Блеск и нищета Инстаграма

Я с интересом посмотрела на начальницу департамента пиара и рекламы. Если человека хорошенько разозлить, он непременно выскажет вслух все, что о вас думает.

– Ха! – обрадовался Павел. – Виола, вы слышали? Хорошего же госпожа Деревянкина мнения об авторе популярных детективов.

Ирина сообразила, что ляпнула нечто несуразное, и попыталась исправить ситуацию.

– Ты не дал мне высказаться до конца.

– Говори, – разрешил мужик, – интересно, как ты выкрутишься.

– Она пишет попсовую фигню для массового потребления, унитазную литературу, – смело повторила Ирина, – так думает часть эстетствующих читателей. Наша задача объяснить им, что произведения Арины Виоловой гениальны!

Павел демонстративно зааплодировал.

– Браво, милая, браво. Отличная попытка прикрыть свое дерьмо венком из роз. Непременно сообщу Зарецкому твое мнение об Арине Виоловой: ее книги попсовая фигня, унитазное чтиво.

Ирина вскочила.

– Да пошел ты…

– Вау, – рассмеялся Паша, – даме не к лицу материться.

Деревянкина бросилась к двери и исчезла в коридоре.

Павел потер руки.

– Теперь, когда посторонние покинули нас, займемся плодотворной работой. Кстати, Виола, вы знаете, что Ирина ваша коллега?

– Никогда не интересовалась рекламным бизнесом, – ответила я.

– Охотно верю, – кивнул молодой мужчина. – На хрена вам плавать в сортире с жабами? Я о другом. Деревянкина написала детективный роман, но его никто не печатает. Прикиньте, как она вас любит. Начнем работать. Сделаем съемку в кабинете. Стилист, гример, одежда, макияж и прочая лабуда готовы.





Глава 17





Спустя минут сорок, хлопая слишком длинными и густыми искусственными ресницами, я была усажена в огромное кресло, похоже, из натуральной кожи. Оно находилось за гигантским, аэродромоподобным столом. На нем слева лежала пачка писчей бумаги, справа стоял компьютер, посередине стакан, из которого торчало штук семь перьевых авторучек, которые произвела на свет одна из самых дорогих фирм. За моей спиной якобы располагалось окно, обрамленное бордовыми бархатными шторами, по обе стороны от него стояли книжные шкафы, заставленные томами. Прямо перед столом вся эта красота вкупе с богатством и уютом заканчивались. Далее шел зал с осветительными приборами и камерами, за ними маялись мрачные операторы.

Павел растопырил пальцы на правой руке.

– Делаем пять фото! Быстро, элегантно. Одно – у стола. Второе – рядом с окном. Третье – с книгой в руках. Четвертое – типа минутка отдыха в суровых буднях литератора. Пятое – процесс написания рукописи, видео. Если не станем тянуть кота за детородные органы, управимся за час. Тайминг подходит?

– Да, – обрадовалась я, – у меня еще дела сегодня.

– Аналогично, – кивнул Паша, – икнули, пукнули, поехали. Виола, встаньте у стола.

Я выполнила его просьбу.

– Одну руку положите на стопку бумаги, вторая в свободной позиции, – скомандовал директор.

– Это как? – не сообразила я.

– Ладонь на пачку, – уточнил Павел.

– Не поняла, что делать с другой рукой, – уточнила я.

– Деньте ее куда-нибудь, – отмахнулся Паша.

Я растерялась:

– Куда?

– Как вы обычно держите руки? – задал необычный вопрос Паша.

– Не знаю, – честно ответила я.

– Встаньте, как хотите, – скомандовал дирижер моего инстаграма.

Я сложила руки на груди.


– Не пойдет, – произнес чей-то голос, – закрытая поза, нежелание общения. Непригодна для инстаграма. Латентный аутизм.

Я завертела головой в разные стороны.

– Это кто?

– Наш психолог, – пояснил Павел.

– Но в комнате только операторы, – изумилась я. – Или один из них душевед?

– Они душееды, вернее, душежоры, – фыркнул директор. – Олеся смотрит через видеокамеру. Ок. Сделаем прицельный. Никита!

Один из операторов взял фотоаппарат и начал им щелкать.

– Бее! – скривился Павел, глядя на результат. – Ноги как у гномика, попа тазом, морда топором.

– Что имеем, то и снимаем, – меланхолично заявил Никита.

– Встань в рабочую позу звезды, – перешел со мной на «ты» Павел.

– Это как? – заморгала я.

Директор сунул мне под нос мобильный и начал листать фото.

– Вот, вот, вот. Сможешь повторить?

Задача не показалась мне сложной. Я кивнула.

– Приступай! – гаркнул командир съемки.

Я скрестила ноги, выдвинула одну вперед и замерла.

– Спина кривая, – заметил Никита, – пузо висит.

Я выпрямилась, подобрала живот.

– Три подбородка в прицеле, – меланхолично констатировал Никита.

Остальные операторы застыли немыми статуями.

– Вздернем наш обвисший подбородочек! – велел Павел. – Раз-два. М-да.

– Шея гуся, – пропел Никита.

В комнату вбежала стилистка.

– Обмотаю ее пластырем, – сверкая глазами, предложила она. – Или пробуем затянуть?

Я насторожилась. Если я правильно оцениваю ситуацию, речь идет о моей шее, которая категорически не нравится Павлу и Никите. Но лично меня орган, на котором держится моя голова, вполне устраивает. А глаголы «обмотаю», «затянуть», которые явно относятся к моей вые, слегка напугали меня.

– Делай что хочешь, – распорядился Павел, – я доверяю тебе, мой помпончик.

Открывая на ходу свою сумку, стилистка ринулась ко мне.

– Эй, эй, – испугалась я. – Чем вы собрались затянуть мою шею? Она не приспособлена для таких манипуляций.

– Обмотать, – уточнила девушка, – не бойтесь, это совсем не больно.

Спустя пять минут Никита одобрил результат трудов мастерицы макияжа.

– Ничего, сойдет.

– Виола принимает позу писательницы, – потер руки Паша.

Я опять скрестила ноги, выставила одну вперед, правую руку положила на талию, левой схватилась за затылок, попыталась вздернуть подбородок и потерпела неудачу. Простое действие оказалось невыполнимо по одной причине. Мою шею завернули в пленку, одна часть которой была телесного цвета, другая оказалась клейкой, поэтому мигом прилипла к коже.

– Ничего так, – оценил результат моих усилий Павел, – последний штрих! Улыбочка!

Я растянула губы.

– Оскал акулы, – пробурчал Никита.

– Ну-ка, сделай нам ми-ми-ми, изобрази тетю, которая всех обожает, – заорал Паша, – веселей, бодрей, задорней.