Блеск шелка

– Да, конечно, – ответила Анна ровным тоном. – Он может прожить еще много лет.

Что-то мелькнуло в глазах у Зои.

– А легат Виченце добился своей цели?

Анна подняла брови:

– Своей цели?

– Ну, он же поехал в монастырь не только для того, чтобы сопроводить тебя! – воскликнула Зоя, с трудом сдерживая эмоции.

– О да, у него состоялся разговор с Кириллом, – ответила Анна довольно небрежно. – Конечно, я во время него не присутствовал. После этого разговора бедный Кирилл почувствовал себя очень плохо, и все мое внимание было сосредоточено на его лечении.

Глаза Зои гневно сверкали. Она впервые избегала взгляда Анны. Впервые они столкнулись на равных.

Анна улыбнулась:

– Это произошло, когда я дал Кириллу травы, которыми вы столь предусмотрительно меня снабдили.

Зоя сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. В этот момент в ней что-то изменилось. Вероятно, она осознала, что ее переиграли.

– И они помогли? – спросила она, зная ответ.

– Не сразу, – ответила Анна. – На самом деле эффект был неожиданным. Я очень испугался за свою жизнь. Но потом вспомнил, что, когда мы с вами принимали их, мы добавляли их в вино. В этом все дело. – Она улыбнулась, бесстрашно встретившись взглядом с Зоей. – Благодарен вам за предусмотрительность. Я объяснил настоятелю, что произошло. Мне бы не хотелось, чтобы этот святой человек подумал, будто вы пытались отравить бедного Кирилла. Это было бы ужасно.

Лицо Зои застыло и стало белым, как мрамор. Она так тщательно контролировала эмоции, что не выдала ни ярости, ни облегчения. А потом, всего на миг – но для Анны этого оказалось достаточно, – на нем промелькнуло восхищение.

– Ты очень добр, – тихо проговорила Зоя. – Я этого не забуду.





Глава 30




Виченце вернулся из путешествия в прескверном настроении.

– Как прошла поездка в Вифинию? – спросил Паломбара.

– Безрезультатно, – огрызнулся Виченце. – Я поехал туда только потому, что обязан был попытаться это сделать. – Он злобно посмотрел на Паломбару, стараясь определить, о многом ли тот знает – или догадывается. – Кто-то из нас должен убедить этих упрямцев либо дать им возможность полностью себя дискредитировать.

– То есть, что бы мы ни делали, у нас всегда будет оправдание. – Паломбара сам удивился тому, с какой горечью это прозвучало.

– Вот именно, – согласился Виченце. – Это была последняя попытка.

– Последняя?

Брови Виченце поползли вверх, в холодных глазах появился довольный блеск.

– На следующей неделе мы возвращаемся в Рим. Ты не забыл об этом?

– Конечно нет, – ответил Паломбара.

На самом деле он думал, что их миссия займет немного больше времени. Паломбара с некоторым беспокойством обдумывал, что именно доложит папе, какими словами объяснит причину своей неудачи. Он пришел к заключению, что Михаил достаточно контролирует свой народ, чтобы заключить унию с Римом, а степень самостоятельности можно скрыть. Вера людей всегда отличается в зависимости от места их жительства, социального положения, уровня достатка и образованности. Но Паломбара не думал, что папу удовлетворит такое объяснение. Это был в высшей степени практический ответ, но отнюдь не политическая победа.





Глава 31




Через несколько дней после приезда Анну попросили помочь старику, который споткнулся о брусчатку и сильно расшиб ногу. Анна склонилась над беднягой, осматривая рану, и тут среди собравшихся зевак послышался шум. Сквозь толпу, расталкивая людей, к ней пробирался молодой священник. Его лицо было пепельно-серым от ужаса. Он громко выкрикивал имя лекаря.

– Это срочно? – спросила Анна, не поднимая глаз. – У этого человека болевой шок, и ему нужно…

– Ты можешь не успеть. – Священник схватил ее за руку и потянул вверх, заставляя подняться. – Он истекает кровью. Они вырвали ему язык!

Анна повернулась к толпе, указывая на пострадавшего старика:


– Отведите его домой. Ему нужно выпить чего-нибудь горячего и укутаться потеплее. Мне же необходимо идти.

Она взяла свою сумку и позволила священнику увлечь ее за собой за угол и вверх по переулку, в маленький дом с распахнутой дверью. Еще до того, как Анна вошла внутрь, она услышала сдавленные крики и стоны.

Открывшаяся перед ней картина была поистине ужасной. На полу на коленях стоял монах, у него изо рта хлестала кровь, и на плитах перед ним расплывалась багровая лужа. Его руки и ряса были залиты кровью. Монах прерывисто вздохнул и зажал рукой рот, из которого снова полилась кровь. Его лицо посерело от боли и ужаса, глаза уставились в одну точку. Вокруг него беспомощно топтались три монаха, явно не зная, что делать. Прямо на их глазах человек умирал, истекая кровью.

Анна поставила сумку и выхватила у одного из монахов кусок ткани, которую тот держал в руке, быстро осмотрела ее, убедившись в том, что ткань чистая, и подошла к сидящему на полу человеку. Кто-то сказал, что его зовут Никодим.

– Я помогу тебе, – твердо произнесла Анна, мысленно молясь о том, чтобы это оказалось ей под силу. – Я собираюсь остановить кровотечение. Тебе придется дышать через нос. Не дергайся; дай я зажму рану вот этой тканью. Это довольно трудно, но ты справишься. Будет больно, но так нужно.

И, прежде чем пострадавший успел отпрянуть, Анна обхватила его рукой. Один из монахов сообразил, что она собирается делать, и ринулся ей на помощь. Они вместе держали перепуганного монаха. Анна силой заставила его широко открыть рот и плотно прижала ткань к кровавому обрубку его языка.

Должно быть, это причинило несчастному нестерпимую боль – он конвульсивно дернулся, но потом выпрямился, стараясь не двигаться.

Ровным голосом Анна велела остальным монахам и священнику, который ее привел, принести еще чистой ткани, открыть ее сумку и достать оттуда травы и спирт в небольшом флаконе, а также хирургические иглы и шелковые нити. Двое монахов по ее приказу принесли воды и отмыли плиты пола от крови.

Все это время Анна продолжала нажимать на корень языка, отчаянно пытаясь спасти пострадавшего от большой потери крови. Она следила, чтобы он не захлебнулся и не задохнулся.

Анна меняла пропитанные кровью тряпки на чистые, продолжая удерживать пациента левой рукой. Она слышала ритмичный шепот молитвы, и ей захотелось присоединиться к монахам.

Наконец, через полчаса после прихода, Анна медленно вытащила изо рта пострадавшего очередной кусок ткани и поняла, что если будет действовать быстро, то сможет наложить швы и закрыть кровеносные сосуды.

В колеблющемся свете свечей сделать это было совсем непросто.

Анна остро осознавала, какую боль причиняет пострадавшему. В отличие от других пациентов, она не могла дать ему какие-нибудь обезболивающие травы. Рот и гортань монаха превратились в распухшее кровавое месиво. Но сейчас Анна могла думать только о том, как спасти ему жизнь. Она действовала очень быстро, накладывая швы, затягивая края раны и почти физически ощущая в воздухе волны боли.

Наконец Анна закончила и вытерла кровь. Осторожно умыла пострадавшего и встретилась с ним взглядом. Она понимала, что хоть он уже никогда и не сможет говорить, но по-прежнему все слышит. Анна показала ему травы, рассказала, как, когда и в каких пропорциях их использовать.

– Ты должен следить за тем, чтобы твои губы и рот были влажными, – продолжила она. – Но не прикасайся пока что к ране. – Потом обратилась к окружающим: – Если он захочет пить, давайте ему вино с медом, но осторожно, чтобы он не поперхнулся.

– А еда? – спросил кто-то. – Что ему можно есть?

– Жидкую кашу, – ответила Анна. – Теплую, но не горячую. И супы. Он научится жевать и глотать, дайте ему только время.

Она надеялась, что так и будет. Прежде ей не приходилось сталкиваться с такими увечьями.

– Спасибо, – искренне поблагодарил священник, который ее привел. – Мы всегда будем упоминать твое имя в наших молитвах.



Анна просидела с ними всю ночь, наблюдая за пациентом и за тем, как монахи пытаются успокоить друг друга и найти в себе мужество, зная, что ждет их впереди, – возможно, всех. Никодим был первым, но далеко не последним.

– Кто это сделал? – спросила Анна, страшась ответа.

Монахи переглянулись, потом воззрились на нее.

– Мы не знаем, кто они такие, – ответил один из них. – У них был указ императора, но вел их иностранец, римский священник со светлыми волосами и глазами цвета зимнего моря. – Монах медленно вздохнул, и его голос стал еще тише. – У него был список.

Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ее разом покинули силы. Она ошибалась, не доверяя Константину, была слишком робкой, слишком малодушной, чтобы признать правду. Ей не хотелось пачкать руки… Анне стало стыдно за собственную глупость.

Высокую цену приходится платить за веру – в Бога, свет и надежду. Наказание было жестоким: распятие. Анне стало плохо при мысли об этом, у нее перехватило дыхание, внутренности сжало спазмом от животного ужаса. Почему со временем мы перестали осознавать страдания Христа? Как будто Он был не из плоти и крови, как все остальные, как будто Его ужас, Его боль, Его муки были иными. Ответ прост: чтобы не задумываться об этом. Так нам легче Его предавать.

Вдруг на душу Анны снизошло удивительное умиротворение. Она была не права в том, что касается Константина. Не права, неразумна, поверхностна в своих суждениях. И теперь раскаяние обрушилось на нее в полной мере. Им всем придется бороться, взять в руки и применить оружие, которое будет причинять боль, как их врагам, так и им самим.

Но ее внутренний конфликт разрешился, и всепоглощающая уверенность сладким бальзамом разлилась в душе у Анны.

Ее вызывали снова и снова, чтобы помочь монахам, которых пытали, – но ни один из них не вверг ее в такой ужас, как первый несчастный. Анне удавалось спасти далеко не каждого. Иногда она могла лишь облегчить агонию, оставаться с умирающими до конца. Но этого было недостаточно.

Анна ненавидела, когда ее благодарили, благодарили даже тогда, когда она не смогла спасти больного. Она не чувствовала в себе смелости. Ей хотелось убежать, но кошмары, которые преследовали бы ее всю жизнь, если бы она оставила умирающего, были гораздо страшнее, чем любой ужас наяву.

Дома она металась ночью по кровати и часто просыпалась, судорожно всхлипывая. Ее лицо было мокрым от слез, а в груди чувствовалась острая боль.

Тогда Анна сползала на пол, опускалась на колени – и молилась: «Отче, помоги мне, научи меня. Почему Ты позволил этому случиться? Они хорошие, мирные люди, от чистого сердца, изо всех сил стремятся ежедневно служить Тебе. Почему же Ты не можешь им помочь? А может, Тебя это не волнует?»

В ответ – лишь тишина, темная, как ночь. Даже если там, в вышине, настоящие звезды, а не иллюзии, они бесконечно далеки.

Однажды Анна с трудом ускользнула от людей императора, когда они вломились в дом. Ее вытолкали через заднюю дверь яростные противники унии. Они готовы были пожертвовать своими домами, всем своим имуществом, чтобы спасти монахов, которые по-прежнему выступали против союза с Римом – и становились мучениками за веру.

Анна бежала вместе с ними сквозь дождь и ветер, ее ноги скользили в потоках воды по желобам, натыкались на глухие стены, спотыкались о ступени. Ее тащили за собой. Кто-то нес ее сумку с инструментами. Анна не знала, кто эти люди, но была благодарна им за их мужество.

Когда они наконец вбежали в тихую комнату, где у огня сидела одинокая старушка, Анна рассмотрела при свете факела, что ее сопровождали трое, двое мужчин и молодая женщина с длинными мокрыми волосами.

– Ты должен быть осторожнее, – сказала женщина, пытаясь восстановить дыхание. – Ты много раз откликался на просьбы о помощи. Теперь они тебя знают.