Блеск шелка

– В этом нет смысла. Вы знаете об этом столько же, сколько и остальные.

– Мы все равно будем спорить о Боге и о том, чего Он от нас хочет, – сменила тему Анна. – На днях кто-то спросил меня, и я понял, что никогда всерьез об этом не задумывался.

Венецианец нахмурился:

– Думаю, Церковь сказала бы, что наши дела не имеют для Него большого значения. Он требует от нас послушания и, полагаю, восхваления.

– А тебе нравится, когда тебя восхваляют? – спросила Анна.

– Иногда. Но я же не Бог. – По лицу Джулиано расплылась улыбка.

– Я тоже, – серьезно произнесла она. – Мне нравится, когда меня хвалят, если я действительно сделал что-то хорошо: тогда я могу быть уверен, что человек говорит искренне. Но одного раза вполне достаточно. Мне бы не понравились бесконечные восхваления. С утра до вечера выслушивать «ты удивительный», «ты чудесный»…

– Да, конечно. – Джулиано повернулся спиной к морю, лицом к ней. – Это было бы нелепо и… просто жалко.

– А беспрекословное повиновение? – продолжала Анна. – Тебе нравится, когда люди выполняют то, что ты им скажешь, не думая своей головой и на самом деле не желая этого делать? Без проб и ошибок не станет ли вечность… скучной?

– Никогда не думал, что в раю может быть скучно, – сказал Джулиано словно в шутку. – Но через сто тысяч лет, да, это было бы ужасно. Наверное, это – настоящий ад…

– Нет, – возразила Анна. – Ад – это когда у тебя был рай, а потом ты его потерял.

Венецианец поднес руки к лицу и крепко прижал ладони к коже.

– О господи! Ты это серьезно!

Она почувствовала себя неловко.

– А что, не следовало? Прости…

– Нет! – Джулиано посмотрел на нее. – Следовало! Теперь я понимаю, чего мне не хватало, когда я уехал из Византии.

На мгновение глаза Анны наполнились слезами, и ее взгляд затуманился. Она переплела пальцы, сжимая их до тех пор, пока боль не привела ее в чувство, напоминая о том, что она может себе позволить, а что – нет.

– Может, ад не один? Вдруг их несколько? – предположила она. – Может, в одном из них приходится повторять одно и то же снова и снова, пока наконец не поймешь, что ты мертв – во всех смыслах этого слова, перестал расти и развиваться.

– У меня появился соблазн пошутить, что это очень по-византийски и, вероятно, полная ересь, – ответил Джулиано. – Но, как ни ужасно, я чувствую, что ты прав.





Глава 47




Конечно, Елена рассказала Зое о том, что Григорий Вататзес вернулся из Александрии. Стоя посреди роскошной комнаты с видом на море, она упомянула об этом вскользь, словно о чем-то неважном – например, о каком-то экзотическом товаре на рынке: занятно, но не имеет особого значения. Как много ей известно? И, что еще важнее, было ли что-то, чего не знала ее мать?

Зоя уставилась на золотое распятие. Бедная Ирина! Она всегда черпала силы в своем интеллекте и гневе, вместо того чтобы использовать и то и другое для получения желаемого.

И вот наконец Григорий возвращается. Он приедет со дня на день. Зоя помнила его так отчетливо, словно после его отъезда прошла всего неделя, а не столько лет, что она уже и сосчитать их не могла. Он, наверное, стал совсем седой, но по-прежнему высокий, гораздо выше ее…

Возможно, это даже к лучшему, что они не были женаты. Острота ощущений могла притупиться, они могли друг другу наскучить.

Арсений был двоюродным братом Григория. Именно он захватил деньги и украденные иконы, отказываясь делиться с родственниками, поэтому его грех не распространялся на кузена. На самом деле именно за это Григорий и ненавидел Арсения. Иначе Зоя не смогла бы его полюбить.

Но, так или иначе, Арсений был родственником Григория, и его всерьез обеспокоит смерть двоюродного брата и племянника и испорченная репутация племянницы – все то, что коварно подстроила Зоя. Догадается ли он, что именно случилось? Он всегда был умен, так же, как и она, – ну, почти так же.

Женщина поежилась, хотя воздух, струившийся из открытого окна, был еще теплым. Будет ли Григорий ей мстить? Он не любил Арсения, но родная кровь имела для него большое значение: он гордился своей семьей.

Зоя одевалась то в темно-синий, то в малиновый и золотисто-топазовый наряд, использовала масла, притирания и благовония и велела Фомаис расчесывать ей волосы до тех пор, пока они не легли на плечах блестящим покрывалом, переливавшимся золотом и бронзой.

Шли дни. Поползли слухи, что Григорий уже дома. Зое рассказали об этом слуги. И Елена. Он придет, не сможет устоять. Зоя терпеливее его, она всегда умела ждать, чего бы ей это ни стоило. Она мерила шагами комнату, срывалась на Фомаис – швырнула в служанку блюдо, которое попало бедняге в щеку и рассекло ее до крови. Увидев алую струйку крови на черной коже, Зоя послала за Анастасием и, ничего ему не объясняя, попросила наложить швы.

Когда Григорий наконец явился, он застал Зою врасплох. Картины, которые она рисовала в своем воображении, не соответствовали тому, какой шок она испытала, когда он вошел в комнату. Зоя читала, светильники ярко горели, чтобы ей было лучше видно, и теперь было уже поздно приглушать свет.

Григорий вошел медленно. Его волосы посеребрила седина, но они по-прежнему были густыми. Продолговатое лицо, впадины под скулами, черные как угли глаза. Но больше всего Зою, как всегда, пленил его голос: густой глубокий тембр, четкая дикция, словно ему нравилось перекатывать слова на языке.

– А тут ничего не изменилось, – сказал Григорий тихо, осмотрев комнату, прежде чем взглянуть на Зою. – И ты носишь те же цвета. Я рад. Есть вещи, которые не должны меняться.

Зоя затрепетала, словно попавшая в силки птица. Она подумала об Арсении, вспомнила, как он умирал на полу у ее ног, изрыгал кровь и сверлил ее наполненным ненавистью взглядом.

– Здравствуй, Григорий, – сказала она небрежно и сделала к нему пару шагов. – Ты по-прежнему выглядишь как византиец, несмотря на годы, проведенные в Египте. Как прошло путешествие?


– Довольно скучно, – ответил он с легкой улыбкой. – Но вполне безопасно.

– Как по-твоему, Константинополь сильно изменился?

– О да. Восстановили многое, но не все. Волноломы уже отстроили, но на Ипподроме еще не проводятся ни игры, ни гонки колесниц, – заметил он. – А Арсений мертв.

– Знаю. – Зоя подготовилась к этому разговору. – Сочувствую твоей утрате. Но Ирина здорова, так же, как и Деметриос. Мне известно, что им тебя не хватало. – Эта фраза была данью вежливости, не более.

Григорий пожал плечами.

– Возможно, – признал он. – Деметриос часто говорит о Елене. – Легкая улыбка тронула его губы. – Я думал, что Виссарион ей скоро наскучит. На самом деле это продлилось дольше, чем я ожидал.

– Виссарион умер, – ответила Зоя.

– Да? Он был молод, по крайней мере для того, чтобы умирать.

– Его убили, – сказала Зоя идеально ровным тоном.

На лице Григория промелькнула саркастическая ухмылка и тут же исчезла.

– В самом деле? Кто?

Зое не хотелось встречаться глазами с Григорием, но соблазн был непреодолим. Она увидела в них огонь интеллекта и бесконечное понимание. Отвести взгляд было бы поражением.

– Некий молодой человек по имени Антонин. Как я понимаю, ему помогал его друг, Юстиниан Ласкарис. Он избавился от тела.

Григорий выглядел удивленным.

– Зачем? Если на земле и был здравомыслящий человек, то это Виссарион. Дело ведь наверняка было не в Елене? Виссариону было глубоко плевать на ее романы, при условии, что она будет сохранять их в тайне.

– Конечно не в Елене, – сказала Зоя колко. – Виссарион возглавлял борьбу против союза с Римом. Он приобрел немалый авторитет.

– Как интересно! – Это прозвучало так, словно Григорий действительно был заинтригован. – А эти люди, Антоний и Юстиниан, поддерживали союз с Римом?

– Вовсе нет, – ответила Зоя. – Они были категорически против. Это-то и есть самое непонятное.

– Очень интересно, – повторил Григорий. – А как насчет Елены? Она желала стать женой героя? Или, может, ей больше нравилось быть его вдовой? Виссарион выглядел довольно скучным.

– Он и был таким. Кто-то пытался убить его, еще до того, как это сделал Антонин. Трижды. Два раза с помощью яда, один – напав с ножом на улице.

– Это был не Антонин?

– Определенно не он. Он был отнюдь не глуп. А Юстиниан Ласкарис и подавно.

– Тогда, возможно, это все-таки сделала Елена?.. – задумчиво предположил Григорий. – Ты сказала «Ласкарис»? Славное имя.

Зоя не ответила. Она почувствовала, что ее сердце бешено колотится, а дыхание теснится в груди.

Григорий улыбнулся. Зубы у него были по-прежнему белые и крепкие.

– Раньше ты никогда так не поступала, Зоя, – негромко произнес он с одобрением. – Если ты собиралась кого-то убить, то делала это лично. Это эффективнее и безопаснее. Впрочем, даже если преступник соблюдает предосторожности и максимальную секретность, все равно есть способ это выяснить.

– Но не доказать, – сказала Зоя дрогнувшим голосом.

Мужчина шагнул вперед, сокращая расстояние между ними. Провел пальцами по ее щеке, потом поцеловал Зою – медленно, с наслаждением, словно ему некуда было торопиться.

Она решила атаковать. Если есть сомнения, нападай. Зоя ответила Григорию с таким же пылом – губами, языком. Всем телом. И именно он первый прервал поцелуй и отступил назад.

– Тебе не нужно ничего доказывать, – сказал Григорий. – Если ты хочешь отомстить, все, что тебе нужно, – это уверенность.

– Я понимаю, что такое месть, – ответила ему Зоя, смакуя каждое слово. – Но не за себя – никто меня не оскорблял так глубоко, чтобы я жаждала отмщения, – а за город, за то, что его предали, разрушили, надругались над его святыми реликвиями. Я понимаю это, Григорий.

– Вспоминая о Византии, я всегда думал о тебе, Зоя. Но есть и другие привязанности, например родственные узы. Когда-нибудь мы все умрем, но Византия не будет прежней, после того как ты уйдешь. Что-то уйдет вместе с тобой, и мне этого будет не хватать!

Он снова окинул взглядом комнату, потом быстро развернулся и ушел.

Григорий знал, что Арсения убила она. Именно это он и пришел ей сказать. Он заставит ее ждать, гадая, когда же он отомстит – и как именно. Григорий никогда не торопился получить удовольствие – ни физическое, ни эмоциональное, Зоя хорошо это помнила. Он неторопливо смаковал каждое мгновение.

Она стояла в своей комнате, обхватив себя руками. Поругание Константинополя невозможно простить до тех пор, пока за это не будет заплачено. Она не могла позволить этим ранам зажить.

Среди тех, кто должен за все ответить, был Джулиано Дандоло, правнук страшного старика, возглавившего Крестовый поход.

Зоя подошла к окну и стала смотреть на восходящую луну, чей серебристый свет разливался в водах Золотого Рога. Женщина начала планировать, как уничтожит Григория. Ей будет очень жаль его убивать.