Блеск и нищета Инстаграма

– В каком контексте это прозвучало?

– Ну… охранник предполагал, что я заплачу ему за место, а когда понял, что я не собираюсь ему платить, пообещал вызвать полицию, и тогда «пожалеешь, псих пограничник».

Никин прыснул.

– Видели табличку на доме, возле которого вы нашли свободное место?

– Нет, а что там написано? – полюбопытствовала я.

Лифт открыл двери, мы очутились в длинном коридоре.

– «Центр психологической реабилитации людей в пограничном состоянии», – сказал Никин. – На языке Филиппа сии больные психи пограничники.





Глава 36





Утром меня разбудил звонок Ильи.

– Юрий жив? – спросила я, взяв трубку.

– Да, ему лучше, – ответил Жабенкин.

– Значит, Никин оказался прав, – обрадовалась я, – он, конечно, странный, вредный, но очень умный.

– Может, теперь объяснишь, что за напасть приключилась с Елизаветой и ее семьей? А за это получишь запись с «жучка», который Юра подложил в автомобиль отца.

– Откуда она у тебя? – изумилась я.

– Катя переслала, – уточнил Жабенкин, – а ей жених отправил. Материала много, пересказывать долго, поэтому Юра сбросил невесте полную версию.

– Мое общение с профессором тоже не мимолетное, – заметила я, – лучше нам встретиться.

– Сам так подумал, – обрадовался Илья, – сейчас поднимусь.

– Секундочку, я не ждала гостей, – попыталась я отбиться от визита, – предполагала пообщаться в кафе.

– Зачем зря деньги тратить? – возразил Илья. – Я уже во дворе.

– Ладно, – согласилась я, – будь по-твоему. Но встреча состоится через полчаса.

Похоже, Илья стоял у двери с часами в руке, ровно через тридцать минут раздалась трель домофона.

Я открыла дверь.

– Привет! – весело воскликнул парень.

– Рада тебя видеть, – слегка покривила я душой. – Но почему ты пропускаешь занятия в колледже?

– У нас каникулы, – соврал Илья.

Я пошла в столовую.

– Когда человек лжет, у него нос растет.

– В детстве, когда бабушка так говорила, я ей верил, – признался Илюша, – придумаю что-нибудь, потом бегу в ванную, смотрюсь в зеркало. Выйду в коридор, а бабуля: «Ой, ой, Илюшенька, что-то у тебя носик длиннее стал». Потом я повзрослел и понял: сам себя посещением сортира выдаю. Кофейку дадите?

Я включила машину.

– Бутербродик найдется? – заныл Илья.

– Сейчас сделаю, – пообещала я и направилась к холодильнику.

– Что рассказал Никин? – перешел к работе прогульщик. – Я тут порылся кое-где, выяснил, что он считается опытным специалистом, но человеком с на редкость мерзким характером. Леонид Мартынович нигде не уживался, со всеми начальниками ругался, коллег вслух, не стесняясь, называл идиотами. У него много врагов, потому что во всех больницах, где когда-либо служил Никин, он вставал на утренних конференциях и объявлял:

– Ночью умерла больная N. Я велел родным настоять на вскрытии, да не в нашей клинике, где лечащего доктора обвинять не станут. N лечили от пневмонии, а я твердил, что у нее болезнь Финкина. Женщину легко можно было вылечить, если бы прислушались к моим словам.

– Впервые слышу про болезнь Финкина, – удивилась я, ставя перед Ильей чашку с кофе.


– Я ее придумал, – отмахнулся парень, – не важно, какая зараза была, главное: Никин всегда ставил правильный диагноз, он знает недуги, о которых обычный врач и не слышал.

– Он и правда прямолинеен, – согласилась я. – Смотрел сериал «Доктор Хаус»? Вот Никин просто вылитый его главный герой, только без зависимости от наркотиков. Сейчас Леонид Мартынович заведует научно-диагностическим центром «Экстремальный диагноз».

– Ага, – кивнул Илья, – медучреждение платное, основано несколько лет назад после шумного скандала, который случился в дорогой частной клинике. Там лежала Вера, сестра бизнесмена Воронкина, тот такой богатый, что это даже неприлично. Ну, и, несмотря на все капиталы брата, на приглашение им профессора из США для консультации, Вера собралась умирать. Прощайтесь, родственники! Кто надоумил Воронкина обратиться к Никину, понятия не имею. Леонида Мартыновича привезли к женщине, он отменил все прежнее лечение, велел действовать по своей схеме. И Вера через месяц уехала домой здоровой. А олигарх устроил клинике аутодафе в прессе, потом открыл для Никина центр, вложился в него серьезно. Думаю, он не прогадал. Народ туда валом прет.

Я села за стол.

– Оказывается, дурное поведение не всегда показатель распущенности, неумения владеть собой и так называемой «звездности». Никин рассказал, что есть недуги, при которых поведение человека становится просто отвратительным. Ну, например, камни в желчном пузыре. Леонид Мартынович советует родственникам, которые стонут от какого-то члена своей семьи, вечно всеми недовольного брюзги, показать его врачу, сделать узи печени, желчного пузыря. Характер влияет на здоровье, а здоровье на характер. У спокойного, доброжелательного человека пульс в норме. У злого, нервного, обидчивого он скачкообразный, что приводит к болезни. О связи поведения с болезнями знают опытные врачи. Но есть недуги, которые вследствие их редкости не известны всем докторам. Болезнь мойя-мойя до шестидесятых годов считалась исключительно японской, потом стали ее диагностировать в других странах. Синдром Эдди, синдром Исаака, синдром ригидного человека… Никин много заболеваний перечислил. Объяснил, что большинство из них наследственные. Но современные люди в массе своей знают из собственных предков лишь бабушку да дедушку, а те были здоровы, поэтому слова доктора: «У вас миотония Томсена, генетический недуг», вызывает у пациента шок.

– Приятного мало, – согласился Илья.

– Самое ужасное я еще не сообщила, – остановила я Илюшу, – есть редкие болезни в Африке, Азии. В Европе – США о них не слышали. Поэтому даже очень опытный врач не способен, например, понять, почему мужчина, которого все считали умным, интеллигентным человеком, начинает материться, драться, скандалит со всеми и потом умирает от непонятно чего.

– О! Так случилось с Елизаветой и Евгением, – заметил Илья.

– Я показала Леониду Мартыновичу анализы покойных и Юрия, их медкарты. Спасибо, что ты смог быстро сведения добыть. Думала, раз это врачебная тайна, то быстро их не достать.

– Если клиника хочет сохранить от посторонних информацию о пациентах, то руководству заведения надо забыть про электронные записи и велеть персоналу, как в прежние времена, писать на бумаге.

– Медучреждения клянутся, что у них отличная защита, – возразила я.

– Кое у кого да, кое у кого нет, а кое-кто способен везде пролезть! – похвастался Илья и закашлялся.

– Когда я ем, я глух и нем, – пришла мне на ум поговорка тетки Раисы, которую она часто говорила маленькой Вилке, любительнице поболтать за ужином с набитым ртом. – Посмотрев документы, Леонид вызвал девушку, велел ей угостить меня в буфете кофе и не приходить, пока он нас не позовет. Мы просидели более трех часов. Успели близко познакомиться, мою сопровождающую звали Галиной. Она окончила школу, не поступила в медвуз, и ее мать, правая рука Никина, пристроила троечницу в медцентр в качестве «принеси-подай». Зарплата маленькая, денег нет, новые туфли купить хочется, а родительница, злая на неудачливую абитуриентку, отключила ее от финансовой помощи. Еще Галина мне жаловалась на своего парня, который ее бросил.

– Ты мне про стенания Галины не просто так рассказываешь? – прищурился Илья.

– Объясняю последовательно цепь событий, – улыбнулась я. – Я приехала, поговорила с Никиным, отдала меддокументы, пошла в кафе с Галиной, просидела там уйму времени, снова встретилась с Леонидом Мартыновичем. По его мнению, Елизавета и Евгений подцепили лихорадку Ора. Она поражает жителей небольшого района в Индии. Страна славится своим гостеприимством, охотно принимает туристов. Но мало кто знает, что в Индии есть места, куда въезд иностранцам запрещен совсем или ограничен кратким пребыванием. В некоторых из них проживают дикие племена. Порой они дружелюбны к иноземцам, но встречаются и агрессивные аборигены. Никин сообщил мне занимательную историю.

У Ильи заблестели глаза.

– Я весь внимание.





Глава 37





В семидесятые годы прошлого века несколько журналистов, наплевав на запрет властей Индии, тайком пробрались к горам, за которыми уже начинается Мьянма, ранее она называлась Бирмой. В зоне, куда пробрались корреспонденты, живут разрозненные племена, постоянно воюющие друг с другом, там до сих пор нет мира. Когда в Дели узнали, что задумали иностранцы, то схватились за голову и решили: все представители прессы уже определенно покойники.

Но, к удивлению и европейцев, и самих индийцев, журналисты вернулись целыми и невредимыми. Они рассказали, что провели несколько недель в относительно хороших условиях. Их отвели к трем местным жителям, которые жили на отшибе от деревни. В связи с незнанием языка иностранцы решили, что хозяева хижины семья. Им кое-как объяснили, что выбраться из села, попасть в цивилизованный мир, можно только по реке. Через лес, по которому добирались любопытные европейцы, идти нельзя, там живет каняба. Она всех убивает. А в реке сейчас кишат лагуни. Надо провести в домике столько восходов и заходов, сколько пальцев на трех руках, тогда лагуни исчезнут и водный путь станет безопасным.

Услышав про каняба и лагуни, индийцы из Дели развели руками, они о таких существах понятия не имели. А корреспонденты не могли сообщить ничего о племени, которое их пригрело, с ними общались только члены одной семьи, две женщины и мужчина. Очень сварливые люди, они постоянно ругались, даже затевали драки. Похоже, флюиды злобы, коими полнилась хижина, оказались заразными. Три парня, близкие друзья, после возвращения в Дели стали врагами. Осыпали друг друга ругательствами, вели себя так отвратительно, что домой их отправили разными рейсами. Спустя две недели после отлета бузотеров агрессию стала проявлять местная девушка, которая помогала журналистам. Вскоре у нее поднялась температура, на которую не действовали никакие лекарства, потом антибиотики сработали, больной стало лучше, и… молодая индианка умерла. Не успели родные ее оплакать, как заболел врач, по национальности немец, он лечил беднягу. Симптомы те же: истерика, скандал, температура, улучшение состояния и смерть. Но доктор выздоровел, бросил врачебную практику и куда-то уехал. Звали его Курт Блюмен. На том история вроде бы завершилась.

Прошло пятнадцать лет, и в научном журнале вышла статья. В ней врач-исследователь сообщил давнюю историю репортеров, указал, что все трое погибли, когда вернулись домой, у всех недуг вел себя идентично: истерика, скандал, температура, вроде улучшение, потом смерть. Автор публикации заявил, что он тоже переболел не понятно чем, страстно хотел выяснить, что же это за напасть такая, и решил повторить путь журналистов. Но, в отличие от них, Курт пошел не через джунгли, а поплыл на лодке, пешком преодолел только остаток пути, имея при себе массу разных лекарств. И Блюмену повезло найти племя в тот день, когда жена нового молодого вождя пыталась произвести на свет своего первого ребенка.

Когда Курт увидел несчастную женщину, которую обмахивали веерами, он быстро понял, в чем дело, открыл свой сундук, вытащил все необходимое и сделал кесарево. Как Курт и предполагал, плод лежал поперек. Приди Блюмен на следующий день, и мать, и младенец уже бы умерли.

Вождь объявил Курта своим другом, стал расспрашивать, с какой целью немец приехал в племя, узнал правду и велел ввести доктора в курс дела.

Местные жители не хотят контактировать с посторонними, наверное, поэтому они редко болеют. Но иногда у членов племени случается Ора. Человек сначала злится на всех, потом его лихорадит, и наступает конец. Откуда приходит Ора? Местный колдун строго-настрого запрещает жителям даже приближаться к птицам. Все, кто имеет крылья, объявлены им священными, шаман велит отгонять их от деревни. Убивать пернатых запрещено под страхом смертной казни.

Люди уважают шамана, боятся его, поэтому птиц никто не трогает. Но порой в лесу находят тушки пернатых. Запретный плод сладок, кое-кто не выдерживает искушения, запекает умершего своей смертью попугая и съедает его. Возможно, некоторым ослушникам это сходит с рук, но чаще всего гурман начинает кричать на всех, драться, и знахарь объявляет:

– Боги его наказали за то, что ел птицу.

Члена племени вместе со всей семьей отселяют в хижину, которая расположена на расстоянии от села. Там есть все для нормальной жизни: кровати, очаг, во дворе разбит огород, вырыт колодец. Те, кто оказался в карантине, не будут испытывать ни голода, ни холода, ни жажды. Но лечить их не станут, лекарства от Ора нет, даже шаман бессилен. Племя просто ждет, пока зараженные умрут, потом их тела сожгут на костре, а пепел положат в кувшин и закопают. Впрочем, кое-кто выживает, но такого человека назад в деревню жить не позовут, и семьи ему уже не создать. Заразиться при общении от него уже невозможно, но члены племени не хотят рисковать, поэтому того, кто остался жив, чаще всего просто убивают. Иногда случаются побеги. Больные покидают карантинную избу и исчезают. Их дальнейшая судьба неизвестна. Непонятно и почему одни люди могут спокойно общаться с теми, кто подцепил Ора, и не заболеть. А другие пройдут на расстоянии десяти метров от инфицированного, и готово! Человек начинает скандалить.

Странная, загадочная лихорадка Ора совсем не изучена.

Курт надеялся привлечь внимание медицинской общественности к недугу, рассчитывал получить деньги на его изучение. Но ему отказали. Невыгодное дело вкладывать средства в создание лекарства от болезни, которая поражает не миллионы, не тысячи, не сотни, а нескольких человек. И, прежде чем говорить о таблетках и уколах, следует понять, что такое Ора. Это не месяцы, а годы научной работы. Курт пытался проводить исследования на спонсорские деньги. Но все, кто может вложить средства в исследования, в основном вливают их в создание панацеи от рака, туберкулеза, СПИДа. Кому нужно крохотное племя, которое живет у лешего в сарае, никогда не появится в Европе и отлично справляется с организацией карантина?

Я взяла бутылку с водой и открутила пробку.

– Никин подозревает, что Елизавета и Евгений погибли от лихорадки Ора? – подытожил Илья.

Я кивнула.