить умереть имбринам. Они им нужны, чтобы воссоздать эксперимент 1908 года. Помнишь безумный план тварей?

— Вся та чушь, о которой болтал Голан. Бессмертие и власть над миром…

— Ага. А они похищают имбрин уже несколько месяцев, и им требуется место, чтобы содержать их, где они не превратятся в сморщенные сухофрукты, так ведь? Значит — довольно старая петля. Восемьдесят, сто лет, по меньшей мере. И если Акр Дьявола действительно такое беззаконное гнездо порока…

— Так и есть, — подтвердил Эддисон.

— … тогда это просто идеальное место для тварей, чтобы прятать своих пленников.

— И к тому же это в самом сердце Лондона, — добавил Эддисон. — Прямо у всех под носом. Смышленые маленькие паршивцы…

— Значит, решено, — подытожил я.

Эмма энергично шагнула к Шэрону:

— Мы возьмем три билета в это омерзительное, ужасное место, про которое вы рассказали, пожалуйста.

— Будьте абсолютно, абсолютно уверены, что это то, чего вы действительно хотите, — произнес лодочник. — Невинные овечки вроде вас не всегда возвращаются из Акра Дьявола.

— Мы уверены, — ответил я.

— Что ж, очень хорошо. Но не говорите, что я вас не предупреждал.

— Только одна загвоздка, у нас нет трех золотых монет, — сообщила Эмма.

— Это правда? — Шэрон сложил свои длинные пальцы домиком и испустил глубокий вздох, который обдал нас запахом открытой могилы. — Обычно я настаиваю на плате вперед, но сегодня утром я чувствую прилив великодушия. Я нахожу ваш смелый оптимизм очаровательным. Будете мне должны.

А затем он рассмеялся так, будто знал, что мы ни за что не выживем, чтобы отплатить ему, и, отступив в сторону, взмахнул облаченной в плащ рукой в направлении своей лодки:

— Добро пожаловать на борт, дети.





Глава Вторая




До того как мы поднялись на борт, Шэрон устроил целое представление, отлавливая по лодке шесть извивающихся крыс, словно свободное от паразитов путешествие было роскошью, позволенной только Очень Важным Странным Персонам. Затем он подал Эмме руку и помог ей перешагнуть с пристани в лодку. Мы все трое уселись рядом на простой деревянной скамье. Пока Шэрон отвязывал лодку от причала, я гадал, — доверять ему было просто неразумным поступком или это уже пересекало границу, за которой начиналось безрассудство, как если бы лечь спать посреди дороги.

Проблема с границей между «просто неразумно» и «полнейшая глупость» состоит в том, что ты зачастую не знаешь, на какой ты стороне, пока не становится слишком поздно. К тому моменту, когда все устроится, и у тебя появится время, чтобы соображать, все кнопки уже нажаты, самолет покинул ангар, или, в нашем случае — лодка отчалила от пристани. И когда я смотрел, как Шэрон отталкивается от причала ногой, голой ногой, которая, как я заметил, была не совсем человеческой: с длинными, как сосиски, пальцами и толстыми желтыми ногтями, которые загибались как когти; я осознал с гнетущей уверенностью, с какой стороны были мы, и что сделать что-либо было уже слишком поздно.

Шэрон дернул пусковой шнур на маленьком подвесном моторе, и тот кашлянул и затарахтел, выпустив облачко синего дыма. Поджав свои примечательные ноги, он опустился в созданное его плащом озеро черной ткани. Он прибавил газу и вывел нас из-под пристани, через лес из призрачно маячивших в полумраке деревянных опор, в теплый дневной свет. Затем мы вошли в канал, искусственный приток Темзы, с возвышающимися по обеим сторонам стеклянными зданиями и качающимися на волнах судами, которых было больше, чем игрушек в ванне малыша: здесь были и карамельно-красные буксиры, и широкие плоские баржи, и туристические лодки, чьи верхние палубы кишели экскурсантами, вышедшими подышать свежим воздухом. Странно, но ни один из них не направил фотоаппарат, да и вообще не заметил тарахтящего мимо них необычного судна, с ангелом смерти у руля, двумя забрызганными кровью детьми на сиденье и собакой в очках, свесившей морду за борт. Что было, пожалуй, и к лучшему. Зачаровал ли Шэрон свою лодку, так что только странные люди могли ее видеть? Я решил поверить, что это именно так, потому что спрятаться на ней, случись такая нужда, все равно было негде.


Разглядывая ее при ярком дневном свете, я заметил, что лодка была очень простой, за исключением искусно вырезанной фигуры, возвышающейся на носу. По форме она напоминала толстую, покрытую чешуей змею, мягко изогнутую в виде английской буквы «S», только там, где должна была быть голова, располагался уставившийся вперед глаз, лишенный век и огромный как арбуз.

— Что это? — спросил я, проводя рукой по отполированной поверхности.

— Тис, — крикнул Шэрон через шум мотора.

— Что?

— Это то, из чего это сделано.

— Нет, для чего это нужно?

— Чтобы видеть, — ответил он раздраженно.

Шэрон прибавил оборотов, возможно чтобы просто отделаться от моих вопросов, и когда мы набрали скорость, нос лодки легонько приподнялся над водой. Я глубоко вздохнул, наслаждаясь солнцем и ветром, бьющим мне в лицо, а Эддисон оперся на борт передними лапами и вывалил наружу язык, выглядя счастливее, чем я когда-либо его видел.

Просто чудесный день, чтобы отправиться в ад.

— Знаешь, я думала о том, как ты попал сюда, — подала голос Эмма. — Как ты вернулся в настоящее.

— Хорошо, — откликнулся я. — И что ты думаешь?

— Есть только одно объяснение, которое имеет хоть какой-то смысл, хотя и чертовски слабый. Когда мы были в туннелях со всеми этими тварями, и мы перешли в настоящее, причина, по которой ты перешел с нами, а не продолжил идти в тысяча-восемьсот-каком-то году в одиночестве, это то, что мисс Сапсан была где-то рядом и помогла тебе перейти, и так, что никто не заметил этого.

— Я не знаю, Эмма, это кажется…, — я колебался, не желая прозвучать грубо. — Ты думаешь, она пряталась в туннеле?

— Я просто говорю, что это возможно. Мы понятия не имеем, где она.

— Твари захватили ее. Каул признался в этом.

— С каких это пор ты веришь всему, что говорят твари?

— Я им и не верю, — отозвался я. — Но раз уж Каул так хвастался ее поимкой, думаю, он, вероятно, говорил правду.

— Возможно… или он сказал так, чтобы сломить наш дух и заставить выбросить белый флаг. Он пытался убедить нас сдаться своим солдатам, помнишь?

— Верно, — я нахмурился. Мой мозг уже начало клинить от всех возможных вариантов. — Хорошо, допустим, что мисс С была с нами в туннеле. Но зачем ей надо было так трудиться отправлять меня в настоящее в качестве пленника тварей. Мы ведь были уже на полпути к извлечению второй души. Я бы лучше застрял в той петле.

Какое то мгновение Эмма выглядела по-настоящему озадаченной. Затем ее лицо просветлело, и она произнесла:

— Если только мы с тобой не должны спасти всех остальных. Может быть это все — часть ее плана.

— Но откуда она могла знать, что мы сбежим от тварей?

Эмма покосилась на Эддисона.

— Может у нее были помощники, — прошептала она.

— Эм, эта гипотетическая цепочка событий становится все более маловероятной, — я перевел дыхание, аккуратно подыскивая нужные слова. — Я знаю, ты хочешь верить, что мисс Сапсан где-то там, на свободе, наблюдает за нами. Я тоже хочу…

— Я хочу этого до боли, — призналась она.

— Но если бы она была на свободе, разве она не связалась бы как-нибудь с нами? И если он в этом замешан, — сказал я тихо, кивком указав на Эддисона, — разве он не упомянул бы об этом?

— Нет, если он поклялся хранить тайну. Возможно, это слишком опасно, рассказывать кому-либо, даже нам. Если бы мы знали о местонахождении мисс Сапсан, и кто-то знал, что мы знаем, мы могли бы выдать его под пытками…

— А он не мог бы? — произнес я чуть громче, чем следовало бы, и пес поднял голову и взглянул на нас, его брылы надувались, а высунутый язык смешно хлопал на ветру.

— Эй, вы там! — крикнул он. — Я уже насчитал пятьдесят шесть рыб, хотя одна или две могли быть утонувшим мусором. А о чем вы шепчетесь?

— О, ни о чем, — отозвалась Эмма.

— Почему-то я в этом сомневаюсь, — пробормотал он, но его инстинкты быстро возобладали над его подозрительностью, и секундой позже он взвизгнул: «Рыба!», и его внимание снова переключилось на воду.

«Рыба… рыба… мусор… рыба…»

Эмма невесело улыбнулась:

— Это совершенно безумная идея, я знаю. Но мой мозг — это генератор обнадеживающих мыслей.

— Я так рад, — произнес я. — Мой — генератор самых мрачных сценариев.

— Что ж, мы нужны друг другу.